Содержание | Вперёд

Ирина Некрасова

Введение

В конце 80-x годов в связи с выдвинутыми идеями «перестройки», «нового мышления» на широкого читателя обрушился поток запрещенной прежде литературы. Начали публиковаться произведения на так называемую «лагерную тему», которая до этого времени была представлена лишь повестью А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Литературно-художественные периодические журналы отдали свои страницы произведениям Н.Мандельштам, Е.Гинзбург, Л.Разгона, А.Жигулина, В.Шаламова; свет увидели романы О.Волкова, Ю.Домбровского, А.Солженицына...

А.И.Герцен в работе «О развитии революционных идей в России» сказал, что «история нашей литературы – или мартиролог, или реестр каторги»[1], называя имена Рылеева, Бестужева, Полежаева, Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Кольцова, Белинского...

Эту же тему развивает М.Волошин в стихотворении «На дне преисподней» (1922 год):

Темен жребий русского поэта:
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот[2].

XX век оказался значительно страшнее. Поколеблены или вовсе разрушаются вековые представления о незыблемости вечных истин – добра, нравственности, гуманности. XX век, обнажив скверные стороны человеческой сущности, показал беспомощность человека перед злом, воплощенном в Системе, в государственных структурах. Хрупким оказался нравственный слой человеческой души, треснувший под напором тоталитаризма.

Мартиролог поэтов XX века длиннее, их мучения ужаснее. Расстреляны Гумилев, Пильняк, Бабель, Корнилов, Васильев... Смерть от рака настигла Твардовского, Гроссмана, Трифонова... Лагерь убил Мандельштама... Трагичен уход Маяковского, Есенина, Цветаевой, Фадеева…

Но даже на этом фоне судьба Варлама Тихоновича Шаламова исключительна. Его лагерный опыт уникален и не повторен, к счастью, ни одним другим художником.

Первый его арест произошел 19 февраля 1929 года, а затем были три года пребывания на единственном тогда в СССР Вишерском отделении Соловецких лагерей Особого назначения. Вновь В.Т.Шаламов был арестован в Москве 12 января 1937 года, и с августа 1937 до осени 1953 года он находился на Колыме, причем вплоть до окончания фельдшерских курсов в 1946 году работал в забое, на золотом прииске, в горной бригаде и т.п. – по четырнадцать часов в условиях тотального голода, холода, побоев и издевательств.

Колымские лагеря, в которых провел В.Шаламов семнадцать лет, – это главная вершина «архипелага ГУЛАГ», некий предел. История лагерных систем ничего подобного никогда прежде не знала. В.Шаламов увидел и познал этот предел. Он, сохранив себя как личность, как художника, открыл миллионам людей страшную Правду о Колыме. Проза его беспощадна, и не только по отношению к Системе. Не щадит она и человека, раздавленного лагерем. На такое осуждение имел право Варлам Шаламов, сумевший подняться из ада. Хотя понятие «ад» в его религиозном значении трактуется несколько иначе: в аду мучаются грешники. Советский же лагерь, лагеря Колымы – это особый мир, где полностью отсутствует мораль, где абсолютно торжествует зло, где страдают в большинстве своем безвинные.

Шаламовская проза – это не просто воспоминания, мемуары человека, прошедшего круги колымского ада. Это литература особого рода, «новая проза», как называл ее сам писатель. Он считал, что его произведения не могут вписаться в традиционные границы русской литературы с ее проповедничеством, учительством и гуманной верой в высокое предназначение человека. «Искусство лишено права на проповедь, – писал Варлам Шаламов. – Искусство не облагораживает, не улучшает людей. Искусство – способ жить, но не способ познания жизни... Новая проза – само событие, бой, а не его описание...»[3] Произведения Варлама Шаламова открыли читателю неизвестную жизнь, познакомили с новыми, неизвестными людьми – людьми с вывернутым сознанием. Для описания этого нельзя было использовать традиционные приемы художественного творения.

Варлам Шаламов настойчиво размышлял, как рассказать о том, что пережил. В своих «Воспоминаниях»[4] он признавался, что невозможно донести до читателя в полной мере ни факт, ни меняющуюся правду жизни. Единственное, в чем не лжет художник, по мнению В.Шаламова, – это в выражении своих чувств. Как это воспроизвести, каким языком разговаривать с читателем – вот в чем состоит главная задача художника, поскольку сюжеты уже существуют в мозгу и ждут, когда до них дойдет очередь. В.Шаламов бесконечно задавал себе вопросы, ответы на которые в емкую формулу творчества не уложатся. «Как вывести закон распада? Закон сопротивления распаду?.. В чем был закон? В физической ли крепости? В присутствии какой-либо идеи?.. У какой последней черты теряется человеческое? Как обо всем этом рассказать?»[5]

Прав М.Золотоносов, считающий, что «художественный мир Шаламова предстает миром как таковым, без художественной линзы»[6]. Прав в том смысле, что художественность прозы В.Шаламова просачивается сквозь строчки каплями крови – его и миллионов жертв.

Любой бы кинулся в Гомеры
Или в Шекспирово родство,
Но там не выручат размеры
И не поможет ремесло.
За лиру платят чистой кровью...

– написал Варлам Шаламов[7]. Обществу нашему необходима память Шаламова, оставленная им в мемориале его пронзительных строк. Обществу нашему нужны доноры, вливающие в его жилы свою кровоточащую совесть. Таким донором был Варлам Тихонович Шаламов.

Поэт – не врач, он только донор,
Живую жертвующий кровь.
И в этом долг его и гонор,
И к человечеству любовь[8].

Содержание | Вперёд

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.