Варлам Шаламов

Валерий Есипов

Варлам Шаламов — болельщик

Великий писатель с трагической судьбой — двадцать лет в лагерях! — мог быть еще и спортивным болельщиком? Как ни парадоксально — да.

Мальчишкой в родной Вологде он сам гонял в футбол, играл за школьную команду. Это было в начале 1920-х годов. В автобиографическую книгу «Четвертая Вологда» писатель включил отзыв отца-священника об этом своем увлечении. Оно было совершенно непонятно отцу, человеку духовного звания, выросшему в XIX веке:

— Смотрел я эту новую игру. Бегаете в поту, в пыли, в грязи. Что за интерес? Пойди к матери и дров наколи!

Но отучить меня от футбола отцу не удалось.

Тогда же Варлам Шаламов увлекся шахматами, регулярно посещал занятия городского шахматного клуба в гостинице «Золотой якорь».

Обе страсти сохранились и укрепились, когда Шаламов уехал в Москву и стал студентом МГУ. Его жизнь в столице в 1924-1929 годах, до первого ареста, была необычайно насыщенной и делилась главным образом, как он писал, между литературой и общественными сражениями. И все же иногда страсть к спорту, страсть болельщика перевешивала все остальное. В 1925 году он присутствовал на знаменитом шахматном турнире с участием Х.Р. Капабланки. Об этом, с интересными подробностями, Шаламов вспоминал даже в дневнике 1970-х годов: «Пятьдесят лет назад я посетил московский шахматный турнир международный. Первая партия Ласкер — Капабланка игралась в тогдашнем ресторане «Метрополь». Толпу, собравшуюся у подъезда, охраняла милиция конная. Милиционеры кричали: «Ничья! Ничья!»

Но и толпа была невелика — человек триста — не больше.

Все остальные партии турнира игрались не в этом помещении и никаких толп болельщиков не собирали. Шахматный турнир шел в клубе Совнаркома, в соседнем подъезде, где сейчас кассы аэрофлота. Человек сто ходило на этот турнир...» Шаламов подчеркивал, что всеобщим любимцем был Капабланка, которого болельщики называли просто «Капа».

Три года пребывания в уральских лагерях за распространение «Завещания Ленина» отрезали Шаламова от всех разносторонних увлечений. Но вернувшись в Москву в 1932 году и работая журналистом, он старается не пропускать важнейших спортивных событий. Иногда пишет репортажи, а иногда и очерки. В журнале «За промышленные кадры», в «Вечерней Москве» публикуются его большие очерки «64 поля», «Перед спартакиадой» и другие. Самый поразительный факт: будучи вторично арестован в 1937 году и находясь в Бутырской тюрьме, Шаламов старается следить за главным футбольным событием лета этого года: турне сборной Басконии в СССР, восхищаясь игрой гостей (разумеется, по рассказам с «воли»). Об этом можно судить по наброскам его стихотворения «Баски играют в футбол», где есть очень примечательные строки: «Мигеля Унамуно бывшие ученики...» То есть, Шаламов видит в смелой и тонкой игре басков след влияния известного испанского писателя-философа.

Но эти ассоциации возникли уже в поздние годы. А в августе 1937 года Шаламова уже ждала Колыма, бухта Нагаево. «Глядя на косматые, грязно-серые разорванные тучи», как писал он в рассказе «Причал ада», « я подумал — нас привезли сюда умирать»...

О какой-либо «спортивной» тематике в трагических «Колымских рассказах» Шаламова говорить было бы кощунственно. Но рассказ «Шахматы доктора Кузьменко», герой которого, умирая от голода, в безумии, съел слепленные им из хлеба фигуры — белую ладью и черного ферзя, и все равно умер,потому что не мог съесть раньше всю свою уникальную коллекцию — этот рассказ является одним из шедевров литературы еще и потому, что автор глубоко понимал тайны этой древней игры.

В рассказе «Путешествие на Олу» герой, Шаламов, уже освобожденный из лагеря, наблюдает на магаданском стадионе футбольный матч между местными командами «Динамо-3» и «Динамо-4». Мрачно ироничен комментарий писателя к этому матчу: «Дыхание сталинской унификации определило это скучное однообразие имен. И финальная группа, и предварительная — все состояли из команд «Динамо», что, впрочем, и следовало ожидать в городе, где мы находились». (Клуб «Динамо», как известно, принадлежал тогда к ведомству НКВД, и за имя клуба всеми своими могущественными средствами боролся Л.П.Берия — В.Е.).

