Сергей Соловьёв

Тонкая струя манипуляции

О фильме «Сентенция» Дмитрия Рудакова

Старик снимает пальто с молодого парня с импозантной небритостью, одетого в аккуратный костюм с галстуком. Старик трясущимися руками наощупь (он явно слеп) наливает этому парню похлебку, проливая часть мимо. Парень засовывает стоящему старику в рот ложку с какой-то съедобной жижей, которая стекает по лицу старика. Парень трижды бьет старика ремнем по обнаженной спине, а затем утаскивает его привязанным к стулу по коридору…

Это артхаусное кино, что нетрудно заметить уже из этого описания. И все бы ничего, если бы старик в фильме не именовался Варламом Тихоновичем Шаламовым. Описанные сцены — из фильма молодого режиссера Дмитрия Рудакова «Сентенция», в середине декабря 2020 года появившегося на экранах кинотеатров. В интервью режиссера на Colta.ru фильм назвали «маньеристским игровым кино», в анонсах на киносайтах он назывался «байопиком». К биографии Шаламова фильм имеет очень косвенное отношение, а вот маньеризма в нем действительно с избытком. Больше, чем чего-либо другого.

Небольшая справка. Варлам Тихонович Шаламов попал в дом престарелых в 1979 г. Он, судя по целому ряду воспоминаний, сам уже не мог себя обслуживать, был почти слеп, глух, его мучила какое-то неврологическое заболевание. В дом престарелых Шаламова устроил и перевез литератор Иван Степанович Исаев, муж Галины Александровны Воронской, старинной знакомой Шаламова еще по Колыме. В доме престарелых Шаламова навещали архивист И.П. Сиротинская, которой он завещал свой архив, скульптор и поэт Ф.Ф. Сучков, а затем это стали делать молодые диссиденты, среди них Елена Захарова (Хинкис), Владимир Рябоконь, Александр Морозов, который в 1981 г. опубликовал в тамиздатском «Вестнике Русского христианского движения» подборку стихотворений Шаламова, написанных, как он считал, в доме престарелых. В январе 1982 г. Шаламова, ранее признанного невменяемым, несмотря на наличие альтернативного заключения психиатра (Д.Ф. Лаврова), перевезли в психоневрологический интернат, где он, простуженный во время перевозки, и умер через два дня. Причины этого перевода до конца пока не ясны, хотя, очевидно, заграничные публикации и упоминания Шаламова, сыграли роль в том, что администрация дома престарелых решила избавиться от неудобного пациента.

Шаламов в доме престарелых говорил с трудом, поэтому многие стихи Морозов разобрал не до конца, и по публикации в «Вестнике РХД» может создаться впечатление неполной дееспособности их автора. Однако Ирина Сиротинская, которая также записывала стихи, разбирала речь Шаламова лучше, эти записи сохранились в ее архиве и опубликованы. И они совершенно четко демонстрируют вменяемость автора.

Собственно, именно Морозов стал прототипом главного героя фильма Рудакова — Анатолий слушает один из стихов Шаламова, записывает его, а также собирает втайне от КГБ вместе с молодым другом рукописи Шаламова для некой книги, которая рассеяна (?) по квартирам его знакомых, чтобы передать эту книгу за рубеж.

Но сюжет в фильме — совсем не главное. Главное — это настойчивая демонстрация физиологической немощи, слабости и умирания старика, которого в фильме зовут Шаламов. «Шаламов» в фильме — это просто имя. Это коммерческая заявка на успех: кто в просвещенной интеллектуальной среде, особенно не русскоязычной, не отнесется с вниманием к фильму, в котором показано, как система убивает человека, да еще такого, как Шаламова. Очень востребовано!

Такой зритель простит режиссеру отсутствие логических связок между фрагментами фильма: зачем в фильме два старика в доме престарелых, ведущие друг с другом бессмысленный диалог и кого-то ждущие (кого — мы так и не узнаем — кафкианский штамп), зачем показана ловля и помещение уссурийского тигра в московский зоопарк, зачем лирическая сцена между помощником главного героя и девушкой (романтический штамп — чтобы оттенить тлен и физиологию умирания), у которой в запертой шкатулке нашлись фотографии с Шаламовым и почему-то ветка стланика (в связи с которой герой Анатолий скучно пересказывает сюжет нескольких рассказов Шаламова с упоминанием стланика), почему «Шаламов» в фильме спрашивает у пришедших показать готовые материалы для книги — «где деньги»?

