Назад | Содержание | Вперёд

Рецензия В. Т. Шаламова на альманах «На Севере дальнем»

Своеобразие Дальнего Севера обусловлено не только необычным уровнем спиртового термометра (ртутный там не годится). Освоение нового края – сложное дело. Различны интересы людей, приехавших сюда с «большой земли»; здесь и посланцы партии и комсомола, здесь и молодежь, увлеченная романтикой севера, здесь и охотники за «длинным рублем»; здесь и искатели приключений, здесь и люди, полюбившие суровый этот край, навсегда связавшие с ним свою судьбу. Интересы эти переплетаются, подчас сталкиваются. Людским коллизиям служат фоном только что одетые географической сеткой «белые пятна» гор, болот и ущелий, стремительных горных рек, тысяч ручьев, только вчера получивших имя; восьмимесячная зима с 50-60 градусными морозами, с жестким рыхлым снегом, который разметают метели и ветра утрамбовывают в ущельях так, что топором приходится вырубать ступеньки на подъемах. Каменный колодец – земной полюс холода – Оймякон расположен здесь же.

Север смещает понятие о расстоянии – ближайший авторский коллектив сотрудников магаданского альманаха «На Севере Дальнем» находится «рядом» с редакцией – в пятистах пятидесяти километрах. Другие авторские группы – еще дальше – тысячу, полторы тысячи километров. Смещено понятие о времени – сутки и час почти одинаковы в расчетах путешественника; порой кажется, что здесь действует влияние того медленного геологического счета времени на «эры», «эпохи», с которым здесь привыкли иметь дело разведчики недр.

Многие наши понятия обрели иные масштабы на севере, где даже звездная карта неба скошена. Кажется, что привычней патефона? Но я помню, как привезли его в одну разведочную партию, работавшую целое лето в глухой тайге. Все канавщики, шурфовщики, геологи и коллекторы оставили работу. Патефон был водружен на пне огромной пятисотлетней лиственницы и вся разведка в необычайном волнении слушала беспрерывно играющие пластинки. А из кустов выглядывали привлеченные музыкой юркие черноглазые бурундуки. Только здесь я оценил патефон по-настоящему[1].

Летчик подруливает обледенелый самолет поближе к столовой в Оймяконском аэропорту. Его обступают почтари – оленьи упряжки уже готовы для развозки почты. Почта запоздала – две недели нелетная погода. А летчик торопится в столовую, чтоб наскоро записать строчки о ледяной мгле на высоте 4000 метров.

Водитель проверяет тормоза автомашины, выслушивает мотор перед подъемом на перевал с многозначительным названием: «Подумай». Геолог перебирает свои старые полевые книжки, перепачканные глиной и грязью – что ему вспоминается? – Лиловые, розовые, сиреневые, голубые, желтые туманы колымских ущелий? Или цветовое богатство минерала – ведь палитра камня богаче палитры растений.

Или торопливость колымского лета, когда цветут разом, взапуски все цветы: весенние, летние, осенние – времени слишком мало, лето слишком коротко. Розовые чашечки ландыша виднеются на лесных кочках. Тонко, нежно и пьяно цветет шиповник – единственный здесь цветок, имеющий запах. Голые руки лиственниц протягивают изумрудные кончики пальцев. Наступила весна – без дождя, в ослепительном солнечном свете – тоже торопливом и щедром – солнце почти не заходит – утренняя и вечерняя зори встречаются друг с другом. Корни лиственниц жадно цепляются за каждый клочок оттаявшей за лето земли, тянутся вширь; вглубь нельзя – там лед, вечная мерзлота. Все спешит: птицы, звери, растения. Спешат и люди: геологи, водители, плотники, моряки, агрономы...

В магаданском альманахе «На Севере Дальнем» нет профессионалов-писателей. Каждый час летнего дня на счету. Я вижу отчетливо авторов этого альманаха – в их повседневном труде, в их любви к слову, в их желании показать лицо края, в котором они живут.

