Сергей Агишев

Два Севера

Несмотря на значительную отдаленность друг от друга, Вологда и крайний северо-восток России, Русская Америка и Колыма, связаны между собой судьбами отца и сына Шаламовых. Американская исследовательница Лора Клайн в своей статье отметила: …остров Кадьяк и Колыма находятся на одной параллели. Мне кажется, что в этом есть какой-то таинственный смысл. Подобно тому, как отец отдавал всего себя служению людям, В. Т. Шаламов посвятил всю свою послелагерную жизнь защите последнего права жертв Колымы – права не быть забытыми»[1].

Географический факт упрямей таинственных смыслов – Вологда и Магадан тоже находятся на одном, 59о, северной широты. Служение о. Тихона в Американской православной миссии на Аляске началось в 1893 г. Окончив Вологодскую духовную семинарию (1890), он по собственной воле отправился на Кадьяк, куда прибыл в 1894 г. Там он был рукоположен во священника, став настоятелем местного Воскресенского храма. О его пастырском служении и заслугах никогда не забывали ни духовные лица, продолжившие дело православной миссии на Аляске, ни его паства.

Сейчас для читающей публики биография о. Тихона известна во многом через произведения его сына, великого русского писателя Варлама Тихоновича Шаламова. Действительно, образ слепого священника из новеллы «Крест», из автобиографической «Четвертой Вологды» – одно из самых сильных потрясений, получаемых после прочтения Шаламовской прозы. Тем более становится важным проследить становление этого образа – через свидетельства, рассказы, доходившие до Варлама, через прозу документов, известных и неизвестных создателю «Колымских рассказов». Естественно, что Шаламов-сын отбирал материал, переживал его в себе, копил сюжеты, одновременно ведя внутренний диалог и спор с отцом, каким он его помнил и понимал (наверное, не полностью). Вот известный фрагмент о присылке денег нищему слепому священнику и его больной жене из «Четвертой Вологды»:

…вместо писем, вместо известий о старых знакомых с острова Кадьяк из Аляски вдруг пришел чек на пять долларов, чек на имя мамы. Вскоре пришло и письмо. На острове Кадьяк был монастырь. Иосиф Шмальц сменил отца, монах Иосиф Шмальц. Он не знал отца, но работал на его месте. Вот эти пять долларов и были собраны среди обращенных алеутов на Кадьяке. Рассказать о знакомых отца монах сумел немного, но он сделал самое главное – послал деньги, спас отца. Шмальц писал, что в дальнейшем будет собирать, посылать, помогать, в этих, разумеется, – центов, долларов – пределах. Государство самым охотным образом приняло этот чек, выслало матери квитанцию, и это решило судьбу и матери, и отца на целый ряд лет вперед. Обнаружилась тогда интересная вещь, о которой мать сказала лишь на ухо, – доллара, если его тратить на муку, хватает очень надолго. Родители мои воскресли»[2].

Здесь важно и документально все: и имя незнакомого Шаламовым священника, и небольшая сумма, указанная в чеке, и упоминание алеутов, и то, что чек пришел именно на имя матери, а не отца…

Упомянутый Иосиф Шмальц (в миру – Михаил Александрович Шмальц) и известный в русской церкви как архимандрит Герасим, родился 28 октября 1888 г. в г. Алексин Тульской губернии. В 1906 г. он поступил послушником в Свято-Тихоновскую Пустынь в Калужской губернии. В 1911–1912 гг. пребывал на Афоне.

В 1915 г. он отправился в Америку, где и принял монашеский постриг 24 апреля 1915 г. в день кончины священномученика епископа Герасима Великопермского, а 12/25 октября того же года был рукоположен во иеромонаха. В августе 1916 г. о. Герасим был направлен в Ситку, а в ноябре назначен священником Афогнакского прихода. В течение 18 лет он служил настоятелем храма Рождества Богородицы на о. Афогнак. В мае 1927 г. он впервые посетил Ново-Валаамский монастырь на о. Кадьяк – один из центров православной миссии на Аляске.

С 1935 г. о. Герасим переселяется в построенный им самим скит на о. Еловый близ селения Узинка, где прожил более 30 лет в небольшом домике, построенном для него алеутами. Там ему было видение: преп. Герман звонил в пасхальные колокола и звал его на Новый Валаам, куда о. Герасим вскоре переселился, став впоследствии настоятелем обители. На месте кельи преп. Германа Аляскинского о. Герасимом была построена часовня. В том же 1936 г. он вскрыл могилу святого старца. Местное предание гласит, что он омыл кости в ручье по обычаю Афонских монахов. Останки преп. Германа были помещены им в специально построенную усыпальницу. Скончался о. Герасим 13 октября (30 сентября – по старому стилю) 1969 г.[3].

