Переписка с Лоскутовым Ф.Е.

Ф.Е. Лоскутов[1] — В. Т. Шаламову

Дорогой Варлам Тихонович!

Получил Ваше письмо и все время собирался писать, но как-то так, что все были «дела». В связи с призывной комиссией все было некогда. Побывал в некоторых районах Магаданской области, встречал некоторых старых знакомых — в том числе Замяткина, Вы его, вероятно, помните по арии Е. Онегина на 23-м километре. Он работает в Новом Сеймчане в ГРУ[2] с приличным окладом. Обзавелся семьей, там же, в Новом Сеймчане, видел Ковалеву — жену Каминского, которого посмертно реабилитировали. 30 сентября 56-го года был в однодневном доме отдыха на 23 километре. Заходил в тот барак, где Вы и я работали и где у меня, а также у Вас появились объекты любви. Как жаль даже тех прошедших кошмарных лет. Место там стало не узнаваемое, разрослись молодые деревья, поставлены статуи «богов», сделаны фонтаны, купальный бассейн, бараки перестроены, имеют вид отдельных коттеджей, через реку переброшен ажурный мост. Кладбище второе, которое было выше больницы, выровнены могилы, «и никто не узнает могилку мою». Но первое кладбище, не доезжая, направо, до больницы — могилы заметны, а дорога, которая идет на кладбище, и до сего времени не заросла, старожилы это место называют «садик Иосифа». Старых нам знакомых два человека — Лурье, который был на дровозаготовках, работает зав. пригородным хозяйством, и Ральф, который работал рентгенотехником, работает там же электромонтером. Там имеется небольшой женский лагерь на человек 100—150 и детдом детей з&;lt;аключенных&;gt;, тоже человек на 100. Я там походил около речки, где когда-то ловил рыбу. Уезжал с 23-го с большой грустью и какой-то тоской, но в те времена 23-й километр был большой отдушиной для нашего брата.

Лето в этом году на Колыме не урожайное. Рыбы много, снабжение немного хуже прошлогоднего года. Кундуш получил реабилитацию и 1 октября 56 г. уехал в Ленинград. Посталь, кстати, не реабилитирован. Заводник Яков Евсеевич — зам. министра торговли. Москва, ул. Разина, д. 26, телефон К—2—68—47, К-2-67-39.

Герасименко не достал, когда ездил по району, достал два альманаха «На Севере Дальнем», других пока нет. Иногда продают приличные книжки. Но за этими книгами всегда очередь, а мне нет время за ними стоять, а шелуху не стоит брать. Вы мне намекнули, что возвращаетесь в литературное лоно — буду очень рад Вашим успехам. Посылаю Вам наметку на литературную тему: «Вор проиграл в карты глаза. Засыпал в глаза химический карандаш и не обращался за медпомощью до тех пор, пока не ослеп». Тема эта, мне кажется, оригинальная, и если она, возможно. Вам понравится, то психологическую сторону Вы доведете до большой остроты, как в современном обществе могут быть люди и целые коллективы, которые так «легко» решаются на такой поступок, поступок ослепления. Я знаю, что автор может брать сам тему, а не тему, подсказанную слева. Я могу этого инвалида расспросить о его социальном происхождении, его бытие и некоторые подробности его игры в карты, его воровской профиль и его групповую принадлежность: вор, сука, беспредельщик, махровый и т. д.

Получил от Добровольского Аркадия письмо, в котором он мне сообщил, что ребята кое-что пишут, но пишут не с большой серьезностью, а так, на рынок, чтобы подработать 100— 150— 200 рублей — ребятишкам на молочишко, а для большой работы нет бытовых и материальных условий. Сам он, как Вы помните, я кажется, послал Вам газету, какой-то обещал киносценарий для детей. Но о нем что-то в письме мне не упомянул. «Богатая невеста» и «Золотое озеро» — это Добровольского или других авторов?

Помните Вы поэта Петрова, который лежал у Топоркова, он из лагеря в прошлом году сбежал и, наверное, был арестован. Прислал письмо, что возвращается домой, все благополучно — вероятно, реабилитирован. Португалов немного пописывает стихи для газеты. Но материальная сторона его не очень хороша. Ко мне приезжала в гости моя дочь из Одессы. Перешла на 4-й курс медфака. У меня были кое-какие сбережения, но с приездом дочери, как раньше говорили, вылетел в трубу. А приехать нужно было. Нужно как-то сконтактироваться. Я ее видел, когда ей был один год. Сверх ожидания оказалась толковой девчонкой.

