Анна Гунин

Подходы к переводу «Колымских рассказов» Варлама Шаламова

Перед переводчиком всегда стоит дилемма: сохранить все тонкости оригинала или адаптировать текст для иноязычных читателей? Как переводить: вольно или близко к тексту? Передавать все подробности или всего лишь суть рассказа?

Данный доклад рассматривает специфику формы и содержания «Колымских рассказов» и отстаивает позицию, согласно которой их уникальные структура, язык и реалии существенно необходимы для понимания заложенного смысла. В силу этого критически важно сохранить как мелкие подробности, так и структурную организацию всех рассказов.

Прежде чем взяться за литературный перевод, переводчику необходимо решить один важный вопрос. А именно — осознать для себя самого: зачем он делает этот перевод, какова необходимость в нем? Какую пользу это принесет читателям, входящим в мир другого народа, другой ментальности?

Зачем англоязычному читателю нужен перевод «Колымских рассказов»? Отвечая на этот вопрос, переводчик начинает осознавать, какие цели он должен поставить перед собой, чего он хочет добиться.

Обсуждая этот вопрос, уместно вспомнить слова переводчика Роберта Чандлера:

«Многие люди, как ни странно, придерживаются категоричных взглядов относительно перевода… На мой взгляд, перевод является не чем иным, как искусством, а искусство просто не может иметь категоричных и универсальных правил»[1].

Тем не менее любой переводчик должен иметь /337/ общую философию перевода и четкое понимание цели в каждом переводческом проекте.

Приоритеты при переводе «Колымских рассказов» выстроены мною следующим образом.

Реальность. Варлам Тихонович Шаламов подробно запечатлел в «Колымских рассказах» целый мир. Мир ГУЛАГа. Мир, который тотально отличается от мира его современников на свободе, мир иной, совершенно чуждый. Во вступительном рассказе «По снегу» Варлам Тихонович использует метафору, в которой читатель представляется в качестве путешественника, отправляющегося в неизведанное по протоптанной автором дороге. Автор приводит нас в другую реальность, которой читатель никогда не был причастен. Для создания этого чуждого мира Шаламов наполняет рассказы специфическими элементами, присущими ГУЛАГу, его быту — от физических предметов до блатного жаргона. Если переводчик примет решение пропустить, или сократить, или адаптировать уникальную специфику колымского мира, то такой подход нивелирует детали и в конечном итоге исказит воздействие «Колымских рассказов» на читателя.

Таким образом, для переводчика критически необходимо беречь атмосферу иного, которая является ключевым компонентом этой книги. Переводчик должен сохранить специфический язык заключенных, чуждый даже русскому слуху вне ГУЛАГа. Переводчик также должен сохранить звуки и ритмы шаламовского языка, которые играют свою, весьма важную роль в создании всей атмосферы рассказов.

Безусловно, можно сказать, что перевод как таковой подвержен влияниям моды. Некогда был принят менее строгий перевод, передающий общую атмосферу, адаптированный. Сейчас же подход изменился в сторону более детальной, более аутентичной передачи реальности, созданной автором. Именно такой подход, как никакой другой, позволяет целиком передать богатую, уникальную специфику шаламовского мира.

Эффект. В отношении воздействия на читателя ключевую роль играет «единство эффекта» — согласно теории Эдгара Алана По, оказавшей на меня большое влияние:

«Единство эффекта или впечатления есть пункт величайшей важности <…> Умелый художник построил рассказ. Если он понимает дело, он не станет ломать голову над прилаживанием изображаемых событий, но тщательно обдумав один центральный эффект, изобретает затем такие события или комбинирует такие эпизоды, которые лучше всего могут содействовать выявлению этого заранее обдуманного эффекта».

Это видение полностью совпадает с пониманием Шаламова: /338/

«Все рассказы имеют единый музыкальный строй, известный автору <…> Композиционная цельность — немалое качество “Колымских рассказов”. В этом сборнике можно заменить и переставить лишь некоторые рассказы, а главные, опорные, должны стоять на своих местах. Все, кто читал “Колымские рассказы” как целую книгу, а не отдельными рассказами, — отметили большое, сильнейшее впечатление. Это говорят все читатели. Объясняется это неслучайностью отбора, тщательным вниманием к композиции» [5; 153].

Соответственно, переводчик тоже должен глубоко размышлять над тем эффектом, который оказывают на читателя как слова, так и сама структура, задуманная автором. И задача переводчика заключается в том, что он должен создать эффект, аналогичный оригинальному авторскому, но для других, иноязычных читателей. Эмоциональное воздействие, общее впечатление от произведения должно быть весьма приближено для иноязычного читателя к тому, что испытывает читатель русского оригинала.

Искренность. Шаламов утверждал:

«Все, кто пишет стихи, знают, что первый вариант — самый искренний, самый непосредственный, подчиненный торопливости высказать самое главное. Последующая отделка — правка (в разных значениях) — это контроль, насилие мысли над чувством, вмешательство мысли» [5, 155].

Искренность и спонтанность в языке и содержании «Колымских рассказов» производят значительный эффект на читателя. Чтобы их удачно перевести на другой язык, необходимо сохранить это чувство искренности и спонтанности и сохранить те варианты, которые не подверглись «вмешательству мысли». Учитывая вышеупомянутый подход Шаламова, переводчик не имеет права переделывать текст, очищать от повторений, даже от ошибок. Автор пишет:

«Говорят, объявление лучше запоминается, если в нем есть орфографическая ошибка <…> Все повторения, все обмолвки, в которых меня упрекали читатели, — сделаны мной не случайно, не по небрежности, не по торопливости» [5; 155].

