Назад | Содержание | Вперёд

Переписка с Лопатиной Е.Б.

Е.Б. Лопатина[1] — В.Т. Шаламову

Дорогой Варлам Тихонович,

у меня какое-то досадное чувство, что, увидя Вас в библиотеке, я не сказала того, что мне хотелось сказать; просто в этой духоте и толкучке я поздно это сообразила.

Знаете, я как раз в эти дни думала о том, что я очень благодарна судьбе за знакомство с Вами; потому что редко — даже среди давних и настоящих друзей — находишь такую общность в восприятии (и в потребности этого восприятия) ряда не только важных, но органически нужных тебе «тем». В абсолютно преобладающем числе случаев мне приходится в значительной степени себя ограничивать или из-за прямого ощущения разницы в восприятиях или из боязни (при моей нетерпимости в определенных вещах) нарушить гармонию в отношениях — если это касается друзей, отношения с которыми во многом для меня ценны и дороги.

Должна отдельно сказать, что я бесконечно благодарна за разговор об одном из героев, фигурирующих у Зощенко, это — действительно — укрепило и осветило какие-то мои исконные, очень важные «основы». Мне в чем-то стало непосредственно легче.

Я буду очень рада Вас повидать у себя, когда у Вас будет на это время. На всякий случай — с понедельника в течение нескольких дней я, видимо, не смогу распоряжаться своим временем: наверное, приедет мой очень близкий ленинградский друг, которому сейчас не очень хорошо, и я должна буду все свободное время уделить ему.

Е.Б. Лопатина — В.Т. Шаламову

Дорогой Варлам Тихонович,

очень жаль, что Вы не могли пойти вместе с нами на «Земляничную поляну»[2]. Пожалуйста, обязательно посмотрите этот фильм; нам очень важно Ваше мнение.

Дело в том, что через 2-3 дня после того, как я его (фильм) видела, я пришла к чувству внутренней необходимости написать рецензию и так, чтобы ее напечатали. Та или иная форма равнодушия, дающая право (в смысле человеческой, гражданской преступности равнодушия), чтобы судьей, казалось бы, такого респектабельного человека стала какая-то странная, жестокая, может быть, изломанная личность (муж, высаженный из автомобиля).

Вместе с тем в этой теме равнодушия, сбережения самого себя (а есть ведь и другие факторы равнодушия) не все прямолинейно и просто — отношение к герою «простых людей», которых он лечил (это еще психологически проще), а вот — молодежь, которую он подвозит в своей машине, с заключительной сценой ночью у балкона — это уже милая, человеческая мордочка лихой девочки с трубкой и ее последние слова, обращенные к герою (видимо, независимо от внутреннего сдвига, происходящего в нем самом).

Ну, и ряд других столь тонких опосредствовании темы, что они часто доходят лишь «на следующий день». Не знаю, может быть, я в чем-то не права, воспринимая и переворачивая уж очень по-своему, исходя из своих каких-то «установок».

Так или иначе, но я сегодня сказала Наташе[3], что мы с ней вместе должны написать рецензию, а пусть Лева Копелев со своими энергичными друзьями устроит, чтобы ее напечатали, если она выйдет так, что будет нам вполне нравиться.

Конкретного разговора на эту тему у нас с Наташей еще не было, я даже не высказала ей моих основных мыслей. Я не хотела это делать наспех. Но я хочу написать вместе с ней.

Давно кинематограф не занимал у меня столько времени, еще обязательно нужно посмотреть «Перед судом истории», где Шульгин[4] изображает сам себя и Нюрнбергский процесс.

Варлам Тихонович, хорошо бы на следующей неделе повидаться и безотносительно к «Земляничной поляне». На этой неделе (по вечерам) я занята в среду и субботу; оборот писем столь долгий, что, может быть, уж лучше Вы известите, какой вечер на следующей неделе Вам будет удобен, чтобы встретиться или у меня или у Наташи.

С душевным приветом.

Желаю Вам всего хорошего.

В.Т. Шаламов — Е.Б. Лопатиной

Дорогая Елена Бруновна.

Благодарю за Ваше любезное письмо. Очень жалею, что не смог посмотреть «Земляничную поляну» вместе с Вами и Натальей Владимировной. Я видел этот фильм вчера. Это — отличная картина, хотя, разумеется, и Бергман не изменит моего мнения о сущности и границах кинематографа. Однако в эти туманные выси мы подниматься не будем, а о «Земляничной поляне» поговорим, как только Наталья Владимировна будет свободна — например во вторник, 21 декабря — в тот самый день, который писатель Леонов Леонид, почтил сердечным почтением, не будучи ни шизофреником, ни психопатом в 1949 г., а только безграничным подхалимом и подлецом, предлагал начать летосчисление «Эры человечества».

