Одержимый правдой: Варлам Шаламов — по дневникам Александра Гладкова
(предварительная публикация[1] с выборками из фонда РГАЛИ № 2590 — М.Ю. Михеева [2])
По-видимому, вот первое свидетельство знакомства с В.Т. Шаламовым — Александра Константиновича Гладкова (ниже сокращенно, инициалами — В.Т. или Ш. и — АКГ):
3 нояб. 1961. (…) захожу в «Новый мир». Там знакомство с поэтом Д.Самойловым. (…) Еще знакомлюсь с поэтом Шаламовым. Он был на Колыме много лет, хорошо знает Валю Португалова[3]. К нему хорошо относился Пастернак. Его книжку выпустили не так давно в 2000 экземпляров и она сразу же исчезла[4]. (…) ##
Здесь АКГ узнает Ш. только как автора стихов, о его прозе ему пока ничего еще не известно. Затем В.Т. появится в дневнике через три года, в связи с выходом следующей книги:
14 марта 1964. (…) # Книжка стихов Шаламова «Шелест листьев» — чистый тон, естественность, но… ждал много и м.б. большего. Впрочем, редактора… ##
Как видим, знакомству с новой публикацией сопутствует некоторое разочарование. И только еще через год автор дневника начнет знакомиться, очевидно, через самиздат, — с самыми главными текстами Ш.:
3 апр. 1965. (…) Прочитал 5 рассказов В.Шаламова из его колымского цикла: «Заговор юристов», «Сгущенное молоко», «Заклинатель змей», «Одиночный замер» и «Посылка» (в рукописи). Всего листа два. Кажется, это далеко не вс[ё] из написанного в этом роде автором. Очень хорошо! ##
Помимо этой краткой констатации, уже на следующий день автор дневника не поскупится на достаточно развернутый комментарий, приведя там и свою оценку прочитанного (здесь и ниже выделяю наиболее важные места из его дневника — п/жирным):
4 апр. 1965. (…) # О рассказах Шаламова. Мне читать их интереснее, чем все другое о лагерях, не исключая и «Ивана Денисовича». Они не имеют претензии на «художественность» и это-то и делает их при уме и таланте автора, подлинного поэта, по-настоящему художественными. Читал их с волнением: в этих местах пробыл 8 лет брат Лёва. Упоминается и «Спорный»[5], где он пробыл лет шесть. Страшная правда о репрессиях, непосильном труде, голоде и цинге, об издевательствах «друзей народа» — блатных, о мелком бесчеловечном гоноре начальства, о самочинных расстрелах, о новых провокационных делах и о всем прочем… # Как это важно, что выжили, нашлись люди, пишущие об этом. # Я был в лагерях гораздо более легких, хотя и мне было нелегко: но при разветвленной кровеносной системе внутри и меж лагерных этапов, при долгом сидении на Лубянке с «повторниками» я если не всё, то многое знал из этого. Но одно дело знать, другое — читать об этом черным по белому. # Кажется, это только часть «колымской прозы» Шаламова[6]. Много говорят также о мемуарах Гинзбург[7], матери Василия Аксенова. Но я еще их не читал[8]. # Какую бы высоту набрала наша литература, если бы печаталось всё [9] (разумеется, правдивое и талантливое), а не только то, что окрашено слащавым идиллизмом. Не знаю, знаком ли был Шаламов с братом? С Португаловым[10] они встречались там на Колыме, Валька рассказывал об этом. ##
Заметим здесь: основное, что привлекает АКГ в текстах Ш., — именно отсутствие претензий на художественность (! хотя, как мы знаем, это неверно в отношении самооценки Ш.). Он готов противопоставить суровую правду о лагерях тому, что уже было выражено другими, в частности, даже А.И.Солженицыным — но в художественной форме.
