Ольга Ключарёва

Мисима и Шаламов: «красивый вариант» трактовки

Не так давно моё внимание привлекла публикация на сайте Общества «Россия-Япония» под названием «Мисима и Шаламов» филолога Александра Чанцева[1]. Поскольку я с некоторых пор с огромным удовольствием общаюсь и взаимодействую с группой энтузиастов — исследователей наследия и творчества Варлама Тихоновича Шаламова, а среди моих новых друзей из этой группы с особенной радостью и почтением нахожу отклик на свои нехитрые мысли, — этим текстом я заинтересовалась. Была и ещё одна причина. Несколько лет назад я довольно скрупулёзно изучала и творчество, и жизнь, личностные особенности, и, конечно, пути и причины трагического кровавого финала неординарного японского литератора и деятеля Юкио Мисимы. Что же касается Варлама Шаламова, то, убеждена, он является одним из немногих авторов, которые будут необходимы в самые разные последующие эпохи и которого необходимо перечитывать и переосмысливать — ибо ярлыков, при всём желании и как бы кому этого ни хотелось, приклеить к нему нельзя, а его «неудобность» для присвоения и окончательных формулировок и сегодня, и завтра, и ещё очень долго будет предметом дискуссий и удивления, даже растерянности.

Так вот, возвращаясь к тексту Александра Чанцева. Прежде всего, меня задел и, не скрою, неприятно удивил и резанул тот факт, что автор, вскользь замечая, что некие «графологи», мол, в точности, наконец, определили, что в карандашной шаламовской записи фигурирует фамилия именно Мисимы, к сожалению, так и не счёл необходимым нигде в своём тексте сказать ни кто же эти самые «графологи», ни откуда в его статье возник сам этот источник. Увлёкшись своим собственным повествованием об «интересном факте», а далее — о возможных, по его мнению, путях сходства и пересечения художественного мышления Шаламова и Мисимы, автор ушёл далеко, да так и не вернулся...

Учитывая тот факт, что сегодня у нас, похоже, совсем отсутствует такое понятие как этика, означенное выше неудивительно. Удивительно, скорее, другое. Сегодня действительно можно выдать что угодно за что угодно. А именно — достаточно сильно притянутое собственное измышление — за красивый и даже удобоваримый для публикации на сайте Общества «Россия-Япония» текст.

К сути. Действительно, Шаламов не просто упоминает Юкио Мисиму в своих заметках, но ставит ему некий плюс. Плюс — рядом с именами тех, кого он числит «новыми левыми». Не стану повторяться и переадресую заинтересованных читателей к материалу В.В. Есипова, в котором он совершенно точно разбирает ситуацию и справедливо утверждает, что фактически никаким «левым» Юкио Мисима не был и быть не мог. Шаламов этого не знал и, скорее, интуитивно, нежели руководствуясь какими-либо подтвержденными фактами, поставил плюс Мисиме как «левому». Совершенно очевидно, что Варлама Тихоновича впечатлил, в первую очередь, именно поступок писателя с оружием: 25 ноября 1970 года, после неудачной попытки совершения переворота на военной базе, Мисима совершает сэппуку (харакири). О том, что и никакого на самом деле переворота всё равно бы не произошло, о том, что мисимовское «Общество щита» сразу после самоубийства вождя распалось и о том, что всё это был трагический, кровавый и смелый, но всё же не более, чем финал тщательно подготавливаемого годами спектакля, сообщить нужно. Но Шаламов всего этого, по объективным причинам, знать не мог. Потому самое главное — «Мисиму можно уважать. Это аргумент, характер»! Вот что на первом плане идёт по мысли Шаламова. А дальше, в дальнейшем развитии своей мысли, он ошибается. Просто не имея достаточного объёма сведений и руководствуясь лишь текстом статьи «Конец самурая» в «Литературной газете» 9 декабря 1970 года[2].

Хорошо. Внимание Варлама Тихоновича, как человека по своей сути и характеру сильного и принципиального, безоглядного в том, что он решал и делал, привлёк поступок. Однако для того, чтобы ваша статья состоялась, необходимо привлечь и красивую трактовку некоего сходства творческого мышления и методов двух людей. Собственно, дальше, после того как всё выяснено с «графологами» (заметим, что «графологи» — это В.В. Есипов и хранитель наследия В.Т. Шаламова И.П. Сиротинская), Александр Чанцев приступает к развитию этой своей красивой идеи. Я предоставляю читателю самому разобраться и занять собственную позицию и опущу разбор (напоминаю, все материалы — в конце этой страницы).

Мисима и Шаламов — не просто разные авторы и разные люди. Их полюса настолько противоположны, что если бы даже каким-то чудом эти авторы прочли бы произведения друг друга, то, уверена, лишь подивились бы друг другу, но в точности бы высмеяли все попытки хоть как-то их объединить и скрестить.

Мисима всей своей жизнью, всеми своими граничащими с перформансом поступками и действиями, доказывал, что один человек может целиком и полностью выстроить эту жизнь как спектакль. Эта известная приподнятость над действительностью и бытом, эти своеобразные подмостки он строил, тщательно подбирая доски и гвозди, в течение практически всего своего земного срока. Он вступал в дружеские и глубочайшие в творческом плане связи с выдающимися деятелями своего времени (его ближайшим другом был, несмотря на всю разницу методов, Кавабата Ясунари), но одновременно легко управлял, жонглировал своими связями на уровне эротическом — то уходя, то возвращаясь к тому и к другому, одинаково увлекаясь и одинаково затем отталкивая. Его жена была крайне удивлена факту, что Мисима имел в своём арсенале нескольких близких и верных любовников-мужчин. И при всём том, что жизнь, судьба и финал Мисимы крайне неординарны, — это имело исток всё-таки жизни без особых лишений. Лишения культивировались и служили базисом к перформансу. Не более.

