Варлам Шаламов

Речь Кристины Линкс на открытии выставки о Варламе Шаламове в Москве

Уважаемые дамы и господа,
сердечно приветствую Вас от себя и от имени моего мужа, Вильфрида Шеллера, с которым мы вместе создавали эту выставку о Шаламове. Но разговор наш мы начнем с упоминания другого человека. В начале сороковых годов среди узников немецкого концлагеря Бухенвальд находился 19-летний испанец, участник французского сопротивления. Молодой коммунист был глубоко убежден, что он борется за правое дело. Несколько десятилетий позже он, став известным испано-французским писателем Хорхе Семпруном, начнет сильно сомневаться в правильности своих идей. Прочитав «Колымские рассказы» Варлама Шаламова на французском языке – между прочим, в переводе с немецкого – Семпрун был потрясен тем, что человека левых воззрений терзают и убивают свои же люди. В конце концов Семпрун, во время диктатуры Франко руководивший зарубежной партией испанских коммунистов, отрекся от своей партии. В западной Германии Хорхе Семпрун был очень известен как писатель и пользовался большим авторитетом. Когда на Франкфуртской книжной ярмарке ему вручили высокую культурную премию, он в своей речи призвал немцев сохранить память о злодеяниях, творившихся в нацистском рейхе и в Советском Союзе как «память двойного действия», потому что именно немцы пережили оба вида диктатуры – нацистской и коммунистической. Разработка выставки о Варламе Шаламове стала нашим ответом на этот призыв Семпруна к «двойной памяти».

«Колымские рассказы» Шаламова вписываются в ряд самых значительных произведений мировой литературы, рассказывающих о сталинских и нацистских лагерях, о разрушении гуманности, о власти зла. В Германии было несколько попыток опубликовать произведения Шаламова в немецком переводе – первый сборник вышел еще в 1967 году – но только теперь, с началом выхода его собрания сочинений в Берлинском издательстве Маттес унд Зайц имя Шаламова становится известным более широкому кругу читателей. Мы решили помочь этому процессу и рассказать о его жизни и творчестве в форме литературной выставки.

Для молодого Шаламова, родившегося в 1907 году в семье священника, семнадцатый год стал переломным. После революции, во время Гражданской войны погибает его старший брат, отец слепнет и лишается работы, семья стремительно беднеет. В 1924 году, сразу после окончания школы, Варлам уезжает в Москву поступать в вуз. Его одинаково сильно увлекают бурные процессы в жизни общественной и литературной. Он возлагает большие надежды на революционный дух того времени, подключается к левому политическому движению. Одновременно он пытается найти свое место в художественном авангарде, ищет литературные ориентиры. Больше всего Шаламова привлекает теория «литературы факта», изложенная Сергеем Третьяковым, и вытекающий из нее документализм. Шаламов видит в нем возможность сохранить правду о вере, надеждах, заблуждениях и ранениях отдельного человека и считает, что документализм может стать защитой личности от натиска толпы. ((Это увлечение Шаламова документализмом принесет свои плоды тридцать лет спустя в его «Колымских рассказах».))

Документальное начало сближает прозу Варлама Шаламова с книгами бывших узников нацистских концлагерей, к которым кроме Хорхе Семпруна относятся такие знаменитые писатели как Примо Леви, Данило Киш, Александр Тишма или Имре Кертес. Шаламовские рассказы на первый взгляд абсолютно документальны, но более глубокое погружение в текст выявляет их изящную и сложную художественную структуру, обусловленную мастерским владением приемами русского авангарда. О документальной достоверности шаламовских рассказов до сих пор ведутся горячие споры. Но в любом случае можно утверждать, что Шаламов входит в круг писателей, которых сближала, независимо от системы и национальных границ, одна совместная цель: литературная фиксация преступлений против человека. Поэтому мы утверждаем, что Варлам Шаламов является не только русским писателем, но одновременно принадлежит определенному направлению западноевропейской литературы. Есть нечто красивое и утешающее в этой мысли: все эти писатели – родственные души, хотя каждый из них должен был найти свою собственную тропу «по снегу», в соответствии с Шаламовской метафорой. Но цель у них общая. Они заложили основы единой культуры памяти, которая не подчиняется никакой пропаганде.