Этот день вторник, дань и благодарность за миллионы убитых и замученных и будет возможным поводом.

Мой адрес А-284 (а не В-284).

В.Т. Шаламов — Е.Б. Лопатиной

Дорогая Елена Бруновна.

Я получил Ваше милое письмо и очень рад, что мог содействовать такой важной для Вас встрече. Однако нравственных заслуг моих тут никаких нет — ведь иначе никто никогда бы не поступил (кроме нелюдей вроде лагерного начальства). Это из области самой элементарной морали. Поэтому Ваши похвалы в мой адрес ненужны.

Важно, конечно, самое главное — Ваша гордость за то, как держался отец, и я разделяю с Вами эту гордость.

Желаю Вам (и Н. В., раз Вы ее упоминаете) всего, всего лучшего. Чувства мои не изменились ни Вам, ни к ней.

Желаю Вам всего доброго. Лето по-прежнему остается моей рабочей порой, а с осени я Вашим услугам.

С сердечным уважением

В.Т. Шаламов — Е.Б. Лопатиной

Дорогая Елена Бруновна.

В высшей степени мне было приятно получить именно от Вас книгу о Германе Лопатине[5]. Я ее, конечно, читал, оценил и литературную искусность. Хотя вся эта изящная вязь ее не стоит по силе впечатления заднего форзаца книги, красного (в первой части не было его). Не вполне согласен с трактовкой Судейкина и Скандракова. Судейкин, на мой взгляд, — крупнее, Скандраков — мельче. Традиционный допрос Лопатина изумителен. Полиция никогда не считалась с «донкихотством». Об Ошаниной мало. С Ошананой (она умерла рано, лет сорока) успел провести большое интервью М.Р. Попов, знаменитый народоволец, позднее чернопеределец. Сведения об этой беседе не отразились в романе, а жаль, ибо Ошанина в нашем революционном движении фигура крупнее, чем Фигнер или Перовская.

Но все это пустяки. Материал и так редок, почти уникален.

Мой телефон 255-77-49 без всяких добавочных. Что же касается свидания, то лучше его пока отложить, и вот почему. В течение последних двух лет я работаю беспрерывно, в высшей степени результативно. Работаю так, как я еще никогда не работал в Москве. Я написал за два последних года очень много. Я дорожу своим трудовым режимом, и пока не остановится этот поток, я не хочу сам, своими руками преградить ему дорогу. Режим мой очень хрупок. Тем более, что показались контуры моей главной работы, о которой я и думать не осмеливался. Может быть, год подождем?

Прошу меня понять, Елена Бруновна, — пишу: «прошу меня понять», нарушая дурную традицию модной современной фразы: «прошу меня правильно понять» — ораторской, писательской, литературной. Мне кажется, что наречие «правильно» вовсе лишнее в этой фразе — лишь искажает подлинный ее смысл.

С сердечным уважением

В.Т. Шаламов — Е.Б. Лопатиной

Дорогая Елена Бруновна!

Вот почему я так думаю об Ошаниной: она ведь была ученицей Зайчневского, орловца, автора прокламации «Молодая Россия» — той самой, от которой отреклись и Чернышевский и Достоевский. Тем не менее, эта прокламация сама этап русского освободительного движения. Все якобинство Зайчневского проведено М.Н. Ошаниной через всю свою жизнь.

И Перовская и Фигнер присоединились к Народной воле не сразу после Воронежского съезда, а после некоторого двухмесячного раздумья. М.Н. Ошанина (Оловянников, Баранникова) — организатор съезда в Воронеже.

Перовской и Фигнер генетически, что ли, легче войти в ряды революционеров. Перовская дочь генерал-губернатора, и в этом {нрзб.} простоты ее перехода в террор. Ошанина — провинциалка, орловка, и нужно иметь больше личных данных для жертвенной бескомпромиссности, чем столичным цветам — вроде Перовской и Фигнер. Ошанина за гpаницу была направлена как ответственный деятель. Провела Дегаевское дело в высшей степени умно и энергично и решительно. Ошанина — один из авторов письма Исполнительного Комитета царю — последнее после 1 марта 1881 г. Письмо это потеряно. Есть интервью в «Былом» не то с Серебряковым, не то с М.Р. Поповым, не {то} с Русаковым, я уже сейчас не помню. И хотя вопросов там мало {нрзб.}. У меня нет Былого под руками. Если все это взвесить, вспомнить, что Ошанина (как {нрзб.} Баранникова) принимала личное участие во всех покушениях «Н. В.», — вывод и подсказывается сам собой насчет ее роли в освободительном движении. Желаю Вам добра. Шлю приветы.

