Варлам Шаламов

Ирина Некрасова

Очереди из аспирантов, увы, не было…

Начало 90-х годов. Я – аспирантка Самарского государственного университета. Не юная: восьмой год преподаю в педуниверситете, у меня трое детей… В журнале «Знамя» (1989, №6) читаю «Из “Колымских рассказов”» неизвестного мне Варлама Шаламова. И… пропадаю. Советуюсь с моим научным руководителем Львом Адольфовичем Финком, который также прошел ГУЛАГ, о срочной смене объекта исследования и называю ему имя Шаламова. Профессор соглашается. «Это – настоящее!» – говорит он. Жадно слежу за последующими публикациями в журналах. Материала катастрофически мало.

В командировке в г.Горьком (тогда еще так назывался Нижний Новгород!) покупаю двухтомник в мягкой обложке: «Воскрешение лиственницы: рассказы в двух книгах» (М., Художественная литература, 1990). Там читаю: «Составление и подготовка текста И.Сиротинской». Понимаю, что мне просто необходимо связаться с этой женщиной. Но как? Посылаю письмо в издательство с просьбой помочь мне с координатами составителя двухтомника. Удивительно, но мне присылают ответ, что И.П.Сиротинская (именно так, без расшифровки имени и отчества, поэтому я в первом письме обратилась к ней «Ирина Петровна») работает заместителем директора ЦГАЛИ (тогда еще не РГАЛИ). Дальше – поиски адреса, сомнения, колебания… Природная деликатность долго не позволяет мне написать Ирине Павловне. Сейчас уже не помню, откуда, но я узнала, что у нее тоже трое детей. Мне – тридцать лет, и я отчего-то вообразила, что Ирина Павловна со мной примерно одного возраста. Это придало уверенность, и письмо на адрес Государственного Архива было написано. Содержание примерно такое: «Понимаю, что к Вам стоит очередь из желающих узнать больше о Варламе Шаламове. Я начала исследовать его прозу с целью написания диссертационной работы по литературоведению. Мне очень не хватает фактического материала. Подскажите, пожалуйста, где еще напечатаны его произведения, где можно узнать его биографию. И вообще, жив ли Варлам Тихонович?» Сейчас мне даже странно, что на тот момент я обладала минимумом информации о писателе. Я была просто заворожена теми немногими рассказами, которые смогла к 1990 г. прочитать.

Ирина Павловна ответила! Она пригласила меня приехать в ЦГАЛИ! Наша первая встреча незабываема для меня. Простота и искренность Ирины Павловны, ее неподдельная радость, что кто-то в тогда еще не развалившемся Советском Союзе хочет писать о Шаламове, меня обезоружили. Узнав об архиве В.Т., я робко спросила: «Наверное, к нему очередь?» И была обескуражена, узнав, что никакой очереди нет, я практически первая из отечественных литературоведов, и Ирина Павловна разрешает мне поработать практически со всем архивом. Исключение – несколько писем А.Солженицыну и Е.Гинзбург. Так началась моя настоящая научная работа. Так я познакомилась с Ириной Павловной. За чаем мы говорили с ней о жизни. Она очень обрадовалась, что у меня две дочери и один сын. «А у меня, – сказала гордо, – только мальчишки!»

У меня сохранились со времени работы с архивом В.Т. мои записи. Например, «вопросы к И.П.Сиротинской», «что держала в руках» (перечисляю личные фотографии, удостоверение №27 корреспондента журнала «Москва», трудовую книжку…).

После московских встреч было общение в Вологде на Шаламовских чтениях, это был 1994 год. Вновь масса потрясающих воспоминаний. Я приехала из Самары в Москву, а потом уже большой компанией мы отправились в Вологду вечерним поездом. Я была в купе с Ириной Павловной и Олегом Григорьевичем Чухонцевым, рядом ехал Марлен Михайлович Кораллов и Игорь Олегович Шайтанов. Мы болтали обо всем до ночи, и удивительно, что такие уважаемые, серьезные, взрослые люди заинтересованно и, что называется, без пафоса общались со мной, обыкновенной провинциальной аспиранткой.

