Секции, посвященные В.Т. Шаламову прошли в рамках конференции Американской ассоциации преподавателей славянских и восточноевропейских языков (AATSEEL) в Бостоне 3-6 января 2013 г.

Секции организовали Лора Клайн (Вейнский университет, США) и Джозефина Лундблад (Калифорнийский университет в Беркли, США). С докладами выступили также Елена Юрьевна Михайлик (Университет Нового Южного Уэльса, Австралия), Ирина Владимировна Некрасова (Поволжская государственная социально-гуманитарная академия, Самара), Анна Петровна Гаврилова (Российский университет дружбы народов, Shalamov.ru, Москва), дискуссию вели Росен Джагалов (Йельский университет, США) и Вал Винокур (Принстонский университет, США).

В докладе Елены Юрьевны Михайлик («“Афинские ночи” как физиологическая потребность») рассматривается, как поэтика и риторика «Колымских рассказов» отражает понимание Шаламовым культуры.

Мир «Колымских рассказов» представляется замкнутой вселенной, не нуждающейся ни в авторе, ни в боге, подобно механистической картине мира восемнадцатого века. При этом в рассказах проскакивают слова и имена, которые неожиданно расширяют временной охват цикла, не сводя его ко времени, контексту и опыту предполагаемой читательской аудитории «Колымских рассказов» – аудитории конца 50-х – 1-й пол. 70-х гг. Как отмечает Е.Ю. Михайлик, «этот опыт и контекст были разными – обнаружься словосочетание “Афинские ночи” в рассказе 1954 года, оно бы не вызвало вопросов: еще живо было, пусть и очень поредевшее, поколение, для которого это выражение было частью их багажа. Однако в 1974 это уже не так».

Е.Ю. Михайлик обращается к рассказу «Сентенция», в котором возвращение человека к жизни, его выход из не-человеческого состояния символизирует латинское слово «сентенция». В рассказе «Афинские ночи» показан ещё один пример такого перехода из одного состояния в другое, качественно отличное. В нём рассказчик — зека, ставший фельдшером, — находится в редкой для «Колымских рассказов» ситуации: он уверен, что жив сейчас и проживёт ещё по крайней мере до конца рассказа. Рассказчик, все существо которого уже не занято непосредственно выживанием, квалифицирует общее состояние лагерных дел по Томасу Мору, говоря о четырёх потребностях человека и судьбе этих потребностей в лагере, и сам выводит пятую потребность — в стихах. Эта потребность появляется у тех, кто отошел от грани умирания. В перевязочном отделении читают стихи — Пастернака, Анненского, Хлебникова, Северянина, Каменского, Белого, Тихонова, Ходасевича, — руководствуясь исключительно личным пристрастием, что является неслыханной роскошью в лагере.

Появление в «Колымских рассказах» имён поэтов ни в коем случае не случайно. Любое культурное понятие, что было отмечено уже не раз, и в том числе Еленой Михайлик [1], возникает в «Колымских рассказах» только для того, чтобы быть уничтоженным. «Лагерь поглощает всё куда надёжнее времени: врач не способен вспомнить, был ли он врачом, верующий забывает имя апостола, классические сюжеты — от “Пиковой дамы” до “Сирано де Бержерака” оборачиваются тошнотворным блатным гиньолем, — нетленны только мертвецы вечной мерзлоты, всё остальное разваливается». Символом же возрождения к жизни в «Колымских рассказах» становится латинское слово «сентенция». К человеку возвращается всё: от восприятии цвета и тепла до возвращения коллективной памяти — языка и истории. В рамках рассказа происходит своего рода мини-эволюция. Е.Ю. Михайлик отмечает, что в отличие от библейской истории творения слово звучит не в начале, а в самом конце.

«Внешнее противоречие между представлением о культуре, как о чём-то бесконечно хрупком, неспособном существовать при температуре ниже минус сорока, и одновременно верном признаке возвращения в люди исчезнет, если предположить, что для Шаламова культура — это не бессмертная платоновская ценность и, конечно, не способ защиты от внешнего зла, а органически присущая человеку физиологическая потребность организма, возникающая везде, где человек не находится в состоянии умирания. И реализующаяся индивидуально, в зависимости от места, времени и носителя, воскресающая в этой конкретной комплектации ровно в той мере, в которой восстановлены тело, личность, память, разум. Этот персонализованный набор — не советский, не антисоветский, не досоветский — он сугубо личный», — заключает Е.Ю. Михайлик. «Афинские ночи, мосты Цезаря, судьба Н.Б. Шереметьевой и др. — просочившееся в авторский текст представление о том, что является культурной нормой. Представление о неком пакете знаний, умений, пристрастий, потребностей, которые существуют, пока хотя бы частично жив их носитель. О культуре как целом, состоящем из миллионов таких пакетов, далеко не всегда пересекающихся. Культуре, которая существует только вместе с человеком, с каждым в отдельности. И в условиях лагеря умирающей раньше него. Если он, конечно, не фельдшер лагерной больницы».