Живу и работаю в тех же условиях, что и раньше. Миля учится на двухгодичных курсах медсестер.

Жму крепко. Желаю успеха и здоровья. Пишите при возможности.

Ф.Е. Лоскутов — В. Т. Шаламову

Дорогой Варлам Тихонович!

Получил Ваше письмо и очень огорчен затяжными явлениями преуспевающей болезни Меньера к Вам. Причины этого синдрома пока еще достаточно не изучены. Многие считают, что в основе болезни Меньера имеется: 1) нарушение водного обмена; 2) аномалия развития кровеносной системы; 3) неврит слухового нерва; 4) раздражение симпатической системы; 5) гемодинамические сдвиги в центральной нервной системе; 6) взаимоотношение между кровоснабжением и режимом в лабиринте в смысле оттока и т. д.

При высоких полетах иногда у летчиков наступает глухота — перестают слышать стук мотора — на почве кислородного голодания, и когда подключают кислородный баллон, то снова слушают мотор.

Поэтому назначение Циммермана было направлено на деградацию подбором диеты. Насыщение организма кислородом — форточку, Medinal как снотворное и успокаивающее, Atropini как расширяющее сосуды с тонизирующими веществами вроде Coffeini и Pyramidoni, как противоприступное, болеутоляющее и уменьшает проницаемость капилляров, повышает их устойчивость и предупреждает развитие воспалительной реакции. Он так же запретил Вам курево, чтобы уменьшить интоксикацию. Основные этиологические моменты он не определил, а поэтому и терапия осталась несколько обширная.

Лично я бы пошел по следующим направлениям:

1) усилить тонус организма, 2) трансфузии крови 100—150 см3— 3—4 раза, 3) насыщение витаминами (никотиновой, группой В и В1, аскарбинкой и т. д. до рыбьего жира), 4) общий кварц, 5) внутривенно глюкоза по 20,0 № 10, 6) Sol № Chloroti 10% Ster пo 10,0 через день и удобоваримая диета.

Но да пошлет Аллах, что Вы уже здоровы, и мой совет пусть будет запоздалым.

В Москве к Вам не зашел, уехал в деревню, а дядьке поручил взять билет на 10/П, но из деревни, благодаря снегопаду и метели, еле выбрался. 9-го приехал, а 10/П уехал с Ярославского вокзала поездом на Хабаровск. С Хабаровска летел до Магадана, в общем все благополучно. Стал работать вместо с 3/1II—58 с 25/11—58 в больнице. Снабжение в этом году в Магадане весьма хорошее — московское. Валентина не видел. На 4-м не был, я там не стал консультантом, может буду. Лилю видел, приезжала из Ягодного.

Погода стоит морозная — 25°, но тихо и много солнца. М.И. устроилась в инфекционное детское отделение.

Альманах рассылаю № 6. Книгу Герасименко[3] поищу. Не возьметесь ли Хорошеву отредактировать с Ольгой Сергеевной книжку переливания крови с хорошей вступительной шапкой? Я ему скажу, но о цене с ним нужно договариваться — он скуповатый. За первое издание получил 8000 руб, но это пока проблематично.

Если будет время, то посылаю Вам тему.

Ложь матери.

Отец в 1937 году, толковый, трудолюбивый, здоровый человек, не кулак, имел 7 десятин земли, 2 коня и 2 коровы, но колхозники прислушивались к нему. Был «раскулачен» и направлен на дроволесозаготовки на Урал и там умер. У жены осталось две дочери и сын Николай. Сын рос, учился в школе, и мать ему говорила: «Тебя свой народ, своя власть, как и мать, накажет и пожалеет, а поэтому люби и защищай свою родину». И сын рос и вырос патриотом, и когда пришли немцы, стал заместителем начальника партизанского отряда. На реке Десне, недалеко от гор. Ельня. (На Десне около двух месяцев стоял фронт со значительным насыщением немецкими войсками.) Николаю, голодному, обессиленному, поручили произвести разведку, он пошел на разведку и был захвачен полицейским, от которого он бы и вырвался, и когда он возился с полицейским, то дядя полицейского — старик, который еще жив, ударил Николая колом, тот свалился с ног и тогда полицейский ножом нанес Николаю в грудь удар. Николая полицейский и его дядя затащили в воронку от снаряда, прикинули землей. Мать узнала, что сын убит, пошла просить пропуск у немецкого, для похорон сына на кладбище, коменданта и попросила русского из соседней деревни парня, который служил полицейским у немцев, помочь достать пропуск. Тот, зная Николая, согласился вместе с матерью Николая сходить в комендатуру. Когда пришли к немецкому коменданту, мать Николая сказала, как убитая горем и женщина из деревни. Мол дайте пропуск, моего сына-партизана убил полицейский, похоронить его на кладбище. Комендант, немецкий полковник, не знал по-русски и пригласил переводчика. Но полицейский, пришедший с матерью Николая, знал несколько по-немецки, и говорит матери Николая: «Молчи, тетка. Я буду говорить. Господин полковник, этой женщины Сталин сослал мужа в Сибирь, и он там умер, а сына убили партизаны». Немецкий полковник вызвал писаря и тут же написал пропуск. Мать с другими женщинами вырыла Николая из земли, привезла Николая на кладбище, где уже была однодеревенцами вырыта могила. Немецкий комендант, он же и полковник артполка, приказал произвести салют из одной батареи, и полк поднял ружья на караул. Там же были однодеревенцы из соседних деревень, люди рыли окопы немцам и никто не сказал немцам, что они хоронят партизана с салютом.