Переводчик в первую очередь является читателем и толкователем переводимого им текста. Нам, переводчикам, надо интерпретировать смысл «Колымских рассказов», их общий эффект, заложенное послание. Учитывая вышеупомянутые слова Варлама Тихоновича, мы начинаем видеть, какие творческие, авторские ценности несут «Колымские рассказы». Первый вариант рассказов написан спонтанно, импульсивно, чувством; даже когда Шаламов узнал об ошибке в числе, он решил оставить ее. Сюжетная линия «Колымских рассказов» движется то вперед, то назад, повторения резонируют друг с другом, создается сложная, фрагментированная, мозаичная структура. В переводе переводчик должен добиться именно такого эффекта, /339/ поэтому весьма важно сохранить и повторения, и ошибки, и атмосферу раздробленной реальности.

«Читать случайно выбранные отдельные рассказы — значит разрушать шаламовскую концепцию о тщательно продуманном архитектоническом целом»,[2] — полагает Майкл Мейер Брюер. И далее: «Сама работа, читаемая в оригинальном авторском расположении рассказов, обнаруживает все богатство и сложную переплетающуюся структуру». Если переводчик будет действовать как редактор, включать одни рассказы и пропускать по своему усмотрению другие, он будет сильно искажать заложенный смысл и эффект всей эпопеи.

Немало литературоведов отметили, что структура «Колымских рассказов» оказывает на читателя весьма изощренное воздействие. Сара Янг пишет:

«Переводя некоторые из его более “ординарных” рассказов — те, которые не отмечены экстремальным насилием и жестокостью или глубоким моральным падением, — я открыла для себя наличие в книге двух различных перспектив. В рассказах, содержащих насилие, отражающее ужас Колымы, в основном наличествует узкий специфический взгляд как во времени — в них нет ни прошлого ни будущего, только настоящий момент насилия, который разбивает в дребезги все остальное, — так и в пространстве — нет ничего вне непосредственного поля зрения; материк вполне мог бы не существовать, не говоря уже об остальном мире. Но в “ординарных” рассказах, хотя с первого взгляда можно подумать, что они более ограничены в своих рамках из-за подчеркивания повседневного бытия, обыденное содержание в самом деле создает связь с внешним миром и со временем, которую невозможно обнаружить в других рассказах. Таким парадоксальным образом именно через эти рассказы автор вводит более широкую перспективу, приспосабливая создаваемое пространство для размышления о целом»[3].

Как отметил Брюер, «рассказы находятся в диалоге друг с другом». Книга основана на полифонизме, нет ничего фиксированного, авторский голос не является монологическим, поучительным, как можно было бы подумать, читая отдельные рассказы. Скорее, книга основана на переплетении меняющихся голосов, подробностей, посланий. Создается такая картина, /340/ в которой все постоянно подвергается сомнению. Если учитывать все эти аспекты и внутренние взаимосвязи между рассказами, то становится ясно, что переводчик не имеет права манипулировать авторским текстом по своему усмотрению.

На конференции «Судьба и творчество Варлама Шаламова в контексте мировой литературы и советской истории», прошедшей в 2011 году, переводчик Джон Глэд выразил мнение, что литературный перевод подразумевает радикальную хирургию переводимого текста. Но я считаю, что в специфическом контексте «Колымских рассказов» уместна совершенно другая метафора: литературный переводчик выступает в качестве ткача. Его задача — воссоздать все нити и переплетения оригинала.

Таким образом, я определила свое понимание целей переводчика «Колымских рассказов». А сейчас обратим внимание на вопрос: зачем нужно перевести «Колымские рассказы» для англоязычных читателей? Варлам Шаламов характеризовал свою книгу следующим образом: «Я пишу о лагере не больше, чем Экзюпери о небе или Мелвилл о море. Мои рассказы — это, в сущности, советы человеку, как держать себя в толпе». «Колымские рассказы» являются работой более глубокой и актуальной, нежели исторический документ. Это работа о состоянии человеческой души в экстремальных условиях. Данная тема найдет отклик у англоязычных читателей XXI века, ведь человеческая душа, ее состояния актуальны всегда, вне зависимости от времени и пространства. Сами эффект и послание «Колымских рассказов» являются достаточно сильными и вечными, чтобы дотронуться до сокровенных глубин.

Важным аспектом моей философии перевода в целом является понятие холистического подхода к тексту. Переводчику необходимо постоянно держать в поле зрения то, что находится за текстом: всеобщий эффект всех слов, всего произведения, его художественную концепцию. Только в таком случае переводчик сможет найти правильный подход к переводу текста. Применив этот принцип к «Колымским рассказам», можно выделить ключевую динамику, основное взаимодействие, которое и определяет весь эффект, производимый на читателя. Весьма успешно, я считаю, это выразил переводчик Роберт Чандлер:

«Читатель, знакомый только лишь с некоторыми рассказами, может вполне представить, что “Колымские рассказы” представляют собой просто-напросто фактическое изложение опыта Шаламова. События, описываемые в каждом отдельном рассказе, предстают абсолютно реальными. Только когда мы читаем дальше, стараясь понять весь смысл этого эпического цикла, мы начинаем осознавать, что мы никогда не сможем понять здесь истину; мы начинаем наконец чувствовать ужасающую нереальность выживших /341/ жертв лагерей. Меняющие друг друга рассказчики разделяют одинаковые судьбы, истории их переплетаются невозможным образом, и время застывает. Этот сплав реализма и сюрреализма придает “Колымским рассказам” удивительную силу»[4].

The copyright to the contents of this site is held either by shalamov.ru or by the individual authors, and none of the material may be used elsewhere without written permission. The copyright to Shalamov’s work is held by Alexander Rigosik. For all enquiries, please contact ed@shlamov.ru.