Содержание | Вперёд

Замороженные человеческие истории

Неподкупный хронист сталинского лагерного террора: Дом литературы в Берлине представляет великолепную выставку о русском писателе Варламе Шаламове [1]

Возвышенная эстетика почти безлюдной, бескрайней ледяной пустыни на панорамных фотографиях Томаша Кизны, экспонируемых в первом помещении выставки, обманчива. Они демонстрируют то, что в 1990-х годах еще оставалось от самого большого в Советском Союзе комплекса по уничтожению человека – Колымы с ее золотыми приисками, заводами и концентрационными лагерями. Тут вступает Ханс Цишлер, который великолепно, захватывающе, ошеломляюще читает «Колымские рассказы» – эту лаконически скупую прозу о мире по ту сторону всех самоочевидностей цивилизации. С Шаламовым в голове, власти языка которого невозможно избежать, попадаешь в большой зал берлинского Дома литературы и собственно на выставку: мемориальный проект, посвященный одному из самых необычных писателей мировой литературы, неподкупного, рационалистичного свидетеля времени, едва пережившего государственный лагерный террор и несправедливо долго остававшегося в тени Солженицына, превосходя его как художник.

Винфрид Ф. Шёллер и Кристина Линкс мастерски курировали этот многоуровневый проект, а Констанца Пуглизи и Флориан Венц его оформили. Зал превратился в клаустрофобно узкое пространство, где среди высоко вздымающихся балок, образующих лабиринт, можно познакомиться с жизнью писателя – впервые в Германии.

Шёллер, написавший также прекрасную сопроводительную книгу и в качестве дополнения включивший в нее статьи историков и литературоведов [2], так формулирует цель выставки: это демонстрационное пространство для текстов как с политическим – лагерный мир, так и с литературным измерением, которое помещает творчество Шаламова в традицию русского авангарда, что, как пишет Шёллер, давно назрело.

С этой выставкой выполняется завещание Хорхе Семпруна, который всегда считал, что сталинизм требует такого же интенсивного критического осмысления, как национал-социализм и фашизм, поскольку только эта «двойная память» может сплотить Европу. Семпрун рано признал эстетический потенциал лаконичной лагерной прозы Шаламова и силу ее воздействия, проливающую свет на темные пятна истории. Нет преступления единственного в своем роде, напоминает Шёллер, только обстоятельства в каждом случае различны. Результат – массовое убийство и превращение миллионов людей в рабов – остается одинаковым.

И название выставки – «Жить или писать» – отсылает к Семпруну, который этой теме посвятил целую книгу. Но вывод Шаламова другой: жить для него значит вновь обретать язык. В рассказе «Сентенция» он выразительно описывает путь из безъязыкости лагеря. И в начале этого пути было вновь обретенное причудливое слово: сентенция. «Прошло много дней, пока я научился вызывать из глубины мозга все новые и новые слова, одно за другим...». Фрагменты его рассказов, над которыми он работал с 1954 г., на выставке дополняются документами из российских архивов и коллекции «Мемориала», судебными делами, биографическими свидетельствами о детстве, юности и литературных связях. Каковы были последствия проникшего всюду доносительства – Шаламов был предан собственным шурином, процессов и лагерей, если удавалось выжить, рассказывает трагическая глава о семье. Шаламов, который в первый раз был арестован в двадцать с небольшим, должен был в 1953 г., после семнадцати лет Колымы, признать, что его жена, которая тоже мучилась в лагере [3], воспитала их общую дочь строгой комсомолкой в надежде, что это – более прочный фундамент для ее будущей жизни, – конечно, без отца, обремененного лагерным прошлым.

Кураторам блестяще удалось свести все эти темы вместе; композиция требует напряжения всех душевных сил, заставляя звучать гулкое пространство жизни того времени, и позволяет нам понять, почему Шаламов с такой настойчивостью и безжалостностью писал о непостижимом. Внезапное низвержение из нормальной повседневности во времена террора, не поддающемуся никакой логике, документируют весьма различные части выставки. Например, фотографии класса в Вологде, этом «краю детства», где Шаламов рос как сын священника и для огромного, беспощадного человеческого эксперимента уже имел неправильное происхождение; в Вологде, куда ссылался и Сталин – помимо многих других, которые потом при отъезде всегда дарили местным библиотекам свои книги, чем пользовался жадный до чтения, одаренный школьник Шаламов. Или так называемая транспортная схема, шедевр педантичности служащих ведомства страха, предназначенная для охранников депортационных поездов на Колыму, чтобы они знали, кто где: 1825 заключенных, набитые битком – по сорок человек – в товарные вагоны, номер 386 – Шаламов. Мучительное путешествие из Москвы через Владивосток до Магадана длилось с июня до конца августа 1937 г.

То, что Шаламов пишет о прибытии в ледяную, каменную колымскую пустыню, поражает читателя в самое сердце: «... отводя глаза, я подумал – нас привезли сюда умирать». Крохотная записка, какую заключенные бросали из вагонов, своим дистанцированно-вежливым языком внезапно объясняет, насколько произволен был массовый террор, способный поглотить любого: «Не пожалейте одной-двух копеек, купите конверт, уложите в него мою записку и отправьте по адресу … Заранее благодарен. Желаю Вам никогда не иметь нужды в такой просьбе» [4].

Одна короткая глава посвящена трагическому конфликту между Шаламовым и Александром Солженицыным, спору, оставшемуся без примирения, который последний, уверенный в собственной правоте, считал необходимым вести и после смерти Шаламова. Иной – овеянной чувством душевного родства – была встреча с Борисом Пастернаком, принявшим Шаламова всерьез, когда тот незадолго до своего освобождения после семнадцати лет лагерей начал писать стихи. Ответное письмо на сорока страницах глубокочтимого поэта к заключенному, конечно, содержит критику, но придает «самоучке» силы идти этой дорогой дальше. В своем рассказе «Письмо» Шаламов описывает это нежданное счастье. До того времени, когда его рассказы были опубликованы в Советском Союзе, он не дожил.

Берлинская выставка – убедительное восполнение культурного «пробела» – прекрасно демонстрирует нам не только подлость сталинского террора. Она растапливает замороженные человеческие истории, судьбы целых поколений невинных – крестьян, ученых, художников, погибших в коммунистических лагерях.

Содержание | Вперёд

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.