Сердечный привет мой и Мили Вам и Вашему семейству.

В.Т. Шаламов — Ф.Е. Лоскутову

Дорогой Федор Ефимович!

Я прошу Вас найти время, чтобы ответить мне на несколько вопросов. Я начал работу над рассказом о Вас и так как это рассказ, а не очерк — мне в Вашем ответе важна побудительная «мотивация», что ли, психологическая сторона дела, а не хронология и т. д.

Вопросов у меня много и прошу Вас писать ответ на них не кратко, а подробно.

Вопрос 1. Как рождалась, как продумывалась для Вас самого Ваша главная жизненная идея — «активная помощь ближнему»— так пока ее назовем. Примеры, и кто или сама жизнь продиктовала поведение. Тут нужно очень, очень подробно, с примерами, свою жизнь вспомнить придется.

Вопрос 2. Был ли случай разочарования в помощи и случай «отдачи», когда хороший поступок вызывал цепную реакцию хорошим же поступком. Или все это не было важно.

Вопрос 3. Лоскутов и блатари. Прошу честно изложить то, что Вы думаете по этому поводу.

Вопрос 4. Лоскутов и больные заключен. Чем долг врача, лечащего заключенного, отличается от долга врача обыкновенного. И есть ли разница в долге врача вольнонаемного, лечащего вольнонаемных, и долге врача заключенного, лечащего заключенных.

Вопрос 5. Ваше отношение к женщине.

Вопрос 5. Какие люди Вам нравятся: смелые, хитрые, умные, образованные, храбрые и т. д.

Вопрос 9. Лоскутов и больные в/н (вольнонаемные).

Вопрос 10. Лоскутов и подарки благодарности, которых Вам, я знаю, было очень много. Подробней и без мнимой скромности — как это все раздавалось.

Вопрос 11. Лоскутов и карьера. Личная карьера.

Вопрос 12. Лоскутов и начальство тогдашнее в лице доктора Доктора и подобной же сволочи.

Вопрос 13. Лагерное «дело» Лоскутова. Здесь нужно поподробней, действия уполномоченных — суть «обвинения», наглость и точная хронология (здесь надо).

Вопрос 14. Лоскутов и долг.

Вопрос 15. Одна из главных черт Вашего характера — умение думать за других. Черта редчайшая. Нельзя ли несколько примеров. Хотя, разумеется, у меня такие примеры из Вашей жизни есть.

Вопрос 16. Лоскутов и деньги.

Вопрос 17. Лоскутов и религия.

Вопрос 18. Лоскутов и врачи-товарищи.

Вопрос 19. Лоскутов и самообразование.

Вопрос 20. Лоскутов и литература.

Вкусы. Писатели, поэты. Только просто и прямо. Тут вам не нужно выступать литературным учителем. Литература для Вас, а не Вы для литературы.

Вопрос 21. Мы никогда с Вами не говорили о музыке, живописи. Какие тут у Вас соображения.

Вопрос 22. Лоскутов и газета. Информация.

Вопрос 23. Лоскутов и политика — в смысле интереса, а не смысле того расширительного толкования, которое против.

Вопрос 24. Лоскутов и его корреспонденты. С кем Вы переписываетесь. Кто Вам отвечает и что это за люди.

Я прошу Вас не бояться и ответить на все, возможно, еще рад и мелочей и большего много упущено, исправьте.

