Варлам Шаламов

Надежда Халитова

К проблеме создания словаря языка В.Т. Шаламова

Созданию словарей языка писателя или поэта как комплексного лексикографического и фразеографического исследования индивидуальной языковой системы посвящены работы многих современных лингвистов[1].

Попытка описания идиостиля одного из самых талантливых писателей «лагерной прозы» В.Т. Шаламова нами уже предпринималась[2]. Однако В.Т. Шаламов видел в себе «прежде всего поэта, а не прозаика, временами обращающегося к стихам»[3]. Поэтому представляется необходимым для создания словаря языка В.Т. Шаламова обращение к его поэтическому наследию. Материалом для настоящей работы послужили стихотворения 1937–1981 гг.; это не только «Колымские тетради», но и более поздние стихи автора, впервые собранные в 3-м томе «Собрания сочинений В.Т. Шаламова»[4].

Особенностью идиостиля поэзии В.Т. Шаламова, на наш взгляд, является использование устойчивых словесных комплексов (УСК). Необходимо отметить, что если в «Колымских рассказах» УСК немного (чуть более 200), то в проанализированных стихотворениях их значительно больше.

Среди 445 УСК, выделенных нами в поэтических сборниках В.Т. Шаламова, бóльшая часть употреблена в своем узуальном значении. Среди них можно выделить крылатые выражения (КВ) различного происхождения.

Надежда Халитова

Наиболее многочисленными являются КВ библейского происхождения: первый день творенья, петь псалмы, не хлебом единым, лечь на плаху, ходить без креста, двери рая, терновый венец и др. В данной группе немалую часть составляют КВ с компонентами Бог, Божий (подобие Божье, Божья тварь, дорога к Богу, Божья рука, Божья соха, Божье слово, пути Бога, Боже ты мой, Светлый Боже), а также с компонентами Господь, Господний (воля Господня, милость Господня, страсти Господни).

Другую большую группу формируют КВ, источником которых являются произведения мировой литературы: Прекрасная Дама, шагреневая кожа, отцы и дети, медный всадник, лекарь поневоле, дети капитана Гранта, разбитое корыто и некоторые др. Есть среди них и КВ, восходящие к сказкам: терем-теремок, гадкий утёнок, щучье веленье.

КВ употребляются автором и в роли названий стихотворений, к примеру, «Златые горы», «Полька-бабочка», «Утро стрелецкой казни».

Среди УСК, обнаруженных нами в поэзии В.Т. Шаламова, только три поговорки, причём две их них употреблены в трансформированном виде: Простота хуже воровства; Всё, что было, всё, что сплыло (результат экспликации — включения в состав УСК новых компонентов — поговорки что было, то сплыло) и Если Бог тебя не выдаст, то свинья тебя не съест (следствие экспликации поговорки Бог не выдаст, свинья не съест).

Особый интерес представляют случаи трансформированного употребления УСК в поэзии В.Т. Шаламова. Пятая часть выделенных нами УСК подвергнута тому или иному виду индивидуально-авторского преобразования.

В стихотворении «Аввакум в Пустозёрске» есть интересный образец создания окказионального УСК путём эллипсиса — сокращения компонентного состава. В завершающем четверостишии данного произведения, посвящённого судьбе протопопа Аввакума, В.Т. Шаламов пишет: Нет участи слаще, / Желанней конца, / Чем пепел, стучащий / В людские сердца (Шаламов, 189). Пепел, стучащий в людские сердца, — это индивидуально-авторское преобразование КВ Пепел Клааса стучит в моё сердце — ‘напоминание о погибших на войне, формула возмездия врагу и борьбы с ним’[5]. В.Т. Шаламов не только опускает компонент Клаас, но и подвергает КВ синтаксическому изменению, образуя причастный оборот. Сема ‘возмездие врагу и борьба с ним’ актуализирована автором в контексте — двумя абзацами ранее читаем: Тебе обещаю, / Далёкая Русь, / Врагам не прощая, / Я с неба вернусь (Шаламов, 188).

Для раскрытия особенностей идиостиля В.Т. Шаламова интересно рассмотреть окказиональное употребление КВ златые горы. Златые горы появляются в шаламовской поэзии неоднократно: так называется один из шести циклов «Колымских тетрадей», такое название носит одно из стихотворений этого цикла, это КВ мы находим и в стихотворении «Мне горы златые — плохая опора…» из цикла «Высокие широты».