Мне ясно понимание редакционным коллективом Н.В. Козловым, П.П. Нефедовым, О.К. Онищенко, Б.В. Некрасовым, Л.И. Юрченко, Е.И. Ивановой, К.Б. Николаевым задач художественного закрепления Дальнего Севера – его своеобразных дорог, его промышленного и культурного роста, – все освоение огромной восьмой части Советского Союза.

Я разделяю сомнения, высказанные на первом совещании литераторов Магаданской области о невысоком еще уровне прозы и поэзии, опубликованной в альманахе. Я радуюсь удачам альманаха.

Лучшее здесь – воспоминания геологов: главы из книги С. Д. Раковского – одного из «первооткрывателей» – начальника одной из первых экспедиций времен 1928–29 года (литературная запись сделана членом ССП Е. Левановской); воспоминания Е.К. Устиева «В тайге» и особенно документальные повести геолога И.Галченко «Мы идем на Север» (№ 2), «По следам И.Д. Черского» (№ 4). Отметим, что сам язык геологов значительно ярче, объем зрения их писательского глаза гораздо шире – по сравнению с глазом и языком всех остальных авторов альманаха – прозаиков, поэтов, очеркистов, критиков...

Расширение этого отдела представило бы большой интерес. Несколько лет назад на Колыме были опубликованы превосходно написанные воспоминания В.А. Цареградского,[2] руководителя первой экспедиции на Колыме (вместе с Ю. Билибиным), затем в течение 25 лет возглавлявшего всю геологическую работу на Дальнем Севере, Героя социалистического труда. Участие В.А. Цареградского в альманахе было бы весьма ценным, равно как и таких «старых колымчан», как геологи А.П. Васьковский, Б.Л. и Л.А. Снятковы, Овсянников и ряд других.

Интересен отдел «Заметки натуралиста» – только эти заметки надо делать более сжато. Были бы полезны статьи или очерки о лесном хозяйстве Колымы со всеми его особенностями – даурской лиственницы, которая достигает на Дальнем севере триста лет, о карликовой березе, о рябиновых кустах, о тальнике, цвет которого меняется за весну несколько раз. Краеведческий очерк включит в себя и рассказы о рыбах, о птицах, о зверях колымских лесов и бесспорно будет полезен всем, и в первую очередь – молодым товарищам, желающим знать как можно больше о том крае, куда они приехали жить и работать.

В Магадане есть краевой музей. Не знаю – какова его судьба теперь, но лет пять назад он влачил жалкое существование. В темном сарае стояло облезшее чучело лося, и в темных и низких комнатах одноэтажного деревянного дома были сбиты в угол запыленные фигуры россомах, лис, медведей, зайцев, ястребов – всех вместе. Прочие экспонаты были тоже расставлены кое-как. Экскурсоводов не было.

Хороший большой очерк о курорте союзного значения «Талая», о его истории был бы во много раз полезнее бледного стихотворения Григорьева об этом курорте.

В книге Сергея Обручева «В неизведанные края» есть страничка о геологе Иване Демьяновиче Черском, именем которого назван крупнейший горный хребет Колымы. Бывший политссыльный Черский, так же, как и Тан-Богораз, вписал свое имя в историю края[3]. И обручевские строки, включающие куски дневника Черского (он умер во время путешествия от вспышки туберкулеза и жена его довела его работу до конца), волнуют гораздо больше, чем растянутые, мало выразительные и плохо рифмованные строки поэмы А.Семенова «Черский» (№ 3).

Хорошо бы собрать воспоминания врачей, инженеров, агрономов колымских. О сельском хозяйстве на Колыме можно рассказать много интересного. Здесь же вспомнится и красочная биография А.А. Тамарина – начальника колымской опытной станции, награжденного орденом, помнится, в 1934 году. Александр Александрович Тамарин-Мирецкий[4] много выступал в 20-е годы в московских газетах как литературный критик. На Колыме с ним была его сестра, его мать. У них должны были остаться воспоминания Александра Александровича, он был пишущим человеком.

Любопытна статья Милонова о северной архитектуре, хотя для альманаха подобный материал надо излагать значительно короче и живее.