Миле привет.

Если напишете ответ на 1—2 вопроса — запечатайте в конверт и посылайте. Остальные после дошлете, частями. Порядок вопросов безразличен.

Ф.Е. Лоскутов — В. Т. Шаламову

Прежде чем писать о рождении идеи, я сообщу, как я сам родился.

Родился я в XIX веке в деревне Липовка, на берегу реки Десны, Трояновской волости, Рославльского уезда, Смоленской губернии, в семье, для деревни, не бедной. Отец мой умер, когда мне было три года, а сестре моей один год. Я едва помню смерть отца, похороны. Семья, в которой жил я и моя мать, фанатической религиозностью не была одержима, но праздники и обряды религиозные выполняли.

С детства нас приучали к деревенскому труду. 7 лет я умел плести лапти и обувал себя, сестру и мать, а иногда и бабушку. В семье матери иногда говорили, что мы работаем и кормим твоих детей. Я к этим замечаниям был очень чувствительный и решил, чтобы меня никто не кормил, после окончания сельской школы, уехать на лучшие заработки в Москву. В 7 лет я заболел гнойным плевритом, и мать дала Богу обет, что если я выздоровлю, она меня сводит пешком в монастырь под Калугой, Тихонову пустынь. Когда мне было 10 лет, мы ходили туда пешком, просясь на ночлег у кого попало по деревням.

В монастыре меня все новое, невиданное интересовало, а самое главное — святой песок, который насыпают в дупло дуба каждую ночь (по преданию Св. Тихон жил в этом громадном дубе), а за день верующие разносили по мешочкам и узелкам святой песок. Я там рассмотрел: и монахов, и прачек многодетных, стирающих на монашию братию...

В 1910 г. 13 лет из деревни я уехал в Москву, где были наши однодеревенцы. Мои земляки меня приютили у себя. Нашел я работу посудомоя в ресторане «Мартьянович» (в помещении нынешнего универмага на Красной площади), работал учеником фруктового отделения фабрики «Рэноме» на Долгоруковской ул., а потом в конторе Ивана Коновалова, посыльным и рабочим-сортировщиком на складе на Старой площади «Боярский двор».

В 1914 г. с фирмой ездил на нижегородскую ярмарку. Учился: курсы для рабочих на Пречистинской улице, на счетоводских курсах, убирал квартиру у двух студентов-поповичей, одного химика, который потом стал профессором, и одного филолога, остался в Англии, они меня за это около 3-х лет учили в пределах ремесленного училища того времени.

Жил я в Москве: 1) за Тверской заставой, рядом с фабрикой табачной «Габой», 2) на Новолесной; 3) на Лесной и угол Долгоруковской напротив Бутырской тюрьмы, 4) на Цветном бульваре рядом с цирком, где по вечерам бегал метать ножи и кое-что успел в этой области и 5) в Мертвом переулке.

Квартиры менял: то жильцы воры, то пьяницы, а также в связи с переменой рабочего места.

В 1916 г. в мае месяце досрочно принят (призван) в Старую армию в 93 ст. пех. запасный полк на Ходынке. В августе с маршевым батальоном был направлен в г. Карачев, для направления в 19 пех. дивизию на запади, фронте.

На фронт не попал, а из Карачева меня направили в гор. Смоленск на курсы ротных фельдшеров на 6 месяцев, по окончании которых попал в Санитарный поезд 136, приписанный к Вяземскому эвакопункту. Поезд возил раненых с фронта по мере надобности в другие города, в Москву, Ленинград. В дни октябрьской революции я был в Москве: поезд стоял недалеко от Марьиной рощи, бывал я в Ленинграде, был в Костроме, Ярославле. Из Ярославля был демобилизован. 1918, лето жил и работал в деревне, где мать моя очень хотела меня женить. В сентябре 1918г. был мобилизован в Красную Армию и попал в Москву в Красные казармы.

В октябре с полком из железнодорожников в качестве фельдшера отправлен под ст. Давыдовка, где имели несколько неудачных боев. Наш 37 пех. полк входил в 16 пехотную дивизию 8 армии. Там я заболел тифами: сыпным, возвратным и брюшным и очутился на ст. Чертково, какие за это время приходили и уходили власти не знаю.