Приведенный выше фрагмент из «Четвертой Вологды» документально подтверждает деятельность Торгсина по скупке изделий из драгоценных металлов и валюты, переданной священником с Аляски своему вологодскому духовному брату. Одновременно он же демонстрирует один из приемов «новой прозы» Варлама Шаламова, прозы, пережитой как документ. Государство как бы встает между людьми, само обналичивая деньги, не давая, пускай и через тысячи верст, ощутить через презренный, но такой нужный в этот момент, металл, теплоту передаваемого чувства.

Благодаря Лоре Клайн, которой поднят огромный пласт документов, содержащих не литературную, а документальную биографию о. Тихона Шаламова, можно совершить «обратный путь» – от художественной литературы к документу. Его дневники, походные журналы, письма, отчеты… Изучение этого наследия становится необходимым в том числе и потому, что дает возможность узнать, что было, а что не было известно Варламу, какие факты и сюжеты будущей прозы сохранили для нас эти записки, в какой мере они легли в основу рассказов, переданных изустно отцом и матерью сыну. Сыну, родившемуся уже на Светлом севере, в Вологде, и никогда не знавшего ни кадьякского быта, ни кадьякской погоды, «забывшего погоду детства», но узнавшего Черный север, Колыму, с ее морозами, ветрами и нечеловеческим отношением людей друг к другу.

Бесчеловечность, порок, разврат на Кадьяке, как видно, избывались трудами русского духовенства с тем, чтобы они не были свойственны местному населению. Но разве были на алеутском острове такие условия, как на не столь отдаленной от него Колыме, которая станет частью будущего для сына кадьякского священника?.. Среди сотен листов, исписанных четким почерком о. Тихона, и прочих страниц, на которых упоминается он сам, а также его жена и дети, в Исторической библиотеке штата Аляска[4] и в Библиотеке Конгресса США Лорой Клайн были обнаружены два документа, два письма, связывающие Вологду с Кадьяком, а исторический источник с художественным произведением.

Так, вслед за покинувшим Аляску о. Тихоном, после 10 лет самозабвенного служения отправившимся с семьей назад, в Вологду, 6 августа 1903 года в северный русский город последовало письмо. Оно было написано священником Федором Дереновым, служившим вместе с Тихоном Николаевичем. В нем Ф. Деренов, сообщая о своей болезни и приближающейся смерти, просит о. Тихона позаботиться о своей дочери Теозе и оказать ей поддержку в далекой России, одновременно увещевая дочь во всем слушаться своего покровителя[5].

Второе, «ответное», письмо также с криком о помощи отправилось из Вологды в Америку спустя 25 лет, в 1928 году. Именно этот документ, а вернее его пересказ лег в основу упомянутого выше фрагмента из «Четвертой Вологды». Вот его текст слово в слово:

Просьба о помощи больному священнику. Игумен Герасим Шмальц, проживающий в Кадьяке, обратился к нам с просьбой поместить воззвание о помощи старому слепому священнику в России. Вот что пишет игумен Герасим: “Мною получено письмо из России от протоиерея Тихона Шаламова из Вологды, в котором он просит всех добрых людей прийти ему на помощь в это тяжелое время. Несколько лет, как о. Тихон ослеп и не может работать. Средств к жизни нет никаких, матушка его больна тяжелой формой ревматизма и тоже не способна к труду. Отец Тихон прослужил 10 лет в Миссии на острове Кадьяк, в Аляске. В бытность его в Аляске он многим помог и воспитал несколько сирот, а теперь он голодает и должен погибнуть, так как помощи ждать неоткуда и вся надежда только на добрых людей в Америке. Я обращаюсь к добрым людям, кто еще сохранил в своем сердце любовь к ближнему, собрать что-нибудь слепому страдальцу. Не дайте ему умереть с голоду и холоду. Надвигается зима с холодом, который особенно чувствителен в Вологде, на севере. Обращаюсь к архиереям, священникам и ко всем христианам. Соберите голодному, слепому пастырю! Деньги нужно посылать по адресу: СССР. Вологда, Соборная Горка дом номер 2, квартира 2. Н. Шаламовой, или же мне, в Канаду, по адресу: R. W. Gerasim Schmaltz, 1990, 7 Ave. West Vancouver, A. C. Canada. 1928”[6].