В Вологде меня поселили в один номер с Татьяной Ивановной Исаевой – уникальным и очень интересным человеком. Именно тогда я познакомилась с Такаги Минако, с Мариной Вороно, с Валерием Васильевичем Есиповым…

Мы гуляли с Ириной Павловной вдвоем по Вологде: она сама вызвалась показать мне любимый ею город. Мы разговаривали – конечно, в основном она рассказывала мне о Варламе Тихоновиче, об их общении… О многом и очень искренне. Безумно жалею, что не записала тогда по свежим следам хотя бы контуры нашего разговора! Помню свой – как сейчас понимаю, бестактный – вопрос: «А Варлам Тихонович был гуманистом?» – и грустные глаза Ирины Павловны (в них читалось: ничего-то ты, девочка, не понимаешь!)

«Да что Вы, Ирина! Как он мог любить людей, когда ТАКОЕ про них узнал! Он разочаровался полностью в человеческой породе!» Это был момент истины для меня. Позже я прочитаю эти слова у самого Варлама Тихоновича. Но понять весь трагизм мировосприятия этого большого художника помогла мне именно Ирина Павловна.

А еще на прогулке я искала «домик, где резной палисад», а Ирина Павловна смеялась, что все, кто впервые в Вологде, этим занимаются. А резных деревянных заборчиков, как и наличников, почти не осталось.

А потом мы переписывались. У меня сохранились письма Ирины Павловны 1994, 1995 и 2004 годов ко мне. Приведу два.

«Дорогая Ирина!
Рада была получить Ваше письмо. С удовольствием прочту вашу диссертацию. Сразу делайте ее вариант для второго выпуска «Шаламовского сборника». Если говорить о классических жанрах, то это рассказ, новелла, очерк (видимо, Ирина Павловна отвечает на мои вопросы – И.Н.).
«Эпопея» – это не авторское определение. Кто сказал первым – не помню. Может быть, и я грешна.
«Антироман» – авторское определение, но, в сущности, не жанра, а идеи «Вишеры» – без вымысла, без сквозного сюжета и т.п.
Сборники он называл книгами. По сути – это именно автором составленные книги. Циклы, как мне кажется, представляют собой более тесную общность вещей.
«Господин Бержере» не опубликован.
До встречи! Рада буду Вас увидеть.
И.Сиротинская. 24.11.94»

Другое письмо:

«Дорогая Ирина Владимировна, с удовольствием прочитала Вашу работу, так тщательно выполненную и обобщающую огромный свод информации.
Немногие замечания.
Стр.1. Вы говорите о Солженицыне как родоначальнике лагерной прозы. М.б. упомянуть и о псевдолагерной прозе – Серебрякова, Шелест и т.п.
Стр.4 абз.3: единственным был СЛОН, а Вишера – его отделение, а в этой редакции можно понять, что В. – единственный.
Стр. 13. Есть и нотариальное завещание В.Т. в мою пользу.
Стр. 14 абз.3 – весь архив В.Т. был передан при жизни (подчеркнуто Ириной Павловной – И.Н.). Посещение (тут неразборчиво, все письма – от руки! – И.Н.) - в 1979 году перед переездом в интернат.
Стр.44 «вера в случайную удачу», вернее, использование случайной удачи – это уже один из принципов арестантской жизни, но не главный жизненный принцип В.Т. и тем более – не годится в нравственные фундаменты. Помните: «Удача – комок нарастающей боли…».
Стр. 99 Лунин, конечно же, не прямой потомок М.Лунина – у того не было детей. В.Т. сделал его прямым для своих целей.
Стр. 180 насчет самоценности жизни у В.Т. – это спорно. Помните, он говорит в Перчатке (именно так, без кавычек – И.Н.) Главный вывод – жизнь – не благо (пунктуация Ирины Павловны сохранена – И.Н.).
Вы, конечно, имеете право на собственные концепции, этого я не оспариваю. На В.Т., пользуясь его словами, можно построить сто концепций, и никому не будет тесно.
Посылаю также свой отзыв, дорогая Ирина Владимировна! Приезжайте, продолжайте работать над В.Т. Рада буду вас видеть. Всего доброго! И.Сиротинская.
01.02.95»

Удивительная щедрость, удивительная доброта. Уникальный человек, с которым мне посчастливилось общаться, – Ирина Павловна Сиротинская.

декабрь 2020