Любая попытка представить подлинную картину существования людей в лагерях ГУЛАГа сталкивается с одной трудностью: практически нет фотографий, которые бы честно свидетельствовали об этом. Для лагерной администрации на первом плане стояло промышленное производство, а не отдельный человек. Побои, голод, расстрелы, тела умерших, затерянность в мире леденящего холода – всё это не было сознательно запечатлено ни одним фотографом (в отличие от реалий нацистских концлагерей, зафиксированных их освободителями). И всё-таки свидетельства остались. На выставке есть альбом, который мы смонтировали из отчетных фотоматериалов НКВД, сопоставленных с отрывками из «Колымских рассказов». Таким образом, разница между пропагандой и реальностью со всей очевидностью выходит наружу.

Варлам Шаламов начал писать «Колымские рассказы» в 1954 году, через год после выхода из лагеря, и работал над ними около двадцати лет. Его проза отличается жесткой бескомпромиссностью, она не дает читателю ни малейшего повода для утешения. Но остается его собственный пример выживания.

Название нашей выставки «Жить или писать» относится в равной мере и к Шаламову с его «Колымскими рассказами», и к Хорхе Семпруну, который посвятил целую книгу беспощадной альтернативе: жить, т.е. забыть, или писать, т.е. умереть. Чтобы вернуться к тяжелым воспоминаниям и написать о них, Семпруну нужно было сначала изгнать из памяти события настоящего, полностью абстрагироваться от окружающих. ((Занятия литературой в таком случае могут стать способом выживания, но таят в себе и опасность возвращения человека в ситуацию бессилия перед собственным опытом. Такова судьба писателя Примо Леви. Написав о пережитом кошмаре, он постепенно возвращался в жизнь, но не выдержал этого испытания и покончил с собой.)) Перед Шаламовым также стоял вопрос: Как написать о жизни, которая столь тесно связана со смертью? Но он ответил иначе, чем Семпрун: жить для Шаламова означало снова обрести язык. Показателен в этом отношении его рассказ «Сентенция», завершающий цикл «Левый берег». В нем автор описывает физическое и душевное состояние своего героя на грани смерти, когда у него уже нет чувств, кроме злобы, равнодушия и боли в отмороженных конечностях, а язык почти полностью утрачен. „Язык мой, приисковый грубый язык, был беден, как бедны были чувства, еще живущие около костей. Подъем, развод по работам, обед, конец работы, отбой, гражданин начальник, разрешите обратиться, лопата, шурф, слушаюсь, бур, кайло, на улице холодно, дождь, суп холодный, суп горячий, хлеб, пайка, оставь покурить – двумя десятками слов обходился я не первый год. Половина из этих слов была ругательствами.“ И вдруг у него в голове возникает слово – «сентенция». Слово, которое он сам не сразу понимает, но для него оно равноценно возвращению к жизни. „Прошло много дней, пока я научился вызывать из глубины мозга все новые и новые слова, одно за другим. Каждое приходило с трудом, каждое возникало внезапно и отдельно. Мысли и слова не возвращались потоком. Каждое возвращалось поодиночке, без конвоя других знакомых слов, и возникало раньше на языке, а потом – в мозгу.“

Этот фрагмент – своего рода ключ к пониманию необходимости написания «Колымских рассказов»: писать для Шаламова означало возможность продолжения жизни.

Получался замкнутый круг: Шаламов должен был пройти через зону смерти, чтобы вернуться к жизни и способности писать. И таким образом писательское призвание после лагеря становится для Шаламова неизбежностью.

Мы ставили себе цель не только рассказать обо всех этапах жизненного пути Шаламова, но и хотели, чтобы заговорила сама его несравненная проза, и чтобы передалось особое пространственное чувство узников ГУЛАГа. Тут, с одной стороны, северные просторы, бездорожье в снегу, где всякая попытка убежать становится бессмысленной, тут чувство потерянности, холод, одиночество. Все это мы нашли в исторических снимках и работах известного польского фотографа Томаша Кизны, сделанных им в начале девяностых годов, которые вы увидите на выставке. С другой стороны, Шаламова никогда не покидало чувство тесноты: «Мне все время было всюду тесно. Тесно было на сундуке, где я спал в детстве много лет, тесно было в школе, в родном городе. Тесно было в Москве, тесно в университете. Тесно было в одиночке Бутырской тюрьмы“, написал он в «Четвертой Вологде». Дизайнеры выставки из мюнхенской фирмы Унодуэ (Костанца Пуглизи и Флориан Венц) нашли для передачи этого чувства великолепное решение.

Документальную основу выставки составили материалы из шаламовского фонда Российского Государственного архива литературы и искусства.