После выздоровления от тифов был направлен в 1920 г. в 93 кав. полк 16 кав. дивизии, фельдшером. Брали Ростов-на-Дону, ст. Батайскую, станицы на Дону и Кубани, Новороссийск, Анапу. Приписывали нашу часть: к IX и X армии, к корпусу Жлобы, а потом была создана Вторая Конная армия под командованием Батракова, а потом полковника Миронова, бывшего станичного атамана.

Переправлялись через Днепр у гор. Никополь, брали Перекоп, Крым. Гонялись за Махно. Были в 20-м году направлены пешим маршем через Ростов, Кубань для поддержки закавказских рабочих против «закавказских контрреволюционеров», засевших в закавказском Федеративном правительстве.

Вблизи немецкой колонии у ст. Невиномысская я был при учебе случайно ранен и контужен разорвавшимся снарядом, после чего целый месяц во Владикавказе ничего не понимал, появилась Джексоновская эпилепсия. Был демобилизован и уволен как негодный к военной службе. С снятием с воинского учета в 1920 г.

В партию я поступил во время парт, недели в 1917 г. в [4] . В 1920 г. у села Марыска был выбран комиссаром полка и утвержден. Коммунистов нас в полку было 6 человек. Я считался «политпросвещенным», знал, что разницы между коммунистами и большевиками нет.

В 1921 г. прибыл в деревню, а осенью поступил в археологический институт, экономически не выдержал. В 1922 г. поступил в мед. институт и окончил 1927 году.

В Смоленской области заведовал участковой больницей. В Екимовичах 3 года, в Починке 3 года работал окулистом, в гор. Ярцеве около 2-х лет. В 1934 г. был для пополнения Сов. армии мобилизован. Служил в Бобруйском военном госпитале зав. глазным отделением. Майор медслужбы.

В сентябре 1936 г. был арестован с предъявлением обвинения по ст. 58-й п. 10 и осужден Военным трибуналом сроком на 3 года. Предъявлено обвинение: 1) восхваление Троцкого, английской конституции, Столыпинской системы хуторов. В январе 1938 г. при аресте на допросе предъявили обвинение в активном соучастии в контрреволюционной повстанческой организации. Тройка вынесла решение 1/III—38 г., 10 л. (п/п 5 лет ).

В 1947г. был в больнице на двадцать третьем километре. Арестован с предъявлением обвинения в писании и распространении контрреволюционной литературы, стихов, компрометирующих «вождя» партии, ст. 58 ч. I и 58 от 17/VI—19/VI—47. Срок— 10 лет п/п 5 лет.

Освободился по зачетам 6/VIII—54 со ссылкой и отметкой у коменданта ежемесячной.

Первая реабилитация 24/1—1955 и вторая последняя 27 сентября 1956 г.

После, когда приехал с фронта Гражданской, партийными делами и членом партии не был, выбыл механически. На следствии меня нигде не били.

Прибыл на Колыму с караваном судов на корабле («Днепрострой» или «Дальстрой»?) в 1937 году, апреле месяце. Работал на «Партизане» в Атуровке около 1-го года.

1938 г. Лето в Магадане на 10-строительном Олпе, на прииске Нерега — осень. На Загадке зиму. В 1939 г. в медпункте, прииск Средний Артикан. В Центральной больнице на 23/6 км и Магадане с 40 г. по 1950 г.

1950 г. в больнице Левого берега по 1953 на Олпе Берлага 1 год 4 месяца в больнице на Нереге, Загадке Аттурях работал на общих работах. В больнице пос. Сусуман в 1947 г. — 4 месяца.

13) Симановского я встречал после освобождения десятки раз. Он передо мной лебезил и говорил: «Я, как комсомолец, верил, что все по тому времени я считал происходящее правильным, раз об этом пишут, говорит партия, «Святой вождь»... Но он очень боялся, у его дома было привязано 2—3 собаки. Приглашал меня в гости. С ранением очень тяжелым глаза лечился его сын.

16. Решающее влияние на мой психосклад оказала деревня, с ее натуральной помощью ближнему, например: идет женщина-вдова за лошадью, пасущейся на лугу, а мы ребятишки купаемся в реке Десне. Спрашиваем: «За лошадью, тетя?» — «Да, ребята». — «Давайте я сбегаю». Выскочим из реки, километр махнем бегом, а оттуда галопом прискочим к дому просительницы. Пасем в очередь овец, а тетке нужно теленка приучать к стаду пастись, а дома работа, ребятишки говорят: «Иди, тетя, домой, посмотрим». А когда подрастают, то дровишек поможешь напилить, то на часок или два покосить, а если кто умрет, псалтырь ребята почитают. Была ли помощь религиозно-обусловленным явлением, старые или родовые традиции не выветрились? Будучи студентом, я приезжал в деревню, косил, молотил и пахал в течение 5 лет. Я читаю Библию, Евангелие, Коран, но впечатления от прочитанного не религиозные, а исторические.