Кстати сказать, оценки сравнительной ценности прозы и стихов Ш. — у АКГ и у Солженицына (сокращенно — А.И.) диаметрально противоположны, тогда как сам Ш. оценивает свои стихи выше прозы, как и А.И.:
Стихи Шаламова всегда мне нравились больше, чем проза его. (Как и ему самому.)[11]
Следующий раз, месяц спустя, в мае 1966, автор дневника станет свидетелем выступления Ш. на вечере памяти О.Мандельштама, на мехмате МГУ, — но его упоминание об этом кратко (известно описание и более подробное[12]):
14 мая 1965. Вечер вчера состоялся, хотя и была сделана попытка его отменить. Его организовали студенты Мех. Математического ф-та в аудитории на 16-м этаже нового здания университета. # Я в унив-те впервые. Мне нравится. # Приехали вместе с Н.Я и Левой[13] (мы заезжали за ней). Аудитория битком набита и масса непрошенных у входа. Председательствует И.Г.Эренбург, почти дряхлый и с розовенькими щеками. Он говорит умно, сдержанно и точно на той крайней границе между цензурным и нецензурным, которую он чувствует как никто. Показывает № 4 алмаатинского журнала «Простор», где напечатан целый цикл Мандельштама и в том числе знаменитый «Волк» [14], которого в прошлом году запретили в «Москве». Еще говорят: Н.Чуковский (поверхностно и почти пошловато), Н.Л.Степанов (вяло ораторски, но умно, хотя и академично), поэт Арсений Тарковский и Варлам Шаламов, который читает свой колымский рассказ «Смерть поэта»[15] и исступленно, весь раскачиваясь и дергаясь, но отлично говорит. И.Г. объявляет о присутствии Н.Я. Ей устраивают овацию (…)[16]
Еще раз разговор о Ш. возникнет у АКГ в том же году осенью, с Надеждой Мандельштам (ниже — Н.Я.). Очевидно в самиздате к тому времени появляются новые рассказы Ш., которых АКГ еще не видел (помимо тех пяти, прочитанных в апреле)[17]. В связи с этим, еще не прочитав, он делает некое общее утверждение, с прогнозом на будущее:
7 сент. 1965. (…) # Н.Я. в последний раз очень хвалила новые рассказы Шаламова. Это вообще ее последнее увлечение. Конечно, так называемая, «вторая литература», т.е. вещи, бродящие по рукам в машинописном виде и не печатаемые редакциями, ярче и сильнее. ##
Можно заметить, что АКГ находится под обаянием или даже под серьезным влиянием Н.Я., уж по крайней мере, в вопросе выбора чтения (они познакомились в 1960 и с тех пор довольно тесно общаются между собой, и лично, и по переписке).
Через 10 дней произойдет случайная встреча АКГ с В.Т., на улице, во время которой Ш. приглашает нового знакомого к себе в гости; еще через два дня в квартире на Хорошевке состоится их первый серьезный разговор, один на один, с отчетом об этом, занесенным в дневник:
16 сент. 1965. Был в городе. Редакция «Новый мир». # (…) # Встреча на остановке такси с Шаламовым. Он зовет к себе. #
Через два дня:
18 сент. 1965. (…) # Сегодня снова в городе: у Шаламова и в ЦДЛ на гражданской панихиде по С. Злобину[18]. От Шаламова огромное впечатление. Глухота, дергающиеся движения, нечто вроде внешнего юродства, и сложный быстрый ум, вкус, тонкость. Убежденность, как у протопопа Аввакума. Говорим о Колыме. Его история в целом. Его проза и позиции. О вымирании классического романа. О «документальности» новой прозы. Его жены, писательницы Ольги Неклюдовой, нет. Мещанская квартира на Хорошевском шоссе, рядом с квартирой Штока[19]. Он пишет в школьных тетрадях карандашом. Взял у него папку «Колымских рассказов»[20]. (…)
В тот же год могла бы быть и еще одна встреча, у Н.Я., но — так и не состоялась:
22 сент. 1965. (…) # Н.Я. сегодня звала к себе: у нее будет Шаламов. Мог бы успеть до поезда, но вряд ли поеду. (…)
Итак, за 1961 и 1964 годы — по одному упоминанию, а за 1965-й — целых семь, два из которых весьма содержательны. И главное: АКГ, наконец, знакомится с прозой Ш. В начале весны следующего года, в форме отчета задним числом упоминается их встреча в конце февраля в большой компании, опять-таки в доме Н.Я.:
4 марта 1966. # Вчера вечером дневным поездом приехал из Москвы (…)[21] # (…) 26-го [февр.] почти целый день у Надежды Яковлевны. (…) # (…) Прочитал (…) несколько рассказов (…) из портфеля «Нового мира», (…) одну рукопись В.Ш. (о процессе)[22] и последние слова С[инявского] и Д[аниэля] (уже бродящие по Москве в машинописи). (…). # У Н.Я. я пробыл целый день и обедал. Она очень хвалит «Встречи с П»[23]. — Да, это он, — говорит она. Она хорошо знала его много лет и это свидетельство ценно. Еще прочли рукопись Шаламов (ему понравилась только первая половина) и Дорош[24], которому, кажется, понравилось. Вечером у Н.Я. появился Шаламов, потом Наталья Ивановна [Столярова], Пинский и Майя Синявская, жена героя процесса[25]. (…)
Какого-то содержательного общения между АКГ и В.Т., за исключением половинчато-одобрительного отзыва Ш. (мемуары АКГ о Пастернаке) на вечере у Н.Я. как будто не происходит.