Вот так бывает жестко детерминирована — судьбой, биографией — любовь или нелюбовь человека к какой-то команде или целому спортобществу. Простому болельщику, тем более поздних времен, до этого никакого дела нет — он любит игру, а не символы, любит конкретных игроков, а не исторический шлейф, что тянется за тем или иным клубом. Все, кажется, давно забыто — играйте в красивый футбол, и никто не станет вспоминать о прошлом. Но оно,увы, время от времени всплывает: по-научному говоря, выходят наружу культурные архетипы, связанные с памятью поколений...

Вопрос о болельщических предпочтениях Шаламова мне всегда казался одним из самых важных для определения его характера.

За какой же из клубов он болел, когда вернулся с Колымы и стал понемногу снова привыкать к нормальной столичной жизни 1960-х годов, где футбол всегда занимал особое место? Если не за «Динамо», то за «Торпедо», «Локомотив», ЦСКА или «Спартак»? На эту тему было много расспросов и попыток угадывания — методами исключения, дедукции и индукции. Пытался как-то прояснить эту загадку через И.П.Сиротинскую — ближайшего друга Шаламова последних его лет. Но, как и многие женщины, она была далека от футбола и ничего определенного не смогла ответить, хотя заметила, что «по телевизору он болел яростно».

В конце концов, ответ нашелся. В воспоминаниях С.Я.Гродзенского — сына одного из ближайших друзей Шаламова Я.Д.Гродзенского (опубликованных в 1990 году в еженедельнике «Шахматное обозрение-64») обнаружилось то, что интуитивно угадывалось:

«Шаламов был страстным болельщиком, он ходил на «Динамо», но болел за «Спартак». Думаю, симпатии к этому клубу отражали неприязнь к ведомствам, которые представляли соперники «Спартака» — «Динамо» и ЦДСА. Узнав, что по телевизору ожидается трансляция футбольного матча, Варлам Тихонович оживлялся и радостно потирал руки: «Сейчас футбольчик посмотрим». Это не вызывало энтузиазма у домашних, ведь предстояло полтора часа громогласных выкриков и прыжков, небезопасных для мебели»...

Итак, Шаламов болел за «Спартак», и это очень символично! Надо полагать, любовь его к клубу возникла еще в 1930-е годы — как раз на почве противостояния «Динамо». Ему было хорошо известно, что ведущие футболисты «Спартака» братья Старостины по прямой указке всесильного конкурента Берии были репрессированы (о судьбе Старостиных он упоминает и в рассказе «Путешествие на Олу»). И поэтому возвращение Николая Старостина в руководство «Спартака» было для Шаламова — как и для многих других болельщиков — еще одним знаком исторических перемен. Напомню, что «Спартак» в начале 1960-х годов стал кумиром у большинства интеллигенции, в том числе писателей. За спортивной подоплекой этих симпатий легко читалась и политическая. В футболе это имело свое преломление: «Спартак» никогда не выглядел командой военизированной выучки, рациональной дрессуры — он играл свободно. Ведомый Н.Симоняном, клуб в 1962 году стал чемпионом СССР, в его составе блистали В.Маслаченко, И. Нетто, А.Ильин, Ю.Севидов, Г.Хусаинов, Г.Логофет... Подкупала в «Спартаке» склонность к игровой импровизации, непредсказуемость и при этом — отчаянная воля к победе. Эти качества не могли не импонировать всякому творческому человеку, и Шаламову — тем более.

Менял ли Шаламов свои предпочтения, разочаровывался ли в любимом клубе (а поводы были — «Спартак» выступал неровно), сведений нет. Но предполагать нечто подобное, зная характер писателя, который всегда верил в высшие подъемы духа человека (и команды) — невозможно.

Болельщиком Шаламов был профессиональным. Еще в конце 1950-х годов он написал для журнала «Москва» целую статью о психологии футбола, где использовал научные исследования института физкультуры им.Лесгафта. «Выигравшие команды, — отмечал он, — забивают мячи более всего в первые 15 минут (и первой, и второй половины игры). Подавляющее психологическое значение имеет первый гол в ворота команды. В 54 из 65 международных встреч советские футболисты проиграли 9 игр. Во всех этих девяти играх первый гол был пропущен советскими футболистами. В этом отношении всегда следует помнить пример знаменитого нашего футболиста Федотова, умевшего мобилизовать волю, и свою, и команды, в подобных случаях».

