Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

Записные книжки 1972г. I

ед. хр. 44, оп. 3

Общая тетрадь белого цвета. На обложке надпись: «1972.1». Записи стихов: «Как Бетховен цветными мелками...», «Купель» и др.

В Новогоднюю ночь проверил в памяти фамилии всех тридцати человек, штат кожевенного завода в Кунцево, где я работал дубильщиком в 1924 и 1925 годах, и выяснил, что помню все, а также лица, фигуры, слова.

Прогрессивное человечество, как и всякое человечество, состоит из двух групп: авантюристов и <верующих>.

В людях смешаны эти два качества.

Время аллегорий прошло, настало время прямой речи.

Фогельсон — знаток закона Паркинсона, издательской психологии практик.

Всем убийцам в моих рассказах дана настоящая фамилия.

Преимущество Мандельштама передо мной в том, что он не видел Колымы.

В моей истории Симонов стоит в двух шагах от Скорино.

Скорино хоть не разыгрывала из себя благодетеля прогрессивного человечества.

После — он не нужен.

В разведку с Симоновым я бы не пошел.

«Черный список»

Реалистическая и даже натуралистическая современная повесть, далекая от модернизма и фантастики.

Ни одна сука из «прогрессивного человечества» к моему архиву не должна подходить. Запрещаю писателю Солженицыну и всем, имеющим с ним одни мысли, знакомиться с моим архивом.

Друзья не те, что плачут по покойнику, а (те), что помогают (при) жизни.

Это клеймо сойдет само собой, это не блатная татуировка.

В поэзии не бывает дипломатов, придворных, не бывает <хитрецов>.

Поэзия им дается <интуицией> (Пушкин, Пастернак), а не хитростью.

Хитрованов поэтов не бывает.

Он продал свою душу дьяволу, но дьявол не выполнил условия и не сделал его бессмертным. Что остается простому смертному — бить дьявола в рожу, плевать ему в лицо.

Неужели по моим вещам не видно, что я не принадлежу к «прогрессивному человечеству»? Даже рассказы: «Лучшая похвала», «Необращенный». «Необращенный» специально написан именно на эту тему.

Вот тема

Насколько трудно реалисту менять фамилии своих героев — Толстой, Куприн просто-таки с трудом меняют фамилии, настолько порабощает материал.

Гоголь — пример другого рода. Фамилии героев, веселые фамилии сочиняются на ходу — и Хлестаков, и Яичница, и переплетено все фантастикой, как весь Гоголь.

Достоевский — фамилии все мещанские придумывает для романов, и только для романов. Соответствие тут очень малое с «натурой». Вовсе не тот принцип кладется в основание образа, типа Болконских, Волконских у Достоевского нет. А у Куприна в «Поединке» был реалистический слепок — вызывающий неуважение.

Мы однолетки с Полевым. В 65 лет он руководит большим журналом, а я — инвалид. Вот что такое глухота.

Мне никто не мешает целых 15 лет делать все, что я хочу. Но я не могу из-за глухоты.

Тревожней всего еще то, что в век дилижансов я был бы более человеком. Наука и техника не создали общего протеза слуха, а заменили миллионом чисто технических возможностей, не заменили, а отодвинули в сторону.

Я могу вести только турнир по переписке. Я сохранил разум, но возможности использования для меня меньше, чем для любого другого человека.

Кино, радио, музыка, лекционная деятельность — все, чем дорога столица, для меня только лишний элемент раздражения, нервного потрясения. Я не могу ходить в театр, в кино. Цивилизация жизни день ото дня шире. Найден экономный способ познания, [нрзб.], действия. Надо прослушать курс, цикл, теле-радио... Всего этого я лишен из-за глухоты. Тут дело вовсе не в секретарях, а в том, что цивилизация и культура слишком многое связывают именно с ушами, со слухом, а не только со зрением. Зрение это нагрузка науки, задача для прошлого века. Книга. Сейчас книга уходит, и в этом новом мире без книги мне нет места. Я читаю быстрее всех в мире, но эта способность сейчас человеку не так важна, когда есть телевизор, радио. Еще когда кончилось немое кино, я понял, что будущее — не для глухих. Именно наука и техника подчеркивают ежедневно, что глухим нет места в жизни.

Эпистолярный способ общения, фельдъегеря и почтовые кареты — вот время, когда глухота не мешала бы мне общаться с миром.

Уплотнение времени с помощью техники, это уплотнение не для зрения, вернее, не только для зрения. Глухота особенно тяжела и вредна в личной беседе. Ничего не обговорить, не переговорить — и для переговоров выключаются уши одного из собеседников.

Экологи лишь повторяют блатную поговорку: «Из зверей самый хищный — человек».

Современность — это одно. Реализм — это совершенно другое.

Дети — источник лжи, компромиссов, напряженности. Поэтому государственное воспитание детей в фаланге Фурье имеет тысячу высоких нравственных начал. Воспитает лучшего качественно человека, которого в прошлом добивалась только Спарта.

13 апреля 1972.

Я: Те же самые люди говорят: все в порядке, книга выйдет в срок, к которому обещана.

П(олевой): (продолжая фразу): можете продолжать писать стихи.

Я так не люблю читать вслух стихи свои, что на обед в собственную честь у Бориса Леонидовича Пастернака не взял с собой тетрадь. И читал на память, что придется («Камея», «Песня»).

Израненная книга (о «Московских облаках»).

Стравинский — прирученный Скрябин.

За пятнадцать лет моей жизни в Москве к печатанью моих стихов никогда не было препятствий со стороны цензуры. Но каждое мое стихотворение, попадавшее в печать, выдавалось издательским, редакционным работником как его личный подвиг, жертва, грозящая ему немедленно чуть не смертью. Все это было действиями того же «прогрессивного человечества», которое травило и Пастернака...

Шаламов В. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. — М.: Изд-во Эксмо, 2004. — с. 342-345
<<Назад | Содержание | Вперёд>>