Пятью днями позднее в дневнике снова упомянут Ш. — в связи со сравнением его текстов почему-то с книгой Б.Дьякова, которую АКГ, несмотря на ее очевидную одиозность, хвалит[26]:
11 марта 1966. (…) Если отделить слащавые риторические пассажи, то в чисто описательной части — все правда. И немного странно, что книга вышла сейчас, когда, как все считают, дан отбой в разоблачении культа Сталина. (…) Перечитывал ее с волнением, все время останавливаясь и вспоминая свою лагерную эпопею. Конечно, Шаламов пишет лучше, глубже, острее, правдивее, но и это пригодится. ##
Так что здесь? Просто всеядность увлекающегося читателя, каким был АКГ, или беспристрастность автора мемуаров и дневника? На самом деле уж он-то знал цену писаниям Дьякова (ранее высказывался о них):
19 июля 1964: (…) Правда фактов, обстановки и неправда психологии рассказчика и его друзей. Она слащава, условна. Нет, даже честные, хорошие, искренние коммунисты держались не так.
Затем, 19 апр. 1966, перечисляя 30 фамилий тех, кто высоко оценил его воспоминания о Пастернаке АКГ назовет среди них и Ш. (грешный человек, как все мы, он неравнодушен к чужим откликам на собственные произведения): хотя тот, как мы помним, одобрительно отозвался только о первой части. (Интересно узнать, что он сказал о второй, но восстановить это, скорее всего, уже невозможно.)
Позднее, через месяц, снова глухое упоминание, постфактум, об их новой встрече у Мандельштам — но опять без изложения сути происходивших там разговоров:
26 мая. 1966. (…) 24-го с Э[ммой Поповой] поехали к Н.Я., (…) пришли Шаламов, американец Кларенс Браун[27], потом Браун ушел и появилась Майя Синявская, Голомшток и некая Вика Швейцер, работающая в ССП, приятельница Майи[28]. Эмма осталась ночевать у Н.Я., а я уехал на дачу (…)
Однако уже через несколько дней между ними возникает гораздо более содержательное общение, рассказ о котором фиксируется в дневнике позднее (через день после самого события):
30 мая 1966. # Вчера днем поехали в город с Эммой. Сначала у Ц.И.Кин, потом заходим за Левой [Левицким][29] и едем к Н.Я. Она нас сразу утаскивает к Н.И.Столяровой, где находятся приехавшие из Швейцарии Вадим Леонидович Андреев с женой (падчерицей Чернова). У Н.Я. были Амусины[30]. У Н.И. еще какой-то репатриант Алекс. Алекс. (?)[31], потом приходят Пинский, Кома Иванов[32], Шаламов, Рожанская и еще какая-то дама[33]. Мы сидим до половины десятого, потом я отвожу Эмму на вокзал. (…)
31 мая 1966. (…) у Н.Я. с Амусиными, Шаламовым, Аренсами[34], Левой. Аренсы подкидывают меня на машине и около 12 ночи я возвращаюсь. # Рассказы Шаламова о том, как он сидел в 29-32 гг. и о Колыме и о судьбе героев его рассказов. Спор о Солженицыне, к которому Ш. относится скептически и совсем не принимает «Ивана Денисовича», как неверную картину лагеря. Из присутствующих его поддерживаю один я, хотя и с оговорками. Нападает он и на «Новый мир». # При всех его крайностях, это замечательный человек. Талантлив, умен, любопытен, бездну знает всего и как никто — историю лагерей… #