Стоп. Этот вопрос — из воспоминаний Ирины Павловны Сиротинской. Когда она принесла Шаламову весть о том, что он награжден французской премией Свободы, он прокричал: «Где деньги?» Ведь премия — это деньги… От своих заграничных публикаций, как известно, Шаламов ничего не получил, а они начались еще в 1966 г., в 1967 г. вышла книга на немецком (с перевранным именем автора на обложке: «Рассказы заключенного ШалаНова»), первое издание «Колымских рассказов» на русском под редакцией М. Геллера 1978 г. также не принесло Шаламову ничего. И дело не в корыстолюбии настоящего, не киношного Шаламова. Деньги — это возможность сохранения достоинства.

Варлам Тихонович Шаламов после лагеря очень трепетно относился к своему чувству достоинства. А.К. Симонов рассказывал, как в день похорон И.Г. Эренбурга они стояли в очереди на вход в Центральный дом литераторов. К Шаламову прикоснулся останавливающим жестом милиционер — охранник у специального входа для литераторов. «Варлам Тихонович словно изломился, избегая этого прикосновения», и ушел. В этом эпизоде очень хорошо видна именно забота Шаламова о достоинстве.

Одни из самых запоминающихся рассказов Шаламова — те, где показано сопротивление человека лагерной системе, где речь идет о сохранении достоинства несмотря ни на что, подчас ценой самой жизни. Таковы рассказы «Последний бой майора Пугачева» и «Житие инженера Кипреева».

Но фильме Шаламову суют склизкую жижу в рот, заставляют снимать пальто с молодого человека, видимо, олицетворяющего всесильную Систему, и бьют бессильного старика ремнем по обнаженной спине. Более того, в начале, после насильственного кормления, «Шаламову» импозантный молодой человек ставит условие: «Ни слова больше!», и жалкий старик сбивчиво повторяет за ним это условие, видимо, за несоблюдение которого (стихи диктовал!) в конце фильма тот же парень изобьет старика и утащит в никуда. Шаламову — условие! Шаламов — жалко лепечущий! Да Шаламов даже в том состоянии, в котором он находился в 1979 году послал бы куда подальше таких надсмотрщиков — о его резкости говорят все мемуаристы. Однако реальный Шаламов режиссеру совершенно не интересен.

Это всё — манипуляция. «Шаламов» в фильме показан уничтоженным, раздавленным стариком, который должен вызывать жалость у зрителя и способствовать получению премий на фестивалях.

Этому же должна способствовать и общая атмосфера тлена и разложения: даже у девушки, к которой заходят герой Анатолий с молодым другом за рукописями Шаламова, в гостиной стоит гроб, а кухонная плита без ручек…

Режиссер в разговоре со зрителями, который прошел в кинотеатре «Иллюзион» 23 декабря, продемонстрировал очень поверхностное знакомство с прозой Шаламова и его биографией — и очень странное их понимание. Оказывается, он не знал, что стихи «Колымских тетрадей» давным-давно опубликованы (а вовсе не в 2020 г. в двухтомнике из серии «Библиотека поэта», как он думал), он увидел в «Колымских рассказах» повествование о попытке суицида автора (которого там нет), более того, он предположил, что в рассказе «Сентенция» герою даже уже «нравилась эта [лагерная. — C.C.] жизнь»! Как же нужно прочитать «Колымские рассказы», где показано уничтожение самой человечности в человеке, где Шаламов писал, что последнее чувство, остающееся у жертвы голода, холода и побоев — это злоба, — чтобы предположить, что ему или его героям может «нравиться» лагерь! Может ли режиссер, не понимающий смысла «Колымских рассказов», снять достоверный — не фактически, а художественно достоверный фильм о Шаламове? — Риторический вопрос.