Хотелось бы увидеть в альманахе очерк о гражданской войне на Дальнем Севере. Документы пепеляевских[5] есаулов есть в Магаданском краевом музее, да и поселок Ола, вероятно, может кое-что об этом времени рассказать.

Ценны все материалы, печатающиеся ленинградскими работниками Института народностей севера. Их статьям и очеркам, а также стихам поэтов народностей севера и фольклору этих народностей в альманахе отводится большое место в каждом выпуске (кроме № 1). Интересно сообщение М. Сергеева об изобретателе чукотской письменности Тенеувиле[6], закончившем свои многолетние работы в тот год, когда Советская власть принесла алфавит народностям севера. Однако думается, что главной задачей альманаха «На Севере Дальнем» является великая тема освоения края, отраженная в таких очерках как очерк И. Филиппова «Наш Магадан» – вещь очень нужного и правильного замысла. Следует надеяться, что редакция в будущем устроит на страницах альманаха смотр тех северных поселков, которым уже пора превращаться в города: Ягодный, Сусуман, Усть-Омчуг, Певек и др.

И для широкого читателя представил бы интерес рассказ о том, как заполняются «белые пятна» географической карты, как «крестят» безымянные колымские ручьи. На Колыме есть «Озеро танцующих хариусов», есть ключи «Чекай», «Нехай», «Ну»; есть речка с фокстротным названием «Риорита». Есть «Аида», «Вакханка», «Кармен». Как появились такие игривые названия на географических картах?

***

В альманахе печатаются главы из романа-трилогии А.Вахова «Китобои». Первая часть трилогии «Трагедия капитана Лигова» вышла в Магадане отдельным изданием. Это роман на редком материале – страницы истории русского китобойного промысла на дальнем севере в прошлом столетии. Вахову удалось, следуя своему замыслу, набросать широкую картину: Петербург, Токио, Сан-Франциско, Гаваи, побережье Охотского моря. Дворцы царских вельмож, притоны китобоев, штормы полярных морей... Японские шпионы и американские пираты... Матросы и местные жители-эвенки... Русские моряки с их неустанным беззаветным трудом на дальних окраинах России... Вся эта пестрая ткань романа развернута перед читателем в связном сюжете. «Китобои» вполне могли бы быть основой приключенческого кинофильма. При некоторой скудости словаря Ваховская трилогия – лучшая в художественном отделе альманаха. Это – исторический роман.

Рассказы альманаха о современности. Они неравноценны. Наряду с явно неудачными, надуманными вроде Л. Стеблева «Ее ответ», есть попытки более значительного замысла (В.Некрасов, «Дядя Федя»). Общим недостатком является рыхлость композиции, бедность языка, отсутствие собственного писательского видения мира, пренебрежение к отделкам деталей. Отсутствует экономия слова, сугубо важная в такой литературной форме, как рассказ. Словом, мало писательского мастерства. Но кроме этих, так сказать, «технических» недочетов, свидетельствующих о необходимости серьезной литературной учебы, есть и еще один не менее важный недостаток.

***

Имя Джека Лондона увековечено на Дальнем Севере. Самое большое озеро Колымы называется «Озером Джека Лондона». Это – достойный памятник писателю, талантливые рассказы которого у нескольких поколений наших читателей будили интерес к борьбе с суровой северной природой. И по сей день они зовут нашу молодежь на север. Влияние этого писателя, роль его в воспитании юношества – общеизвестна. Но в чем его сила? В прославлении человеческой воли, в показе – как лучшие качества человека обнаруживаются в бою с суровой природой? Не только в этом. Главная сила Лондона – в его реализме, в психологической правде, в человеческих поступках на севере. Лондон понял север как никто до него и первый из писателей показал «географическую» психологию в сотнях оттенков и подтекстов. Он сумел передать дыхание севера в каждой детали, в каждом диалоге, в каждом пейзаже. И временность приисковых построек, и временность человеческих отношений, и особое северное качество дружбы, и необычность отношений мужчин и женщин. Знаменитые лондоновские треугольники (белый, белый, индианка; белый, индианка, белая) исполнены психологической правды севера. Лондон показал, что добро и зло выглядят на берегах Юкона иначе, чем в Сан-Франциско. Описание северной природы лишь вторичное в рассказах Лондона и не на нем держатся его вещи. Я говорю, конечно, о северных его рассказах – лучшем, что Лондон написал. Любопытно, что в самых удачных «южных» рассказах («Приключение», «Рассказы о Грифе») психология героев, по существу, северная, а не южная, а «нагрузку» мороза выполняет жара.