Интересно, что в мае 1966-го, оказывается, у Ш. уже сложилось критическое мнение об А.И. как писателе (к нему он относится скептически и, в частности, не принимает «Одного дня…»). Но ни того, ни другого, как будто, он не высказывал самому А.И. До тех пор их переписка свидетельствовала о прямо-таки обратном. Ср. восторженное письмо В.Т. с подробнейшим — и, надо признать, очень точным! — разбором «Одного дня…» в ноябре 1962 (сам А.И. назовет его письмо пылким и отчасти нежным), а кроме того еще 14 посланий от Ш. — к А.И., вплоть до уже более спокойно-сдержанного отклика на роман «В круге первом» (это последнее письмо в подборке, без точной даты, но видимо отправленное не ранее конца 1966 г.): «Роман этот — важное и яркое свидетельство времени, убедительное обвинение» (http://www.shalamov.ru/library/24/21.html#t41).
Интересно также, что при всех сложностях изменившегося теперь, после мая 1966, мнения В.Т. об «Одном дне…» и разногласиях его в отношении общепринятого взгляда на это произведение с кругами оппозиционной к режиму («прогрессивной») интеллигенции — АКГ все-таки поддерживает В.Т. в критике этого произведения (только хотелось бы узнать, каковы были его оговорки; и в чем состояли упреки Ш. «Новому миру», но это, к сожалению, по-видимому, невозможно).
Через несколько дней АКГ встречается с Эренбургом, надеясь услышать уже от него отзыв о рассказах Ш., но так и не получает ответа:
3 июня 1966. # Вчера целый день в городе (…) # [у Эренбурга] # Аксенова [Евг.Гинзбург] написала еще три главы своих мемуаров. И.Г. их читал и очень хвалит. Шаламова он не читал. #
Зато жена Эренбурга, Любовь Михайловна (Л.М.), знает текстах Ш. и отзывается о них — во вполне характерном для своего круга ключе (отклики самого Эренбурга неизвестны но, думаю, и его мнение было солидарно с ее):
7 июня 1966. (…) # В последний раз у Эренбургов (…) Л.М. считает рассказы Шаламова слишком «страшными». И.Г. их еще не читал и лучшими в этом жанре находит мемуары Аксеновой, которая продолжает их писать, переехала в Москву и пр.
Через два дня в дневник заносится и такое краткое упоминание:
9 июня 1966. (…) Сейчас по рукам ходит бездна рукописей и особенно много рассказов Шаламова. (…)
И — через два месяца, уже в начале августа:
(…) # В «Лит.газете» письмо в редакцию Твардовского, стихи Шаламова (…)
В конце августа АКГ сравнивает вновь прочитанный текст — с Шаламовским, т.е. тот для него становится как бы неким эталоном для всей «лагерной» литературы:
27 авг. 1966. (…) # Прочитал очерки и рассказы Олега Волкова о лагерях. Интересно, но Шаламов лучше. #
И еще раз имя Ш. возникает как предмет разговора АКГ с Н.Я., среди прочего:
1 сент. 1966. # У Надежды Яковлевны. Она не то больная, не то раздраженная. (…) # Говорим о разном: о Солженицыне, о Шаламове, о стихах Максимова, о Коме Иванове. (…)
В том же сентябре, наконец, происходит, по-видимому, наиболее тесное непосредственное общение автора с Ш. — уже в течение нескольких дней, из которого появится в дневнике ценнейший отзыв о прозе В.Т. и заметки о его манере письма в целом:
6 сент. 1966. (…) # Вчера едем в город. (…) Потом у Н.Я. вместе с Шаламовым, Нат. Ив. Столяровой и Мишей Андреевым[35], сыном Вадима Андреева. (…) # Шаламов продолжает писать рассказы: только что написал и принес Н.Я. 8 штук. Бранил пьесу Пановой в «Нов. мире»[36], снисходительно хвалил (с упреком за отсутствие прямизны?) Домбровского[37]. (…) #