2) В лагере были все несчастные, но среди несчастных были более человечные, более гуманные, родственные по духу, независимо от их склада ума и образования, за них иногда шел на «плаху».

3) Разочарования от хороших поступков были, когда они не удавались, были разочарования и неудачным исходом лечения.

Был случай и такой: сделал слепому больному операцию экстракцию катаракты, операция была удачной, зрение с очками + 11,OD = 90%. Больному изменили категорию и на материк не вывезли. Он на меня обижался, что я своей операцией не дал возможности уехать на материк. Я посчитал себя в данном случае виновным... Были и другие подобные явления.

4) Лоскутов и блатные.

В лагере было не много людей, которые вкладывались бы в нормальные тесты. Благодаря действию почти непрерывному отрицательных эмоций, люди делались, а некоторые и до лагеря были больны разными неврозами, психозами и психостениями, шизофреники, блатные большинство таковыми были. В условиях воли они почти все не квалифицированные рабочие, социальные условия общие, среда, семьи. Многие из них пришли в социальный мир тринадцатым поросенком, а сосок только 12. В связи с этим я и не разнил больных на блатных, бытовиков и политических, которых в сущности и не было, кроме ярлыка, приклеенного МВД, и которые считали себя ошибочно посаженными.

«Навару», как Вы знаете, я от них не имел. Но убийство среди них приходилось иногда прекращать. Все же эти, в большинстве неграмотные люди, бунтовали против лагсистемы, оказывали какую-то помощь, если кто из них попадал в беду, а ведь у нашего брата этого не было?..

5) Между больными заключенными и вольнонаемными у лечащего врача не должно быть разницы. Желания больных: 1) выздороветь, 2) заключенных в большинстве получить удлиненное освобождение, отдохнуть, выспаться, а может, получить пайку продуктов, что одновременно по запискам врача из ларька отпускали за наличный расчет, 3) больные в/н тоже в большинстве желали получать больничный лист, отдохнуть, сделать какие-либо свои дела.

Продление освобождения от работы субъективно решается врачом. Для вольнонаемных, если принимает врач заключенный, за продление (отпуска) освобождения он не отвечал, фактически и юридически он не должен их «обслуживать», но моральную ответственность врачебную и человеческий долг должен был нести за заключенных. Лечащий врач з/к отвечал: карцером, отправкой на лесозаготовку, в забой, лишением быть использованным на работе по специальности. Если лечащий врач заключенный будет думать усердно о своих наказаниях, и он будет придерживать от офиц. освобождений, он для больных становится вредным, страх — страшная, вредная сила. Появятся много случайных смертей в забое и его также снимут, только после гибели 5—10 человек или более людей. Тот, у кого больше освобождений в процентах на случаи поверки медицинской комиссией, должен доказать, что освобождены были правильно те, которые вчера остро нуждались в освобождении...

6) Лагерники на севере и на юге. Заключение — это иной мир, мир ожидающий: смерть каждую зиму, не огражденные «законами» от произвола, насилий, неожиданностей (собирайся с вещами), лишены условного права, они познали, как Адам с Евой, добро и зло. Я лично себя считал таким же, как и все заключенные. Вольнонаемные — это люди, познавшие пока только «добро»...

7) Лоскутов и женщины. Большой святости не было. Женат я был 28 лет на 4 курсе института в 1934 г. Когда меня взяли в армию, жена осталась на старом месте в гор. Ярцеве. У меня была большая семья, моя дочь, отец жены и сестра, двое сирот-племянников, иногда находилась и моя мать. В 1936 г. меня посадили. Колымские ухаживания Вам известны.

8) Я не могу ответить, что воспитывало меня в жизни. Больше село и наблюдение за поведением других людей из разных социальных слоев.

9 и 5 — отвечено в 5-м вопросе.

10) Подарков и благодарностей, их было не так много, как казалось со стороны, и большинство это были продукты: сахар, чай, конфеты, масло, но это все поступало на «общий круг». Привычки Кроля у меня не было — копить.

11) О карьере, как личной — лагерной так и врачебной, — я, по-моему, и не думал в то время (специфика условий).