На наш взгляд, златые горы — это «осколок» КВ златые горы сулить, имеющего значение ‘обещать чрезмерно много’[6]. Для понимания значения шаламовского окказионализма златые горы необходимо обратиться к тем комментариям, которые дал сам автор к своему стихотворению «Мне горы златые — плохая опора…»:

«В жизни каждого поэта есть промежутки, провалы, когда кажется, что уже никогда ты не напишешь стихов. Что чужие стихи — Пушкина, Лермонтова — просто необыкновенность, которую ты никогда не найдёшь <…> И ты вчитываешься в чужие стихи и видишь их истинную слабость и думаешь, что не так уж важно, что ты не сумел написать подобного, а потом строки гремят, вроде вступления к “Медному всаднику”, и ты понимаешь, что об истинной высоте этих вершин ты и не подозревал ранее. Потом проходит время. Выходит на бумагу своё, и чужие стихи перестают тебе казаться чудом. Когда-то я очень боялся этих провалов, этих промежутков. Потом научился ждать, научился уверенности, что провалы эти — только подготовка к новому движению, передышка на этом невесёлом пути» (Шаламов, 175–176).

Отсекая от узуального выражения златые горы сулить глагольный компонент сулить, В.Т. Шаламов создаёт новый оборот златые горы в значении ‘высокая поэзия’. Подтверждение этому находим в стихотворении «Не в пролитом море чернил…», в котором автор сравнивает поэзию с золотоносной рудой.

Другой случай трансформации КВ путём лексической замены компонентов находим в стихотворении «В закрытой выработке, в шахте…»: В закрытой выработке, в шахте, / Горю остатками угля. / Здесь смертный дух, здесь смертью пахнет / И задыхается земля (Шаламов, 35).

Пушкинские КВ часто становятся предметом авторских преобразований в поэзии В.Т. Шаламова. Так, к примеру, следы неведомых зверей у А. С. Пушкина — это следы фантастических, сказочных существ. А у В.Т. Шаламова герою стихотворения «Пёс» щекочет ноздри запах вполне реальных, но ещё неизвестных цепной собаке зверей: Вот он лежит, поджавши лапы, / В своей немытой конуре, / Ему щекочет ноздри запах / Следов неведомых зверей (Шаламов, 49). Сложную структурно-семантическую трансформацию известных пушкинских строк можно увидеть в следующих шаламовских стихах: Пусть не душой в заветной лире — / Я телом тленья убегу.

Часть индивидуально-авторских трансформаций безымянных УСК в художественном тексте В.Т. Шаламова связана с особенностями жизни на Колыме. Для отражения такой реалии колымской жизни, как комары, автор создаёт УСК ухо режут без ножа: Комары поют в два тона, / Ухо режут без ножа (Шаламов, 90). Данная трансформация — результат типичной контаминации двух узуальных УСК, начинающихся одним и тем же словом: резать ухо и резать без ножа.

В стихотворении «В шахте» путём сложной контаминации В.Т. Шаламов образует новый УСК успеть двинуть бровью: И кто успеет двинуть бровью / И доберётся до норы, / Покамест грохнет, рухнет кровля / И слышен грузный вздох горы (Шаламов, 148). На наш взгляд, данное новообразование возникло путём объединения двух УСК: не успеть глазом моргнуть в значении ‘быстрая смена одного действия другим’[7] и УСК бровью не двинуть в значении ‘никак не проявить, не обнаружить своих чувств, своего отношения к чему-л.’[8] Окказионализм успеет двинуть бровью путём соединения в своём значении таких сем исходных УСК, как ‘быстрота’ и ‘невозмутимость’ приобретает значение ‘быстро, молниеносно, но при этом без лишних эмоций, осуществить решительное действие’.

Внимания заслуживает и пример лексической замены в составе УСК, который использует В.Т. Шаламов в стихотворении «Как ткань сожжённая, я сохраняю…», описывая состояние поэта, попавшего в нечеловеческие условия. Автор сравнивает себя с сожжённой тканью. Для развёртывания данной метафоры в узуальном УСК сжечь до тла появляется компонент до нитки: Всё, что казалось вам великолепьем, / Давно огонь до нитки пережёг. / Дотронься до меня — и я рассыплюсь в пепел, / В бесформенный, аморфный порошок (Шаламов, 48).