7 сент. 1966. (…) # С утра в городе. Три часа у Шаламова. Разговор о многом. В нем есть одностороннесть и своего рода фанатизм, но человек он крупно талантливый и интересный. Кто-то говорит, что память это свойство таланта: у него удивительная память. Взял у него читать еще кучу рассказов и переписку с Пастернаком. #
8 сент. 1966. # Полночи читал рассказы Шаламова (некоторые уже вторично)[38]. Есть вещи отличные, есть небрежно-беглые. Он пишет их в школьных тетрадях в линейку с одной стороны листа (на другой вносит поправки). Сходимся в том, что профессиональная школа перечеркиваний и помарок, возведенная в абсолют Фединым и даже Флобером и Толстым, в большинстве случаев обескровливает рукопись (как это было с Бабелем). Писатель должен неустанно работать над собой, а писать быстро, легко и почти импровизационно. Это высказываю я, а Ш. сказал, что это и его мысли и техника работы.[39] Он получает 70 руб. пенсии «за стаж» и изредка (но очень редко) какой-нибудь гонорар и этим удовлетворен. Жалуется только, что не хватает денег на машинистку. Написано уже около полутораста рассказов[40] о Колыме — это целая энциклопедия жизни, быта, истории этого самого огромного советского лагеря. У него цепкая память и интерес ко многому, что выходит из границ темы. Говорим с ним и о «Синей блузе»[41] и он верно указывает о незамеченном исследователями Брехта ее влиян<ии> на драматурга. Рассказы о молодежи вокруг ЛЕФа в конце 20-х годов: он ходил туда. Лихая, анекдотная, циническая атмосфера салона Бриков и его стиль, оттолкнувший его С. Третьяков и его взгляды.[42] Он отрицательно относится к «Ивану Денисовичу», хотя признает «полезность»: считает это «неполной правдой» и вообще не жалует Солженицына[43]. ##
Итак, здесь мы видим некий уникальный у АКГ прямо-таки трехдневный «запой» прозой Ш. и личным общением с ним. Вновь повторяется тема неприятия А.И. Через несколько дней следует отзыв о стихах Ш., но он уже окрашивается охлаждением (автор дневника остается исключительно последователен в оценке его поэзии):
17 сент. 1966. (…) # Просмотрел гору шаламовских стихов: несколько «Колымских тетрадей». Это очень слабее его прозы. Во-первых, всё приблизительно-условно-поэтично, очень иносказательно и очень несвежо. Есть конечно и сильные стихи — он большой талант, но уж очень всё лирично и нежно. Т.е. прямо противоположно его же прозе. #
Однако и далее интерес к Ш. у АКГ не утрачен. Вновь и вновь следуют сравнения с ним чьих-то самиздатских книг:
19 сент. 1966. (…) # Перечитываю (кажется, в третий раз, если не в четвертый) рукопись Над. Яковл. Это замечательно при всей односторонности и субъективизме. # Когда-то я сокрушенно думал, что наша эпоха не оставит великих мемуаров. Оказалось, что оставит. Ведь и гигантский цикл рассказов Шаламова — тоже мемуары. ##
Характерно, что проза Ш. и воспоминания Н.Я. для АКГ — нечто единое, прямо родственное друг другу, так же как ранее мемуары Е. Гинзбург и, что странно, — даже книга пресловутого Б. Дьякова. Он объединяет все эти — несоединимые для самого Ш. эстетические противоположности. Принципиальной новизны «новой прозы» он как будто не хочет видеть, она для него неважна.