12) К начальству я по личным вопросам и вообще почти не обращался. «Доктор» был лучше других, умней, и в то время другой бы на его месте был бы хуже, все шло по закону инерции, это инерция действовала на нас заключенных и начальство.

14) Лоскутов и долг. Долг, как врача, так и человека: помочь нуждающемуся по возможности. У меня, может, это бывает чаще, а у других реже. Благодаря, вероятно, некоторым особенностям. Глазные больные, это более обездоленная частица населения, и это чувство помощи — углубляется у окулистов. (Вам не приходилось встречать трахоматозные семьи?)

15) За других мне думать особенно не нужно было, нужно думать лишь о том, что человек желает в настоящее время и какие могут возникнуть из этого следствия. Пример: 1) Вы просите справку о работе на прииске «Партизан», я знаю, моей справки мало для подтверждения, и я рекомендую А. Верного. 2) Из тайги: Сусуман, Ягодное и т. д. приезжает человек показаться врачам областным, записался на мой прием. Я нашел конъюнктивит, хроническую ангину, посоветовал ему удалить миндалины, но нужна консультация терапевта. Написать в карточку, и мое дело сделано. За это время я узнаю весь его быт до прабабушки. Если он пойдет с карточкой в регистратуру, там ему и медсестре скажут, что у терапевта уже пять «лишних» больных, пусть придет завтра, а завтра начинай сначала. А он остановился у знакомых, а те едва сами ютятся, в гостинице мест нет...

Я беру его карточку и с больным иду к терапевту, тот поморщится, но при мне посмотрит больного, запишет и скажет, что там полагается, но если у больного в связи с хронической ангиной появилась какая-либо сердечная порочность, он ему не скажет прямо, остерегаясь бегства больного в болезнь... Ко мне приходили на прием папаши и мамаши с жалобами, что дети плохо учатся, мочатся в кровати, мальчики курят, а инвалиды, что первую категорию заменили на

II-ю, вторую на III-ю.

И я, где прямым своим вмешательством, помогал, а где просил оказать помощь других, иногда и удачно.

16) Не отрешаясь от земных благ и не делая почти никаких усилий для своего скромного бытия, я, когда стал работать у Ивана Коновалова, с того времени, за исключением одного года — Археологический институт, я не нуждался. Студентом-медиком был стекольщиком и печником. После института работали с женой по специальности врачами. Как Вы знаете, в лагере, я также не нуждался. (На участке работая, имел корову, кур, поросят.)

17) Мои переходы из одного места работы на другое почти всегда сопровождались трудностями. Мне хозяев положения приходилось уговаривать, что я им буду самым подходящим и полезным. Но для жизненной удачи я ходил по субботам в церковь и просил Всевышнего послать мне удачи и счастья. В 1916 году на санпоезде, я у поездного священника прочитал Библию, Откровения, Псалтырь и пришел к выводу, что это не толкование о божестве, а нравственный кодекс, и вера в Единого, как-то отодвинулась от моего бытия. Сохранил уважение к нравственным кодексам любых направлений.

18) О самоубийстве я не думал, считал жизнь высшим даром природы, и она, как пришла к нам независимо от нашей воли и такой же независимой должна уйти.

19) У меня со всеми врачами отношения были хорошие, но дружбу я водил только с профессором Аксянцевым на с. Артукане.

Я был, как считали власти, опасным, под большим наблюдением соответственных органов, и боялся врачей подвергнуть опасности «создания группы».

20) В продолжении 18 лет образование, какое там можно получить, литературой нас не баловали.

Я весной 1939 г. написал работу в медицинский журнал: «Благоприятное действие закапывания крови при солнечных ожогах глаз». Журнал этот выходил на Колыме (в Магадане) под редакцией, кажется, Хорошева. Но тогда посчитали, что тема эта не актуальна и не гуманна. Но кровь при болезни глаз стали применять с 1941 года. Повторил в 1944 году эту же тему, так она и затерялась. По возможности, журналы медицинские читал разные, что попадалось.

21) Я больше практический человек, а поэтому старых авторов я прочел до лагеря, а новых кое-что в лагере и в настоящее время. Литература новая пишется не для человека, а человек для литературы, литературы монополизированной. Она поучает, а не заставляет думать. Сказки я пишу, знаю, что без хорошего редактирования от них толку не будет. Рассказ не оконченный Ефим мне прислал, кем-то переписанный от руки. Просматривая Ефима, я для самозащиты в одном месте похвалил «Мудрого».