Мы очень благодарны директору РГАЛИ Татьяне Михайловне Горяевой и ее сотрудникам за помощь и поддержку.

Спасибо обществу Мемориал, которое предоставило нам из своих богатых фондов предметы и документы, которые помогают воссоздать тот фон, на котором развертывается действие рассказов Шаламова.

Благодарны мы также Государственному Литературному музею, который нам помог экспонатами двадцатых годов и советского литературного авангарда.

Поддерживали нас всячески и другие музеи и архивы, в том числе Мемориальный музей Шаламова в Вологде, Автономная некоммерческая организация Пермь-36, краеведческие музеи в Березниках и Красновишерске.

На выставке показаны не только документы, фотографии, книги, видеоматериал и находки из мест бывших лагерей, но и произведения искусства. В ходе подготовки проекта мы познакомились с работами московского художника Николая Наседкина. Мы попросили его нарисовать портрет Шаламова, на что он охотно согласился. Через два месяца был готов не только один портрет, а целых тридцать, и мы смогли выбрать несколько блестящих работ для выставки.

Но главную поддержку – практическую, смысловую и моральную – мы получили от «команды Шаламовцев», как мы их между собой называем: это редакция замечательного сайта Шаламов.ру – главный редактор сайта Сергей Соловьев, историк и биограф Шаламова Валерий Есипов, филолог Анна Гаврилова и историк Сергей Агишев; это наследник авторских прав Шаламова Александр Ригосик – сын Ирины Павловны Сиротинской, которой мы успели представить свой проект выставки; это режиссер фильма о Шаламове Светлана Быченко; переводчица Шаламова на немецкий язык Габриеле Лойпольд и составитель его собрания сочинений в Германии Франциска Тун Хоэнштайн. Без их помощи мы бы не справились – спасибо огромное всем!

И, конечно, мы хотим поблагодарить всех покровителей выставки – фонд культуры Германии, фонд немецкой лотереи, фонд С. Фишера – за финансовую поддержку. Сотрудников Дома Литературы Берлин, особенно Луца Диттриха, мы благодарим за то, что они взялись за этот проект, верили в него и не уставали поддерживать его всеми силами.

После Берлина, где выставка была впервые показана в сентябре 2013 года, она побывала в разных немецких городах, в Праге, Люксембурге, Базеле и разных городах Италии. И вот теперь она впервые представлена здесь, на родине Варлама Шаламова. Мы сознательно не стали вносить смысловых изменений в русский вариант выставки, полагая, что осмысление творчества писателя на стыке культур обладает особой ценностью. Показ выставки в Москве возможен благодаря поддержке фонда Конрада Аденауера, за что мы особенно благодарны Клаудии Крофорд. Надо было не только переводить все тексты – спасибо огромное Марку Гринбергу и Нине Ставрогиной, – надо было строить заново всю выставочную конструкцию, что блестяще удалось Дарье Бикмансуровой и мастерской «Один к одному».

В Москве появилась возможность дополнить выставку некоторыми подлинными экспонатами – и мы очень благодарны Сергею Григорьянцу, который предоставил из своего личного собрания несколько рукописей Шаламова и принадлежавшую когда-то ему пишущую машинку.

К выставке прилагается аудиогид, запись которого осуществлена благодаря помощи Людмилы Улицкой, а текст читает замечательный актер Владимир Левашев.

Завтра (25 февраля) здесь в помещениях Мемориала состоятся два круглых стола о культуре памяти и восприятии Шаламова в Германии, при финансовой поддержке Московского Гете-Института, за что мы тоже очень благодарны.

Просим прощения, что мы не могли назвать всех людей, которые нам помогли в ходе работы над выставкой и организации ее показа. Мы познакомились со многими прекрасными знатоками и почитателями творчества Шаламова, подружились и получили огромное удовольствие от общения с ними. Спасибо всем вам!

И конечно, не было бы выставки без общества Мемориал, без самоотверженной работы его сотрудников, особенно Ирины Галковой, которая в последние недели посвятила себя полностью Шаламову и этой выставке. Всем сотрудникам Мемориала, в особенности работникам Архива и Музея и руководителю образовательных программ Ирине Щербаковой и, конечно, директору Арсению Рогинскому, мы выражаем огромную благодарность!

Мы очень счастливы, что имеем честь показать результат своей работы в Москве и желаем выставке много посетителей.

Спасибо за внимание.