Упоминания В.Т., а также следы их довольно активного общения с видны в дневнике за этот год до самого конца:
1 окт. 1966. [на открытие выставки Е.Фрадкиной][44] (…) Разные встречи. (…) Боря Слуцкий зовет в гости. Тоже и Н.Я., и Шаламов, и Мелетинские[45], и многие другие. #
9 окт. 1966. # Письма Фриду, Эмме, Шаламову. #
28 окт. 1966. (…) # Нежное письмо от Эммы, телеграмма от [Д.Я.] Дара и письмо от Шаламова. (…)
А в иных случаях уже и самому АКГ, как видим, приходится отстаивать о текстах Ш. собственное мнение:
8 дек. 1966. (…) Разговоры и с Д.Я.[Даром][46]. Он прочитал рассказы Шаламова и ему не нрав<и>тся. «Как-то всё голо. Нет обобщений». Удивительно, до чего у нас при взаимной симпатии разные литературные вкусы… #
27 дек. 1966. (…) # Споры о статье Шарова[47] в № 10 «Нов. мира». Дар безоговорочно за нее. Я не согласен с маниловской защитой рецидивистов и с полемикой с Шаламовым. Л.Я.[Гинзбург] на моей стороне и Рид Грачев[48] тоже.
Итак, 1966 год по количеству встреч Гладкова с Шаламовым (5) и отзывов в дневнике с содержательной оценкой его произведений (4) оказывается прямо-таки рекордным: вообще всех упоминаний, включая сравнения с его текстами чьих-то чужих, в дневнике — 22! (Ср.: упоминаний Солженицына за этот же год у АКГ почти вдвое меньше.)
Да и в следующем, 1967 году, общение с Ш., в том числе втроем, с Н.Я., остается в дневнике почти на том же уровне интенсивности — 16 упоминаний, 2 из которых представляются наиболее содержательными:
19 фев. 1967. [в Комарове] # Вчера письма от Левы и Шаламова. (…) # Шаламов пишет: «у меня просто руки опускаются, когда видишь, что все наиболее выстраданное, наиболее проверенное подвергается сомнению из-за того, что люди просто не хотят подумать серьезно о многом, начиная с фармакологии букиниста и кончая блатным миром[49]. Никто не хочет знать, что все гораздо серьезней, страшнее»… Это в связи с маниловскими рассуждениями Шарова о том, что он де неверно описывает мир рецидива, который не столь плох. # (…) Сегодня в «Известиях» полемические заметки Грибачева о той же статье Шарова и, увы, убедительные[50]… #
20 марта 1967. (…) # Вечером еду к Надежде Яковлевне. Застаю ее в плохом настроении. Она пишет воспоминания об Ахматовой[51], очень волнуясь и нервничая и говорит, что «старуха забрала ее когтями и когда она кончит, то утащит за собой»… У нее неважно с сердцем и она плохо выглядит. Приезжает Шаламов и долго сидим втроем. Разные разговоры. Она дает нам читать куски из новой рукописи, которая умна и интересна, и говорим о ней. (…) # Завожу Шаламова на такси на Беговую и возвращаюсь к Леве уже поздно. #
29 апреля 1967. # Прочитал целую кипу рассказов Шаламова. Нет, мне нравится его манера. Встречаются повторения, но это неизбежно и их немного. Есть сильнее, есть слабее, но в целом это выразительно, умно, точно. Это как чудовищная фреска, внутренняя форма которой зависит не от сюжета, а от размера стены, на которой она написана, а стена эта колоссальна. # И я совершенно согласен с ним, где его точка зрения оспаривается, как, например, в вопросе о рецидиве[52]. Так и я увидел этот отвратительный мир, так и я рассказывал о нем, еще не читав Шаламовских рассказов. #
Здесь весьма интересны, на мой взгляд, точки несовпадения, или несогласия АКГ с В.Т., уже заявленные в его дневнике ранее. Ведь как и для многих сторонников «традиционной» прозы, для АКГ в повторах заключается все-таки явный недостаток рассказов. Он никак не может смириться и признать их достоинством, каким-то специальным приемом «новой» прозы, как ни хотел бы, может быть, считать это сам В.Т. (высказывал ли АКГ это открыто их автору, и если да, то как реагировал на это Ш. — неизвестно.)