Я потому так задержался на творчестве Лондона, что вижу в этом небольшом анализе разгадку успехов и неуспехов тех рассказов, которые опубликованы в альманахе «На Севере Дальнем». Здесь безусловно есть способные авторы (Некрасов, Онищенко). Каждому автору альманаха есть что рассказать, но забывая о психологической правде севера (она не лондоновская, конечно, но все же особая), помещая своих героев на дальний север, авторы вовсе не показывают скрытых основ поступков героев и, наряду с особенностями быта, не показывают особенностей человеческой психологии. Помимо языкового отбора, впечатляемости деталей, забота над психологической верностью поступков действующих лиц – непременная задача автора. Сними все пейзажное из рассказов альманаха – что останется? Мне думается, что каждому автору надо хорошо продумать, что характерно для севера? Что оставляет следы в сознании и поведении людей и, одобряя или осуждая, добиться психологической правды. Одновременно придет и правда деталей. То, что сумел увидеть глаз геолога и еще не умеют видеть глаза авторов альманаха. Это очень важно. Недаром Галченко закончил свой очерк размышлением о трудностях лекций «Советские люди осваивают дальний север» (№ 2). «То, что произошло на Дальнем севере за эти двадцать лет, нельзя выразить будничными словами. Я мог бы сказать: там, где шумела тайга, сегодня выросли предприятия. Там, где ходил зверь, сегодня мчатся автомобили. Там, где были неведомые «белые пятна», работают школы, кинотеатры, радиостанции. Но эти слова звучат слишком обыденно и не передают всей красоты и величия того, что произошло здесь. На дальнем севере произошло нечто более важное, чем освоение суровой природы. Но что же именно? Как это выразить? Я в напряжении думаю, пытаясь подобрать подходящие слова и образы и не нахожу их».

Найти эти особенные слова и есть главная задача литераторов области. Мне кажется, что когда исчезнут «северные особенности» в отношениях между людьми, значит наступило время полного освоения края. Освоение «физическое» предшествует освоению «психологическому». И в этом психологическом освоении не последнюю роль сыграет молодая магаданская литература.

***

Что сказать о поэтическом отделе альманаха? Настоящих стихов «по большому счету» там еще нет. В первых выпусках помещались и вовсе неумелые стихотворения. Но из выпуска в выпуск редакция все строже отбирает стихи для альманаха. Пятый номер включает интересную поэму В. Португалова[7]: «Колыма историческая» несколько напоминающую «Арктическую поэму» И. Сельвинского. Стихи магаданца-москвича С. Наровчатого[8] слабее, чем его же стихи, печатавшиеся в московских журналах. Лучше других С.Лившиц «В порту». В других выпусках попадались хорошенькие стихотворения М.Демина «Вечер», «Утро», «Плотник». Только стихотворение «Утро» безнадежно испорчено строкой «Выходит на повал бригада» («наповал»?). Есть подобное у В. Сергеева «И на траву ложатся щедро росы» (россы?). У Лозового «Моряк сечет внимательным биноклем» (трудно догадаться, что это видоизменение термина «засечь», тоже, впрочем, недопустимого в стихотворении). Или невразумительность первых двух строк четверостишия стихотворения В. Ладе (№ 2):

Грамотные последние две строки почти дословно списаны из инберовского «Сеттера Джека»: «Джек смотрел, и вода небес заливала ему глаза»[9].

