в чем дело, и все с интересом следили за попыткой Наумова. Под телогрейкой у меня было только казенное нательное белье – гимнастерку выдавали года два назад, и она давно истлела. Я оделся. – Выходи ты, – сказал Наумов, показывая пальцем на Гаркунова. Гаркунов снял телогрейку. Лицо его побелело. Под грязной нательной рубахой был надет шерстяной свитер – это была последняя передача от жены перед отправкой в дальнюю дорогу, и я знал, как берег его Гаркунов, стирая его в бане, суша на себе, ни на минуту не выпуская из своих рук, – фуфайку украли бы сейчас же товарищи. – Ну-ка, снимай, – сказал Наумов. Севочка одобрительно помахивал пальцем – шерстяные вещи ценились. Если отдать выстирать фуфаечку да выпарить из нее вшей, можно и самому носить – узор красивый. – Не сниму, – сказал Гаркунов хрипло. – Только с кожей...
|