Но дело даже не в том, что режиссер не знает деталей биографии Шаламова и крайне поверхностно знаком с его творчеством. Дело именно в манипуляции. «Шаламов» должен произнести в фильме что-то лагерное: и он говорит «обосрались жидкой струей» после… попытки умереть в процессе чтения стихов, после чего герой Анатолий делает ему искусственное дыхание, «Шаламов» оживает, и — выругавшись — продолжает диктовать. Причем произносит эту фразу «Шаламов» не сбивчиво и с трудом (как диктуемые стихи), а вполне гладко и четко.

Деталь: в фильме Шаламов диктует Анатолию (прототипом которого является, по словам самого автора, Александр Морозов) стихотворение:

Но это стихотворение было продиктовано не Морозову, а И.П. Сиротинской. Однако Сиротинской в фильме нет. Между тем именно она сохранила архив Шаламова, именно благодаря ее деятельности советский и российский читатель прочел «Колымские рассказы» в авторской редакции и задуманном автором порядке рассказов (что для Шаламова было принципиально важно), а не в отредактированном и перемешанном виде, в котором рассказы появлялись в «Новом журнале» и в издании 1978 г. Сам сюжет фильма посвящен тому, как герой Анатолий собирает книгу Шаламова по его знакомым, хотя шаламовские рассказы в это самое время лежали на хранении в ЦГАЛИ. И еще о сюжете. «Шаламова» в дом престарелых привозит парень-«агент системы». Но на самом деле его туда привез, как было сказано выше, его знакомый по Колыме И.С. Исаев, придя по помощь в тяжелой ситуации. Очень симптоматичное передергивание, которое задает тон всему последующему.

Художник имеет право на обобщение и вымысел? — Безусловно. Но дело в том, что в фильме факты приносятся в жертву крайне примитивной концепции, в которой «Шаламов» должен быть лишен субъектности, стать абстрактной жертвой. Мы видим четко рассчитанную модель, в которой имя Шаламова нужно только ради привлечения внимания.

Фрагменты фильма не связываются в единое целое? Гротеск, метафора? — Быть может, но зритель не понимает, зачем эти фрагменты слепляются без логики и связи, и ему остается только поверить, что в этом есть какой-то потаенный смысл и художественный замысел. А поверить помогает имя Шаламова, именно оно скрепляет всю эту поделку воедино, вынь имя — не образ, а само имя! — и поделка разваливается в скучное затянутое действо.

Варлам Шаламов в одном из своих литературных манифестов написал: «Фраза должна быть короткой, как пощечина». Краткость, емкость, максимальная концентрация смысла в тексте — один из главных принципов «Колымских рассказов», которые автор называл в том числе «пощечиной сталинизму». А на экране мы видим крайне затянутое расползающееся зрелище, именно на эстетическом уровне прямо противоположное поэтике прозы «Колымских рассказов» и стихов Шаламова.

Важно ли это несовпадение? По-моему, крайне важно. Что поймет из этого фильма человек, не читавший прозы и стихов Шаламова об их авторе? Скорее всего, ничего не поймет и вряд ли захочет понимать.

Лучшее, что есть в фильме — песня на стихи Шаламова. Но эту песню трудно поставить в заслугу режиссеру.

Очередная попытка снять фильм по Шаламову или о Шаламове закончилась полным провалом. Остается только надеяться, что появятся режиссеры, способные снять более умное и честное кино об авторе гениальных «Колымских рассказов».

Автор благодарит Марианну Арманд, Анну Гаврилову, Ирину Галкову, Валерия Есипова, Дмитрия Субботина, Ксению Филимонову, поделившихся своими впечатлениями о фильме. Разумеется, точка зрения, высказанная в рецензии, принадлежит только ее автору.

В сокращенном и измененном виде статья была опубликована на сайте Colta.ru под названием «Сентенция о “Сентенции”».

The copyright to the contents of this site is held either by shalamov.ru or by the individual authors, and none of the material may be used elsewhere without written permission. The copyright to Shalamov’s work is held by Alexander Rigosik. For all enquiries, please contact ed@shlamov.ru.