Варлам Шаламов

Роман Сенчин

Возвращение Пугачева

Книга «Кто он, майор Пугачев?» вышла этой осенью крошечным тиражом — 300 экземпляров. И вряд ли эти экземпляры будут спешно раскуплены историками, почитателями Варлама Шаламова, попадут в библиотеки гуманитарных вузов; наверняка не узнает о новинке так называемый широкий читатель. Скорее всего, издание утонет в вале печатной продукции незамеченным. А книга важная.

Ее небольшой объем составляют рассказ Шаламова «Последний бой майора Пугачева», отрывок из шаламовкого очерка «Зеленый прокурор», а также две статьи — Елены Михайлик «Другой берег («Последний бой майора Пугачева»: проблема контекста)» и Валерия Есипова «Кто, он, майор Пугачев? (После фильма. Еще раз о художественных особенностях прозы В.Шаламова)».

С одной стороны, никаких сенсаций в книге нет, но есть главное — серьезный повод вернуться к одному из самых потрясающих, важных и спорных произведений Варлама Тихоновича. Тем более что рассказ «Последний бой майора Пугачева» явно обретает новую жизнь. Наверное, стоит добавить «к сожалению», так как подобная проза — не столько памятник, сколько предостережение.

О чем рассказ? Уверен, абсолютное большинство читателей этой заметки знают — рассказ о побеге группы бывших военных из колымского лагеря в конце 1940-х. О неудачном побеге. Никому из 7877 человек, с 1932 по 1956 год пытавшихся сбежать, сделать это не удалось. Лишь один, находясь в командировке в Якутске, добрался до Мариуполя, но быстро был пойман и возвращен на Колыму…

Группа майора Пугачева душит дежурных, разоружает охрану, переодевается в форму, завладевает оружием, грузовиком. Держит путь к ближайшему аэродрому. Но группу быстро блокируют и уничтожают. Майор Пугачев прячется в пещере и стреляется.

Майор Пугачев и его группа герои не только литературные, но и в «первоосновном понимании», как отмечено в предисловии «От издателя». Они попадают в лагерь и понимают — теперь уже цитата из рассказа Шаламова — что: «…их привели на смерть — сменить вот этих живых мертвецов. Привезли их осенью — глядя на зиму, никуда не побежишь, но летом — если не убежать вовсе, то умереть — свободными».

Все члены группы — люди непростые, способные. Недаром они очень быстро становятся кто культоргом, кто поваром, кто механиком, кто бригадиром. Просто так, без талантов, такие должности в лагере не получить. И в финале рассказа автор от лица майора Пугачева характеризует этих людей так: «…лучше всех, достойнее всех были его одиннадцать умерших товарищей. Никто из тех, других людей его жизни не перенес так много разочарований, обмана, лжи. И в этом северном аду они нашли в себе силы поверить в него, Пугачева, и протянуть руки к свободе. И в бою умереть. Да, это были лучшие люди его жизни».

Символичным кажется и число бежавших — двенадцать. Сакральное число…

Рассказ Шаламова имеет документальную основу — подобный вооруженный побег действительно был летом 1948 года. И это стало причиной того, что в ряде публикаций автора «Последнего боя…» обвинили в искажении исторической правды. По документам оказалось, что в действительности бежали не бывшие воины Красной Армии, побывавшие в немецком плену, а в основном бандеровцы и власовцы. И у обвинителей возникает возмущенное недоумение: кого же Шаламов делает героями?!

Варлам Шаламов не только прекрасный и, на мой взгляд, до сих пор по-настоящему не оцененный поэт, не только потрясающий прозаик, но и создатель, теоретик «новой прозы». В его наследии немало статей о «новой прозе». Вот, наверное, ключевая мысль тех статей: «Новая проза — само событие, бой, а не его описание. То есть — документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза, пережитая как документ… Современная новая проза может быть создана только людьми, знающими свой материал в совершенстве, для которых овладение материалом, его художественное преображение не являются чисто литературной задачей, а долгом, нравственным императивом… Новая проза отрицает принцип туризма. Писатель — не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни, участник и не в писательском обличье, не в писательской роли… Не проза документа, а проза, выстраданная как документ».

Почти вся проза Шаламова ведется от первого лица. Рассказчик предельно сближен с автором. Это многих приводит к уверенности, что они читают документальную прозу. Но — еще раз: «Не проза документа, а проза, выстраданная как документ».

В «Последнем бою майора Пугачева» мы вроде бы не видим рассказчика. А он есть. Именно рассказчик ведает нам эту почти мифическую историю. Вот как стилистически произведение начинается: «От начала и конца этих событий прошло, должно быть, много времени…» И далее: «В этой стране надежд (Крайний Север — Р.С.), а стало быть, стране слухов, догадок, предположений, гипотез любое событие обрастает легендой раньше, чем доклад-рапорт местного начальника об этом событии успевает доставить на высоких скоростях фельдъегерь в какие-нибудь “высшие сферы”».

И вполне возможно, а то и очевидно, что историю майора Пугачева передают друг другу зэки в одном из лагерей, соседних с тем, откуда был совершен побег. Так передавали из уст в уста когда-то предания, былины. И в этом случае майор Пугачев может быть совсем не Пугачевым и не майором (в очерке «Зеленый прокурор» это подполковник Яновский), и детали побега могут не соответствовать истине. Той документальной истине, которую ищут в рассказе Шаламова историки, некоторые литературоведы и часть въедливых простых читателей.