22) Музыке меня обучали весной соловьи да лягушки в болоте и петух Еремей. После контузии в 1920 году я утратил слух на звуки некоторой длины волн, а поэтому многие произведения музыки я не понимаю. Но что мне удается понять, мне все же, кроме развлекательной, нравится та, которая выражает борьбу за свободу человека, так мне кажется.

23—24) Газеты я стал читать с 1910 г. Сперва газету «Копейку», потом московский листок «Раннее утро», «Русское слово». Разбирался я плохо в газетах. То время и в газетах первых дней (годов) революции тоже плохо выбирал. Немного газет и журналов («Новое время», «За рубежом») почитать находил в условиях лагеря.

В 1927 в кавалерийском полку, где коммунистов было 6 или 7 человек, я считался лучше других разбирающимся в политике. Я уже знал, что между большевиками и коммунистами разницы нет. События намечаю по тону печати, выступлений, отчетов, докладов, речей на приеме...

25) Переписку я поддерживаю в порядке 150 человек. Кто они: 1) родственники, 2) колымчане — врачи и не врачи, 3) переписку и обмен новогодними телеграммами, письмами с товарищами-однокурсниками, окончившими мединститут— 160 человек — в 1927 г., и осталось в порядке 62 человека. Собираемся через каждые 5 лет на слет, и я был в 1957 г. В 1962, когда заходил к Вам. Среди нашего выпуска есть: академик, профессор, доктор и бывшие арестанты — это я, есть и другие. В 1957 г. собралось 76 человек. В 1962 г. — 64 человека, а в 1967, вероятно, значительно меньше, возможно и пишущий не дотянет. Эта тема для литературы подходящая. Окончивших нас в порядке 160 человек, война, болезнь, смерть — лагерь и вот на этот слет попадают все меньше и меньше, и наконец, съезжаются в н-ом году только двое, они заказывают по традиции бутылку коньяку в ресторане на Арбате («Праге»), но по состоянию здоровья пьют только воду из Трускавца, и рассказывает один не будучи в лагере, а другой лагерник, о делах минувших.

26) Думаю, что не проходит и дня, чтобы не думать о лагере, как в свое время «думал» Робинзон о своем острове...

Я Вам (даю) рекомендую, как тему иметь в виду, это — наши слеты через 5 лет, окончивших; врачей институт в 1927 г.

1) На первых слетах отмечали, что-то сделать, создать. Хвалились успехами в науке, среди женщин, восхваляли героику Гражданской войны.

II. При более поздних слетах хвалились детьми, их особенностями.

III. На еще поздних, роптали: на свою болезнь, неуважение детей, неблагодарность начальства партии, которой отдал 50 лет жизни, энергию, на неудачу брака и на неблагодарность текущего времен и...

IV. На Н-ий последний съезд в Москве по традиции собираются в ресторане «Прага» только 2 человека. Заказывают бутылку коньяка, по состоянию здоровья пьют воду с курорта Трускавец.

Один из них профессор, а другой обычный врач, находящийся длительное время в лагере. Профессор считал, что в то время аресты и суды учинялись только над контрреволюционерами, саботажниками, диверсантами и другими врагами государства, народа и партии, и что он считал это явлением правильным, что и сам он лично занимался выявлением врагов, подавал соответствующую информацию. Но, что он об этом сожалеет в это время, считает свою честь запачканной. Брак его не удался, дети получились неудачники... В науке он чистил скорлупу из чужих яиц. Бывший заключенный: у меня старый друг, все удачно было и работа, брак и авторитет, но время бросило на меня жребий...

Из кусочка неба открытого в фанерный козырек окна и кожу, проеденную за время лагерного бытия тысячами вшей, я узнал суть государства и социальную истину.

Своим долгом врача: я лечил души и болезни, а в несчастье я был счастлив...

Прощай, старый товарищ. Старость победила молодость, силу, круг земной смыкается, из бытия переходим в небытие. Пожмем друг другу озябшие руки. Эхо нашего голоса будет еще слышаться годы на далеком Севере: в гомоне людей, в полете и криках розовых чаек, в сиянии абрикосовых облаков и в золотом солнце, погружающемся в зеркальную чашу моря...

Переписываюсь с Е. Волдбером, Топорковым, Утробиным, Траутом, Бутом, Тимоникеевичем, Гребенюком, Прозоровой, Карицким, Поповой и многими другими...

Для героев Вашего очерка я не очень подходящий. Нужны ли Вам эти анкетные данные?

Именной указатель: Лоскутов Ф.Е.

---

---

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.