Историю можно продолжить словами Варлама Шаламова:

Монах Иосиф Шмальц собирал и еще несколько раз, но мало раз, увы, вскоре он умер, обеспечив моей матери и отцу бессмертие. Даже фотографии мать туда посылала и получала[7].

Мы знаем, что Варлам был очень близок со своей матерью. Она, как видно, не утаила от сына переписку с деятелями православной американской миссии, которая по причине слепоты о. Тихона осуществлялась через Надежду Александровну. Отсюда именно ее имя указано в качестве адресата денежных переводов. Русская православная миссия на Аляске хотя и не находилась в общении с Русской православной церковью в Советской России к тому моменту, когда о. Тихон возопил о помощи, но сохранялась в пастырях, продолжавших свое служение. Сам факт, что семья Шаламовых не имела людей ближе, чем его сослуживцы в далекой Аляске, чтобы попросить о помощи, весьма примечателен. Вологда была не ласкова к обоим Шаламовым – ни к Тихону, ни к Варламу.

Почему же родители не получали помощи от своих детей? На этот вопрос Варламом Шаламовым дан безжалостный ответ, пожалуй, не нуждающийся в подкреплении никакими документами (хотя таковые и имеются, например, в личном деле Шаламова-студента в Архиве МГУ имени М. В. Ломоносова):

Старший сын давно, еще в двадцатых годах, отказался от отца. Тогда была мода отказываться от родителей… Старший сын не был ни поэтом, ни негодяем, он просто боялся жизни и подал заявление в газету, когда его стали донимать на службе разговорами о «социальном происхождении». … Дочери священника вышли замуж. Старшая жила где-то на юге, деньгами в семье она не распоряжалась… Старшая дочь ежегодно посылала матери посылку в несколько десятков килограммов винограда. Посылка с юга шла долго. И мать никогда не написала дочери, что виноград всякий год приходит испорченный – из всей посылки только несколько ягодок могла она выбрать мужу и себе. И всякий раз мать благодарила, униженно благодарила и стеснялась попросить денег. Вторая дочь… после замужества мизерное свое жалованье вознамерилась она откладывать и посылать слепому отцу… и месяца три сестра приносила свою получку в родной дом. Но после родов она работать не стала… Скоро выяснилось, что муж ее, профсоюзный работник, – запойный пьяница.… Жена его с двумя малыми детьми, оставшись без всяких средств к жизни, снова поступила на работу и билась, как могла, содержа на жалованье медицинской сестры двух маленьких детей и себя. Чем она могла помочь своей старой матери и своему слепому отцу? Младший сын был не женат. Ему бы и жить с отцом и матерью, но он решил попытать счастья в одиночку, … и он уехал к тетке в Москву и поступил на завод рабочим. Младший сын посылал деньги домой, но помалу, рублей по пяти, по десяти в месяц, а вскоре за участие в подпольном митинге он был арестован и выслан, и след его затерялся[8].

Известия о получаемых из Америки деньгах, как и о судьбе знаменитого золотого наперсного креста, полученного о. Тихоном в качестве награды за его пастырское служение на Кадьяке и разрубленного им же топором уже в Вологде, Варлам узнал именно от матери в родном городе, куда он, уже отсидев свой первый срок на Вишере, приехал в 1933 г. на похороны отца. Всего Шаламовы получили из Америки 83 доллара, которые были собраны алеутами для своего прежнего пастыря[9].

Вслед за Варламом Шаламовым можно сокрушенно повторить:

Зачем я все это записываю? Я не верю ни в чудо, ни в добрые дела, ни в тот свет. Записываю просто так, чтобы поблагодарить давно умершего монаха Иосифа Шмальца и всех людей, с которых он собирал эти деньги. Там не было никаких пожертвований – просто центы из церковной кружки. Я, не верящий в загробную жизнь, не хочу оставаться в долгу перед этим неизвестным монахом. Я мог бы, наверно, и подробнее осветить эту историю, но в годы войны сожжен мой архив, где хранилось все, что осталось мне от отца и матери» [10].

И Шаламовская проза, и приведенные выше документы только подтверждают мысль Лоры Клайн, что люди, упомянутые в них, имеют право не быть забытыми. Хотя «память скрыла столько зла», она и через сто лет дает возможность нам, современникам, хранить воспоминания о спасенных жизнях, о сделанном когда-то добре, которое, по словам Варлама Шаламова, нужно помнить сто лет, пускай зло, существующее рядом с ним, нужно помнить все двести…

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.