Литературный язык Мисимы, всё многообразие которого, мы, к сожалению, несмотря на самоотверженно проделанную Борисом Акуниным-Чхартишвили работу, оценить всё-таки в полной мере не можем, — это абсолютно новаторское в японской литературе явление. В самой Японии поклонников Мисимы сравнительно мало. Японцам его язык кажется тяжеловесным и надуманным, искусственно и нарочито насаждающимся. Да так оно отчасти и есть. Дело не совсем в этом. А в том — и в главном — что Мисима — это чистейшая игра в язык, в литературу, хотя он почти в каждом своём романе и даже в пьесах привносит частичку самого себя. Человека, который имел возможность выбора и выстроил себя по идеальному для себя образу.

Варлам Тихонович Шаламов тоже очень хотел в своей жизни выбора. Он тоже был талантлив и силён настолько, чтобы пойти избранной для себя дорогой. Жизнь распорядилась совершенно иначе. И там, где Мисима, за отсутствием страданий, эти страдания искусственно создаёт — Шаламову ничего создавать и надумывать не пришлось. При всем своеобразии поэтики своих произведений он опирался на почву глубоко реальную. И личную, конечно. Мисима свою собственную катастрофу срежиссировал и сыграл, Шаламов свою собственную — пережил, но имел мужество дожить до самого дна этой катастрофы. Мисима, всё, как казалось, написав (да так оно и было), разрезал себе живот и умер в невероятных мучениях (да ещё его молодой сподвижник и любовник никак не мог попасть правильно по шее мечом), что является поступком, «аргументом, характером», но однако потрясло до глубины души именно своей неверностью. «Так было нельзя!», — будто слышим мы то, что мог сказать Кавабата Ясунари, скончавшийся при невыясненных до конца обстоятельствах вскоре после своего ближайшего друга. «Так было нужно и правильно!», — говорим мы, когда размышляем о Шаламове и его жизни. О том, что он и смог сохранить себя в чудовищных условиях лагеря, и вынести себя и свою мысль из этого ада, и совершить литературный и человеческий подвиг, создав вещи такого масштаба, что предстоит ещё долго разгадывать. Штука в том, что всё кажется так просто, ясно и документально в произведениях Шаламова... Если бы...

Александр Чанцев говорит о частотности возникновения суицидальной темы в «Колымских рассказах», что прослеживается и во многих произведениях Мисимы. И берёт несколько подтверждающих эпизодов. Совершенно не учитывая тот факт, что у Шаламова и у Мисимы нет никакой общей, объединяющей подоплёки в том, что касается суицида — слишком различен исходный материал, ситуация, где оказались герои, слишком различен материал их жизни в нюансах, в обстоятельствах.

«Герои Шаламова готовы пожертвовать жизнью ради своих принципов — можно вспомнить хотя бы арестанта, что не отдаст блатарям свой свитер, напоминание о доме (“только с кожей”), за что будет тут же зарезан. Шаламовский герой может на очень многое пойти ради спасения своей жизни, большинство моральных законов “на Севере” просто не действуют, но — он не хочет терять честь и принуждать других людей, что подчеркивает несколько раз. Поэтому он сделает все, чтобы “умирающие товарищи не бросали на него предсмертные проклятия”. Ровно из-за этого же кончает с собой лейтенант и его жена в “Патриотизме” (фильм Ю. Мисимы — О.К.) — из чувства солидарности с убитыми товарищами, участниками восстания. “Смерть не настолько хуже, чем жизнь”», — пишет Чанцев.

И мне кажется, даже ему самому не до конца ясно, что же он имел в виду, когда говорил, что у заключённого и у лейтенанта и его жены были сходные мотивы согласия на смерть... Если как следует вдуматься — это действительно странно. Но ведь красиво!

Вообще, если говорить о смерти или суициде, то Мисима гораздо ярче, нежели Шаламов, вычерчивает сей аспект. У Шаламова это вообще не идея. Потому что смерть и умирание в его вещах и вообще — во всём, что можно назвать его миром как автора, есть почти никогда не уходящее. Как правило, это молчаливое избавление от этой жизни или столь же молчаливая жертва собой. Без всякого театрализованного (как у Мисимы) обрамления. «Чтобы кровь была настоящей, безымянной»…Ещё одна великая загадка Шаламова, ещё одна невероятная его высота.

Исходные материалы:

Сайт Общества «Россия-Япония», текст Александра Чанцева.

Сайт Shalamov.ru, статья В.В. Есипова «Максимов, Мисима, Бжезинский и другие (по следам одной загадочной записи Шаламова)».

Ольга Ключарева, текст о Юкио Мисиме и его жизненном пути.

Видеоматериалы:

Интервью Мисимы для телевидения, 1969 год. О взглядах, милитаризме и т.д. На английском языке.

Интервью Мисимы для телеканала NHK (1966 год) об отношении к смерти, о конце Второй мировой войны. Интервью — по факту выхода фильма «Патриотизм».

Мисима и Кавабата Ясунари, беседа (на японском языке).

The copyright to the contents of this site is held either by shalamov.ru or by the individual authors, and none of the material may be used elsewhere without written permission. The copyright to Shalamov’s work is held by Alexander Rigosik. For all enquiries, please contact ed@shlamov.ru.