Насколько актуально звучит, не правда ли? А еще более значительна горячая фраза писателя, заключающая этот очерк: «Все пройдет, а футбол пребудет навеки...»

Шаламов регулярно покупал «Спутники любителя футбола», где печатались не только календари игр, но и разнообразные заметки о выдающихся людях, занимавшихся спортом. Особенно восхищала его личность знаменитого физика Нильса Бора, который в молодости был вратарем сборной Дании. В дневнике Шаламова приведена заметка о Н.Боре: «Во время скучных матчей, когда датчане нападали, ученый вратарь решал спокойно сложнейшие формулы и уравнения на белой поверхности штанг. Говорят, эти ворота с уравнениями сохранились».

С особым значением Шаламов подчеркивал, что А.Конан-Дойль (которого он очень уважал как писателя) играл центральным нападающим в клубе своего университета, увлекался боксом, регби, коньками и лыжами. А романтик М.Метерлинк, с удивлением узнавал писатель, был, оказывается, боксером и автомобилистом. Все эти открытия служили для Шаламова доказательством возможности вполне гармоничного сочетания физического и духовного развития человека, во многом подрывавшего новейший миф ХХ века об «узкогрудых ученых» вроде А.Эйнштейна.

Сам писатель, несмотря на все перенесенные невзгоды, в 1960-е годы выглядел «викингом» (определение И.П.Сиротинской). Когда-то на Колыме со своим 180-сантиметровым ростом он весил всего 48 килограммов, но и восстановление сил не избавило его от вечной костистой худобы. Спортом он не занимался, единственное, что любил — плавать, и в Серебряном бору, и в Коктебеле. В начале 1970-х годов здоровье Шаламова стало резко ухудшаться. Но он с горячим интересом продолжал следить за самыми важными спортивными событиями.

В его личном архиве сохранился билет на шахматный матч Карпов-Корчной, проходивший осенью 1974 года в Колонном зале Дома Союзов. Архивному делу сопутствует вырезка из газеты «Советский спорт» под названием «Крушение на дебютных рельсах». Шаламов сделал свой комментарий: «Тут скорее крушение на шахматных рельсах, ибо Карпов не пропускает такой небрежности, неряшливости, ошибок. Корчной проиграет матч...» (И он оказался прав!)

Сопровождается эта запись философским заключением Шаламова:

«Я оставил шахматы в тот самый день, как убедился, что они больше берут, чем дают — и времени, и душевных сил. Как ни незначительна роль стихов в жизни, все же она побольше, чем у шахмат».

Наконец, последнее свидетельство о Шаламове-болельщике из его дневников:

«Инсбрук, 1976 г.

Замечательная Белая Олимпиада! Не было нападений террористов — мюнхенские убийства, ни случайных людей.

Что для меня лично было всего дороже? Женская золотая эстафета с результатом — СССР — Финляндия — ГДР, где золото было создано из ничего, даже не из нуля, а из минус четыре, секунд, проиграла Балдычева на общем старте. ее столкнули, она упала. Второй этап Зоя Амосова, Г. Кулакова, Сметанина».

О чем говорят все эти факты — для многих, наверное, неожиданные? О том, что великому писателю, автору «Колымских рассказов», не было чуждо ничто человеческое? Но это, наверное, слишком банальный вывод. Зная биографию писателя и зная, сколько душевных сил отнимала у него литературная работа («Я всегда говорю сам с собой, когда пишу. Кричу, угрожаю, плачу, И слез мне не остановить»), можно говорить, что спортивное болельщичество было для него не просто отдушиной, эмоциональной разрядкой, а самым действенным лечебным средством, отвлекавшим от тяжких дум. В спорте, как можно понять, он превыше всего ценил честную борьбу на полной отдаче всех человеческих сил. Не менее важно, что во всех своих спортивных пристрастиях Шаламов проявлял себя истинным патриотом, болеющим всегда за «наших». Это — еще одно доказательство того, что Шаламов никогда не был так называемым «диссидентом». Не был он — при всей невыразимой скорби своих произведений — и законченным пессимистом и мизантропом. Те, кто видят в философии писателя только неверие в человека, глубоко ошибаются. Мне кажется, что гораздо больше правоты в словах поэта И.Шкляревского, определявшего главную черту Шаламова так:

«Яростная вера в неисчерпаемость человеческих сил».

2011
Опубликовано в сокращении в №27 газеты «Литературная Россия» 8 июля 2011 г.