Тщательное наблюдение за звуковой отчетливостью строки, устранение фонетической неряшливости во избежание смысловых спадов – первейшая задача всякого человека, работающего над стихами. Впрочем, в утешение Ладе, Демина и Сергеева следует сказать, что и большие поэты не свободны от подобных срывов, примером чему является знаменитая брюсовская обмолвка:

Над «Балладой с паводке» Б.Лозовому (№ 4) следовало бы побольше поработать, устранив «прожорливый пламень и шаманящий ветер». Лирический напор в балладе, несомненно, есть:

Есть удачные строки у безусловно способного В. Холмского. Трудно судить, что надо и что не надо было печатать из помещенных в альманахе стихов, и что посоветовать молодым авторам. Самая толковая статья на тему «Как писать стихи», которую мне доводилось читать, начиналась фразой «Научиться писать стихи – нельзя»[11].

***

О критическом отделе альманаха у меня замечаний немного. Нет слов, полезные обзоры работ магаданских писателей, нужное воспитание работников критического жанра, их «проба пера». Но сейчас важнее другое. Главное, в чем нуждаются авторы этого интересного и нужного альманаха, – это овладение мастерством. И мне казалось бы, что избегая многословных, информационных, всеобъемлющих и потому неизбежно поверхностных критических обзоров (вроде обзора Ивановой в № 2) – лучше было бы, если б в каждом выпуске альманаха давался подробный, всесторонний, показательный, что ли, разбор по всем правилам литературной науки какого-нибудь одного рассказа, очерка, цикла стихотворений, – обзор, на котором молодые авторы могли бы учиться, а остальной критический материал обсуждать в кружках на местах, или путем взаимных рецензий, рассылая почтой – местные условия подскажут конкретные пути такой работы. Значительную роль могла бы и должна сыграть областная газета «Магаданская правда», обеспечивая и литературные страницы местных писателей, и рецензии на выходящие альманахи. В статье председателя Бюро областного литературного объединения Онищенко «Достойно отображать жизнь» (№ 5) высказан ряд, упреков в адрес редакции «Магаданской правды». По-видимому, газета мало помогает молодым литераторам, и напрасно. Это прямой ее долг.

***

Редакция альманаха «На Севере Дальнем» делает большое и важное дело. От выпуска к выпуску альманах набирает сил. Если в первом были только проза и стихи, то в пятом есть и раздел «Творчество народов севера», и очерки, воспоминания, публицистика, критика к библиография, и книжная полка. Уже сейчас «На Севере Дальнем» – не хуже многих наших краевых альманахов. Ему пора превращаться в журнал, и нет сомнения в том, что «На Севере дальнем» будет достойным своего замечательного края – золотого цеха Республики.

***

Управление строительства Дальнего Севера было создано в 1931 году. В ноябре прошлого года отмечено его 25-летие. За это время в геологические исследования края вложено более трех миллиардов рублей. Здесь создано более ста металлодобывающих предприятий, шесть ремонтно-механических заводов. Вместо старательской добычи золота работают цельнометаллические приборы и драги. Механизирована вкрыша торфов, добыча открытых песков и обогащение россыпей. Высоковольтная линия электропередач тянется на четыре тысячи километров, а мощность крупных электростанций достигает 143 тысяч киловатт.

В 1931 году два с половиной миллиона квадратных километров края не имели никаких шоссейных дорог. К 1956 году здесь пять тысяч километров автомобильных дорог и более семи тысяч автомашин и свыше тысячи тракторов. Во всем Колымо-Индигирском крае в двадцатых годах было два десятка селений. Сейчас, кроме большого города на берегу Охотского моря – Магадана, – центра области, есть 410 рабочих поселков, в том числе 36 благоустроенных поселков городского типа. Вся посевная плошать 1931 года составляла 2 гектара. Сейчас картофель и овощи выращиваются на площади 8 тысяч гектаров. По данным переписи 1926 г. на каждые сто жителей Колымы приходился один грамотный. На Колыме и Чукотке было всего 20 начальных школ. Сейчас на Колыме 158 клубов, 123 школы, 50 больниц, 93 детских сада и яслей. Эти цифры, приведенные в альманахе «На Севере Дальнем» (№ 5), достаточно ярко показывают лицо нового экономического района страны – Магаданской области, самой далекой окраины СССР.

Назад | Содержание | Вперёд

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.