Вместе с тем у последней записи как будто еще и какая-то «оправдательная» интонация: автор дневника — сам перед собой или перед каким-то авторитетным для себя лицом? — объясняет, за что все-таки ему нравятся рассказы Ш., и спорит с этим воображаемым собеседником. (Такими авторитетами для него могли быть в то время, например, — Н.Я. или же Л.Я. Гинзбург[53].)
И вот АКГ с Ш. встречаются вновь:
15 мая 1967. # Вчера был в городе: взял билет на поезд и отвез Шаламову его рукописи. Сидел у него часа три. Подарил ему сборник, который он, просмотрев бегло, очень хвалит. #
Через несколько дней происходит как бы «параллельное» событие, свидетели которого выступают друг для друга некими «несообщающимися сосудами»:
20 мая 1967. (…) # С.[54] мне показал в америк[анской] газете объявление о выходе №85 «Нового журнала» (Нью-Йоркского), где на первом месте стоят «Колымские рассказы» Шаламова. Он [сам Ш.] или не знает об этом, или не захотел мне рассказать[55]. #
И вновь следует в дневнике сравнение с Ш., теперь уже — судьбы своего брата:
22 мая 1967. [при уборке на чердаке своей дачи, в Загорянке, АКГ] …открыл лёвин [брата, Льва Гладкова] чемоданчик и зачитался его и мамиными письмами периода после моего ареста и перед его смертельной болезнью и во время нее. (…) Господи, какая мера горя, незаслуженного, непоправимого. И это только две судьбы — две из миллионов! И еще находятся люди, рассуждающие о прощении Сталину во имя некоей исторической объективности. # Не потому ли меня так и тянет к Шаламову, что он какая-то вариация (наисчастливейшая) судьбы Левы. У них есть общее, но Ш. огнеупорнее, или просто везучее. #
Характерно, что сопоставляя судьбу Ш. с судьбой погибшего брата, АКГ называет участь первого — наисчастливейшей! В 1967-м, только еще на закате «оттепели», очевидно еще нельзя было предвидеть, как тяжело отзовется на авторе «Колымских рассказов» история не состоявшейся на родине публикации его основного текста, всего через каких-то пять лет.
Далее следуют два глухих упоминания в дневнике и одна, уже третья за этот год, их встреча:
31 мая 1967. (…) В №5 «Юности» снова стихи Шаламова.
5 июня 1967. (…) # Написал письма Дару, Шаламову (…). Завтра отправлю. ##
10 июня 1967. (…) # Не записал еще вчера про встречу с Шаламовым с его бывшей (и настоящей м.б.?) женой О.С. Неклюдовой на Аэропортовской днем. У него обвязана голова и она провожала его в поликлинику: он упал и разбил голову. Но он веселый — в руках у него связка книг: первых авторских экземпляров новой книги стихов «Судьба и дорога»[56]. Тут же надписывает мне. Неклюдова раздражена на него, шипит все время и мне неловко. До сих пор я ее ни разу не встречал[57]. #
11 июня 1967. (…) # (…) Забыл у Борщаговского[58] книжку Шаламова[59]. ##
25 июня 1967. (…) # Эмма играла днем «Идиота», ее провожала толпа девочек, снимали американские репортеры: она приехала с розами в руках. На театр Шаламов прислал книжку «Дорога и судьба» с надписью. (…)
3 июля 1967. (…) Нашел на почте несколько писем: от Шаламова … # (…) Шаламов благодарит за отзыв о книжке «Дорога и судьба» (…)
Как известно, где-то в конце 1968 года между Н.Я. и В.Т. пробежит черная кошка, но пока, в 1967-м, АКГ этого не видит и не фиксирует[60]. Наоборот, он отмечает сходство и даже солидарность их обоих — в критической оценке нового романа Солженицына (в отличие от него самого, АКГ, который исключительно высоко оценивал именно этот роман автора):
17 июля 1967. (…) # Все думаю о «Круге первом». # Это много выше мелких вещей Солженицына, особенно тех, что пронизаны искусственным русофильством, словечками от Даля и пр. Он писатель глубокого дыхания: атлет, способный поднимать большие тяжести. Как романист он сильнее, чем новеллист. И это — настоящий крупный писатель, которого ждали и который пришел… # (…) Если не считать рассказов Шаламова, некоторых мемуаров и кое-каких стихов, то разумеется ничего подобного «Кругу первому» в литературе еще не было на тему о лагерной трагедии русского народа. # Это сильнее «Ивана Денисовича» и «Матренина двора». То было обещанием, а это уже большое свершение. # И меня удивляет, что Н.Я. и В.Т. (кажется) так холодно отнеслись к этой вещи. ##
АКГ добавляет в общую подборку текстов, наиболее ярко свидетельствующих о Гулаге, еще и роман А.И. — в этом его расхождение с эстетикой Ш. безусловно достигает максимума, однако выражения в дневнике оно не находит. Более того, произошедшее, уже к лету 1965 г., как считает Д. Нич, «коренное изменение отношения к Солженицыну», который теперь внушает Ш. только презрение[61], — тогда еще никак не замечено АКГ.