Нами отмечен и случай буквализации значения УСК маковая росинка в стихотворении «Опять сквозь лиственницы поросль»: Я на лесной расту тропинке / От мира скрыт. / Единой маковой росинкой / Я буду сыт (Шаламов, 157). УСК маковой росинки во рту не было имеет узуальное значение ‘ничего не пил, не ел’[9], однако в данном стихотворении автор пишет о своём желании превратиться в растение и в буквальном смысле насытиться одной маковой росинкой.

Приём включения УСК в сравнительный оборот часто встречается в художественной речи, однако в поэзии В.Т. Шаламова нами зафиксирован лишь один подобный случай. Автор «внедряет» узуальный УСК толочь воду в ступе в сравнительный оборот: Пускай толкут, как воду в ступке, / Мои враги, мои друзья / Слова мои и те поступки, / Которым был причастен я (Шаламов, 174).

В своих художественных текстах В.Т. Шаламов прибегает и к приёму экспликации УСК. За счёт присоединения определения философский к компоненту узуального УСК задавать тон автор создаёт УСК задавать философский тон.

Вышеописанные УСК, претерпевшие индивидуально-авторские преобразования, в поэтическом тексте выполняют у В.Т. Шаламова самые различные функции: уточнения, конкретизации и развития значения, усиления экспрессивности, что обусловлено мировоззрением и стилем автора, идейно-художественным содержанием того или иного произведения.

Лексикографирование разнообразных авторских употреблений УСК в словаре языка писателя позволит не только выявить «особенности их функционирования и тенденции исторического развития»[10], но и станет важной составляющей в изучении и понимании особенностей идиостиля В.Т. Шаламова.

Литература

Анохина С.В. 2009: К проблеме создания словаря языка прозы И.А. Бунина (на материале лексико-фразеологических антропономинантов) // ПИФК. 2 (24). М.; Магнитогорск; Новосибирск, 458−462.

Берков В.П., Мокиенко В.М., Шулежкова С.Г. 2008–2009: Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка: ок. 5000 ед.: в 2 т. / С.Г. Шулежкова (ред.). Магнитогорск; Greifswald.

Елистратов В.С. 2001: Словарь языка Василия Шукшина: ок. 1500 слов, 700 фразеологических единиц. М.

Кудрина Н.В. 2009: Принципы отбора материала для составления фразеологического словаря языка Анны Ахматовой // ПИФК. 2 (24). М.; Магнитогорск; Новосибирск, 458–463.

Мелерович А.М., Мокиенко В. М. 1997: Фразеологизмы в русской речи. Словарь. М.

Осипова А.А. 2009: Принципы создания словаря концептосферы В.П. Астафьева // ПИФК. 2 (24). М.; Магнитогорск; Новосибирск, 887−894.

Соловьёва А.Д. 2009: Отражение языковой личности В.М. Шукшина в фразеологическом словаре писателя // ПИФК. 2 (24). М.; Магнитогорск; Новосибирск, 437–441.

ФССРЛЯ 2004: Фразеологический словарь современного русского литературного языка: в 2 т. / А.Н. Тихонов (ред.). М.

Халитова Н.Р. 2002: Приёмы трансформации устойчивых словесных комплексов в «Колымских рассказах» В.Т. Шаламова // SŁOWO. TEKST. CZAS–VI. Nova frazeologia w novoj Europie: материалы VI Междунар. науч. конф. Szczecin; Greifswald, 251–255.

Халитова Н.Р. 2009: Фрагмент словаря «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова // ПИФК. 2 (24). М.; Магнитогорск; Новосибирск, 550–555.

Шаламов В.Т. 1998: Собр. соч.: в 4 т. Т. 3. Колымские тетради. М.

Шрейдер Ю. 1994: Граница совести моей. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://voobr.livejournal.com/4577.html.


Примечания

  • 1. См., напр.: Елистратов 2001, Осипова 2009, Соловьёва 2009, Кудрина 2009, Анохина 2009 и др.
  • 2. Халитова 2002, 2009.
  • 3. Шрейдер, 1994.
  • 4. Шаламов, 1998.
  • 5. Берков, Мокиенко, Шулежкова 2, 2009, 176–177.
  • 6. Берков, Мокиенко, Шулежкова 1, 2008, 408.
  • 7. ФССРЛЯ 2, 2004, 623.
  • 8. ФССРЛЯ 1, 2004, 82.
  • 9. ФССРЛЯ 1, 2004, 563.
  • 10. Мелерович, Мокиенко 1997, 4.