Но истина в рассказе есть: «если и умереть, то свободными». Очень опасная истина…

Рассказ был написан (или записан) в 1959 году. Я не нашел сведений, предлагал ли Шаламов его в редакции журналов. Думаю, именно этот рассказ предложить не решился. Одно дело писать о жертвах «культа личности» (а жертвы стали появляться в прозе задолго до публикации «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына), а другое — о тех, кто режиму, порожденному культом личности, противостоял. Причем вооруженно. Убивают советских солдат, хотят улететь куда-то (наверняка за границу СССР), и при этом они — «лучшие люди»… За этот рассказ Шаламова вновь могли отправить в лагерь…

Наверное, активное пропагандирование «Последнего боя…» небезопасно и нынче.

Елена Михайлик и Валерий Есипов (к слову, автор книги о Шаламове в серии «ЖЗЛ») полемизируют, во-первых, с историками и журналистами (с Игорем Пыхаловым, Александром Бирюковым), которые обличают автора рассказа в неточностях.

Шаламову предъявляют, например, такую деталь: один из персонажей рассказа, Солдатов (у его прототипа фамилия та же), взят живым. Его долго лечат, «чтобы расстрелять». Но, негодуют историки, реального Солдатова не расстреляли — смертная казнь в тот период была отменена, — он получил 25 лет и в 1957 году досрочно был освобожден. Неправда!

В шаламовском очерке «Зеленый прокурор» тоже есть Солдатов, и там он действительно получает 25 лет. Но очерк и рассказ – разные жанры литературы, чего не могут не знать критики Шаламова. К тому же в «Последнем бою…» год побега не указан. Это могла быть весна 1946 года или 1947-го… Указ об отмене смертной казни вышел в конце мая 1947-го.

Контрдоводы Михайлик и Есипова справедливы – нельзя уравнивать художественную прозу, пусть и формально предельно приближенную к документальной, к документальной литературе. (А делается это, скорее всего, не столько по ошибке, сколько по расчету — вот вывел, дескать, Шаламов в рассказе бандеровцев героями, и, значит, всё ясно с Шаламовым.) А во-вторых, противостоят тому, что из Варлама Тихоновича, в том числе и при помощи телесериалов, делают борца с советской властью, диссидента.

Действительно, одноименный с рассказом сериал имеет очень мало общего с прозой, а главное, с идеями Варлама Шаламова, да и многосерийный фильм «Завещание Ленина», вроде бы объективно иллюстрирующий биографию писателя, смещает акценты с первых же кадров: название мы видим на фоне заснеженного кладбища зэков. Зритель должен сразу почувствовать: так вот оно какое — завещание Ленина…

Варлам Шаламов вообще неудобная историческая фигура: до мозга костей советский человек, но при этом ненавидящий Сталина («Колымские рассказы» он называл «пощечинами сталинизму»); сын священника, упорно, до конца жизни утверждающий, что он «неверующий», «нехристианин»; патриот, посвятивший свою жизнь на свободе рассказу о бесчеловечности той системы, которая была построена в его родной стране в 30-е годы… Шаламова не получается заполучить ни одной из тех идеологических сил, что действовали и действуют в СССР — России.

Часто можно встретить упоминание, что Шаламов в юности был троцкистом. Это огромная натяжка, как и вообще этот термин, которым клеймили любых противников сталинской политики… Да, Шаламов участвовал в той знаменитой демонстрации левой «объединенной оппозиции» 7 ноября 1927 года, но в ней участвовали разные силы: кто-то поддерживал взгляды Троцкого, кто-то — Зиновьева и Каменева, кто-то — Смирнова и Сапронова, кто-то требовал возвращения ленинских норм. Всех их — десятки тысяч людей — вскоре назвали «троцкистами » и стали уничтожать. Шаламов оказался одним из очень немногих, кто выжил. Выжил чудом. И, оставшись сторонником левых идей, не мог не рассказать, что испытал, увидел со времени первого ареста в 1929 до отъезда с Колымы в 1953-м…

Замечу, что чохом объединять разные ветви оппозиции стало традицией. Так же все те силы, что выражали свой протест в 2011–2013 годах, — либералов, коммунистов, националистов, монархистов, — назвали оранжевой угрозой и придавили. Немалую часть отправили в места заключения.

Статистика показывает, что сегодня в тюрьмах и колониях содержится около 700 тысяч человек. Это огромное число. Немало там и подобных шаламовскому майору Пугачеву — прошедших войны, умеющих убивать. Вновь введены огромные сроки: 25 лет присуждают запросто. И вполне вероятно, мы в скором времени можем узнать о повторении сюжета «Последнего боя майора Пугачева» в реальной жизни. А детали — из кого состоит группа нынешнего Пугачева — не столь уж важны, как не столь уж важно, что это за пар сорвал крышку перекипающего котла. Рассказ Шаламова стоит помнить, держать в голове. Чтобы не очень удивиться возвращению Пугачева.

«Книжное обозрение», #18-19 (2420-2421)