Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

Лагерь и война. История побежденных от Варлама Шаламова

Михаил Рыклин (Москва)

В сборнике «Артист лопаты» есть два рассказа, следующих один за другим, «Май» и Июнь». Почему, недоумеваешь, сначала «Июнь» а потом «Май», – ведь в природе все наоборот?

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, победа в которой до сих пор считается звездным часом сталинской империи, величайшим событием советской истории. День Победы празднуется 9 мая. «Июнь» предшествует «Маю» потому, что война началась в июне, а закончилась в мае.

В этим рассказах – на первый взгляд непримечательных, а на самом деле фундаментальных для всего его творчества – Варлам Тихонович Шаламов впервые в русской литературе подает войну сквозь призму опыта лагерного доходяги.

Фабула, как всегда у писателя, незамысловата. Андреев, «фитиль», человек, страдающий от систематического недоедания и непосильного физического труда, встречает десятника, бывшего профессора артиллерийской академии, который сообщает ему о начале войны:

«Слушайте, – сказал Ступицкий, – немцы бомбили Севатополь, Киев, Одессу».

Андреев вежливо выслушал. Сообщение звучало, как известие о войне в Парагвае или в Боливии. Какое до этого дело Андрееву? Ступицкий сыт, он десятник, вот его и интересуют такие вещи, как война» (1).

А в рассказе «Май» тот же Андреев обменивает на хлеб пропитанную порохом мешковину; делает себе из нее портянки (он изможден, ему надо попасть в больницу, чтобы выжить); садится в них у костра; портянки вспыхивают. Получившего ожоги заключенного доставляют в больничную палату.

«К вечеру в палату вошел врач. «Слышь вы, господа каторжане, – сказал он, – война кончилась. Неделю назад кончилась. Второй курьер из управления пришел. А первого курьера, говорят, беглецы убили.».

Но Андреев не слушал врача. У него поднималась температура». (2)

О величайшем дне в советской истории, дне Победы, на колымском прииске узнают с недельным опозданием, а, главное, Андреева – а это имя собственное концентрирует опыт сотен тысяч лагерников, из которых лишь немногие вернулись живыми, – ни начало, ни конец великой войны, стоившей жизни миллионам его соотечественников не интересуют. Им владеет «великое безразличие». У Андреева есть дела поважнее: достать хлеб, купить мешковину, отдохнуть на больничной койке от убивающего лагерного труда. Воздействие войны обитатели лагерного дна заметили разве что по устрожению режима, увеличению норм выработки («кубиков», на лагерном жаргоне) и сокращению и так скудной пайки.

История (в этом нельзя не согласиться с Вальтером Беньямином) – это история победителей, по крайней мере это история, написанная от имени победителей. Делом жизни Шаламова было написание истории побежденных. Так радикально историческую оптику ни до, ни после него никто не менял. Не лагеря, как до сих пор считают в России многие, являлись частью сталинского «мобилизационного проекта», целью которого была победа над фашизмом (а великая цель, конечно, оправдывает любые средства), а война «играет роль психологического камуфляжа» по отношению к куда более сущностной лагерной теме или, более широко, к теме «уничтожения человека с помощью государства». В этом пункте писатель был непреклонен. «Лагерная тема в широком ее толковании, в ее принципиальном понимании – это, – писал он в своем манифесте ,«О прозе» (1965), – основной, главный вопрос наших дней. Разве уничтожение человека с помощью государства – не главный вопрос нашего времени, нашей морали, вошедший в психологию каждой семьи? Этот вопрос много важнее темы войны. Война в каком-то смысле тут играет роль психологического камуфляжа (история говорит, что во время войны тиран сближается с народом). За статистикой войны...хотят скрыть лагерную тему» (3).

Программа конференции

<<Назад | Содержание | Вперёд>>