Ирина Владимировна Некрасова, обобщая свой двадцатилетний опыт исследования «Колымских рассказов», в своём докладе говорила об особенностях хронотопа всех шести циклов в целом. «Художественное время большинства его рассказов – это замкнутое, обособленное – хотя часто названное, реальное – “время не-бытия”. Попытки героев Шаламова вырваться за его рамки оказываются практически абсолютно неудачными», — констатировала она в своём выступлении.

Говоря об особенностях хронологии, И.В. Некрасова отмечает, что во всех шести циклах «Колымских рассказов» идут одни «зековские» часы, в которых нет прошлого, настоящего, будущего. Это обуславливает временную относительность, способность времени растягиваться до масштабов тысячелетий или уплотняться до мига, секунды. Тем не менее, по наблюдению И.В. Некрасовой, некоторым сборникам рассказов Шаламова присуща хронологическая определённость. «Но функция конкретных дат здесь – не только точно, как в документе, назвать время того или иного события, но и помочь определить состояние героев», — отмечает она. Это свойство позволяет говорить об особого рода документальности шаламовской прозы.

Согласно концепции И.В. Некрасовой, «художественное пространство рассказов Варлама Шаламова замкнуто, подчас дважды, и не выпускает за свою территорию никого – не только заключённых, но и людей, вступивших на землю ГУЛАГа по своей собственной воле. Преодоление границ замкнутого мира уже свободному автору удаётся с неимоверным трудом».

Художественному времени в «Колымских рассказах» В.Т. Шаламова был посвящён также доклад Лоры Клайн — о сравнении повествовательной структуры и содержания письменных воспоминаний людей, переживших серьезную психологическую травму, с повествовательной структурой и содержанием «Колымских рассказов» Варлама Шаламова.

Согласно данным современных исследований в клинической психологии, анализ письменных воспоминаний о травмирующих событиях позволяет установить степень психологического ущерба, нанесенного автору, а также дать прогноз восстановления после травмы. В данном случае необходимо рассматривать описание времени человеком, который пережил психологическую травму, его умение помещать травматический опыт в контекст своей жизни, наличие в его повествовании ощущения целостности мировосприятия, а также уровень самоанализа в свете травматического опыта.

По данным показателям «Колымские рассказы» являются подлинным примером задокументированной травмы. Отсутствие целостности и хронологической последовательности в ткани художественного времени рассказов свидетельствует о неспособности рассказчика включить события, связанные с его травмой, в контекст обычного течения жизни. Погружённый в свою травму, рассказчик не может примириться с ней и жить дальше.

Таким образом, в докладе проведена параллель между этими аспектами рассказов Шаламова и аналогичными аспектами в исследованных психологами воспоминаниях людей, переживших травматические события. Для сравнения приведены примеры психологического анализа литературных произведений других писателей. Так, например, в повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» таких признаков влияния психологической травмы на повествовательные характеристики произведения нет.

Вторая секция конференции была посвящена разбору отдельных произведений Варлама Шаламова. Первое выступление — доклад Джозефины Лундблад «Поэзия и политика: аллегорическое прочтение стихотворения Шаламова “Аввакум в Пустозерске”» (1955). Это одно из программных произведений В.Т. Шаламова. Посвященное судьбе известного раскольника, протопопа Аввакума, оно написано двустопным амфибрахием и состоит из 37 строф.

Если прочитать стихотворение аллегорически, как замечает Дж. Лундблад, в нём «напрашивается параллель с гнетущей тиранией XX века, которую испытал на себе Шаламов, — со сталинским террором». Шаламов придаёт исторической фигуре Аввакума политический подтекст: он становится представителем русского сопротивления. По мнению Дж. Лундблад, «стихотворение косвенным образом ставит одну из самых актуальных художественных проблем второй половины XX века: можно ли писать стихи после Освенцима? В то время как в прозаических работах на этот вопрос даётся как утвердительный, так и отрицательный ответ, в стихотворении “Аввакум в Пустозерске” прочитывается стойкое убеждение в важности поэзии».

Завершил секцию доклад Анны Петровны Гавриловой «Невоплощённые замыслы Варлама Шаламова 1957 года». Он был посвящен оставшимся в черновиках или на стадии замысла очерках писателя — о геологе В.А. Цареградском, хирурге В.П. Демихове, рецензии на альманах «На Севере Дальнем» и подготовленной Шаламовым заявке на продолжение серии «Жизнь замечательных людей» — биографической серии книг для юношества «Замечательные мальчики». А.П. Гаврилова показала, как многие идеи Шаламова, содержащиеся в этих оставшихся в тени произведениях, вошли в «Колымские рассказы», стихотворения, «Четвёртую Вологду». Так, например, сюжет из рецензии вошёл в рассказ «Сентенция» и стихотворение «Пень»; рассуждения о художественной фантастике в очерке о В.П. Демихове являются продолжением полемики Шаламова с собой, но доколымским (1934 г.) — со своим отношением к изображению условного в художественном произведении. Все эти замыслы относятся к 1957 году и являются лишь частью того материала, который содержится в архиве Шаламова, в первую очередь в его рабочих тетрадях, и обнаруживает перекличку с известной частью творческого наследия писателя. Исследование этих замыслов может пролить свет на историю работы Шаламова над опубликованными произведениями. [2]

Фотогалерея конференции

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.