С сердечным уважением В. Шаламов. Прошу простить за задержку ответа.

В.Т. Шаламов — Е.Б. Лопатиной

Дорогая Елена Бруновна!

Я прочел Вашу статью: толковая, краткая и энергичная и бесконечно полезная главной цели, которую ставила публикация[6].

Лестно {нрзб.} было ощутить – из цикла телепатических совпадений, – что и в мою жизнь Иркутск вошел важной принципиальной вехой, как и Вологда – для Лопатиных. После 16 лет Колымы я возвращался – не в Москву, а мимо Москвы – в Чарджуй. В Москве была пересадка, где предстояло свидание с женой, вокзальное, во всяком случае. Чарджуй был избранным местом жительства. Грузовой «Дуглас» вывез меня из Оймякона за 6 часов в Якутск. А из Якутска на Москву были две дороги воздушных: одна — до Новосибирска, а другая — до Иркутска. Поскольку мне не оплатили дорогу — каждый грош был на счету. Самый дешевый путь был через Иркутск. От Иркутска ехал поездом до Москвы. Поезд шел утром следующего дня, у меня было несколько часов встречи с Иркутском — городом, в котором я никогда не бывал ранее. Был теплый вечер осенний — весь город на улице, ловящий последнее тепло перед долгой иркутской зимой.

Шум чужих разговоров, до которых мне нет никакого дела. Теплый ветер. Шум машин, звонки трамваев, голоса пешеходов.

Именно в Иркутске — первом большом городе, куда я приехал после шестнадцати лет гор и болот, — я понял, почувствовал каждой клеткой своего тела, какой же я все-таки горожанин. Потом все было то же самое – Москва, Ленинград, Калинин. Но первой встречей был Иркутск. Уже темнело, когда добрался до Ангары – зеленый {нрзб.}. Постоял на знаменитом мосту Ангарском.

Еще чем приятен мне Иркутск? Там в 1971 году в альманахе читинских писателей «Сибирь» (прежнее название «Ангара») печатались мои стихи. И хотя стихи эти были старые (перепечатанные из моих книжек), но, конечно, стихи соответств{овавшие?} местности, географии. Альманах «Сибирь» издается на общественных началах, так и гонорар-то не был положен. Но это было приятнее, чем попадать под золотой дождь Новосибирска. Всех этих Академгородков, где платят весьма щедро за {нрзб.} балованому ребенку вроде {нрзб.} высшей истины по вопросам, в которых он не имеет компетенции. Меня в этот «Интеграл» приглашали несколько лет, но {нрзб.} твердо уверен, что наука и стихи – это разные вещи, что такой «Интеграл» плодит только графоманов.

Книжки Кондратьева я еще не видел. Она в новых поступлениях. Сам Кондратьев — Бальзак халтуристов-биографистов. Перечень его трудов занимает пол-ящика в Ленинской. Заголовок «Пока свободою горим» — пошл и банален.

Идеал всякого заголовка — романа, стихотворения, очерка, повести: ОДНО СЛОВО.

Например: Лопатин. Это вдвое лучше, чем «Юность Лопатина», «Елена Лопатина», «Дело Лопатина», «Жизнь Лопатина» — и так далее. Но когда в заголовке из трех слов нет имени героя биографического очерка, это не только плохой издательский вкус, а прямой недосмотр.

К сожалению, саратовскую книжку о «Народной расправе» {?} мне увидеть не пришлось. Ее в каталогах Ленинской нет. Очевидно, она на спецхране. В Ленинской библиотеке много улучшений, но немало и неудобств, рогаток, затрудняющих приближение к книге.

Я работаю над «Опричным террором» — тоже Вологодская тема. Вологда ведь была в опричнине вся. И вот мне понадобился известный синодик Ивана Грозного. Я не историк, чтобы иметь доступ к документам. Но синодик был опубликован в одной из неконченых работ {нрзб.} одним советским историком. И я пользовался этой. Выписок не делал, а только переводил со срока на срок. И вдруг синодик отключили в один прекрасный день и я остался без книги. Можно было бы получить через «спецхран» — но это лишняя волынка. Так что сказать, что библиотека – ДРУГ ЧЕЛОВЕКА, можно не всегда. Саратовскую книжку[7] я лучше почитаю у Вас — она невелика. Пишу Вам печатными буквами из-за своего неразборчивого почерка. Сердечный привет

Назад | Содержание | Вперёд

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.