Даже когда АКГ знает болезненную реакцию Ш. на А.И., он действительно долгое время под сильным впечатлением от «В круге первом», настойчиво возвращаясь к восхищенным оценкам романа несколько раз:
25 июля 1967. (…) # По-прежнему не работается. Это влияние чтения «Круга первого». Рядом с этим все делаемое и задуманное кажется игрушками. ##
30 июля 1967. (…) # Читаю вторично «В первом круге», уже менее торопясь и более внимательно. Впечатление еще большее. Получил рукопись в другом месте, чем в первый раз. Уже одно это доказывает, что роман «пошел по рукам». #
31 июля 1967. (…) # Дочитываю «В круге первом» (вторично и более внимательно). Можно сказать, что вся вторая половина июля прошла у меня под знаком этой замечательной книги. # Она была написана между 1955 и 1963 гг., т.е. писалась 8 лет. Я узнал о ее существовании, кажется, от Н.Я., еще когда она жила у Шкловских, т.е. вскоре после ее окончания. # (…)
Вот и осенью того же года встречи с Ш., у той же Н.Я., возобновляются:
31 окт. 1967. (…) # В городе был у Н.П.Смирнова, у Ц.И.Кин и у Н.Я.Мандельштам, которой сегодня 68 лет[62]. Она мрачна: болен Евг. Як.[63] (спазмы) и пророчит, что в следующем году умрет. Впрочем рада шоколаду и шампанскому, которые я привез. У нее обычные гости: Шаламов, Варя Шкловская и Коля Панченко[64], Саша Морозов[65], Мелетинские, Юля и … (забыл имя и фамилию) и двое молодых: муж и жена, которых именно тоже забыл (да и знал ли?)[66]. # (…) # Шаламову несколько месяцев назад вернули рукопись рассказов о воровском мире с обвинениями его в негуманном отношении к людям, из изд-ва «Советский писатель». Рец-ю писал Ю. Лаптев[67]. Он [В.Т.] туманно слышал, что его рассказы вышли на англ. языке. За рубежом есть хорошие рецензии на его стихи: одна написана Г. Адамовичем[68]. [ни о каких других рецензиях далее у АКГ не сообщается]
4 нояб. 1967. (…) Юре [Трифонову] кто-то дал 4 номера журнала «Шпигель» с восп. Светланы Сталиной. Мы с М.[69] не читаем по-немецки и смогли только рассмотреть фото. Журнал бойкий и читабельный. В одном из номеров рецензия на книги Гинзбург и Шаламова с их фото. #
7 дек. 1967. (…) у Н.П.Смирнова, затем у Юры. # (…) Еду к Шаламову за книжкой о Фрунзе[70]. Телефонное знакомство с Галиной Александровной Воронской.
Итак, в 1967 году — 5 личных встреч, но число содержательных разговоров становится меньше. Наметилось расхождение? Однако лишь в 1968-м интенсивность личного общения и просто число обращений к текстам В.Т. в дневнике АКГ заметно сокращается: личных встреч вообще нет, — и всего лишь 2 упоминания, последнее из которых — рассуждение по поводу возможности напечатания текстов Ш. за рубежом (о передаче текстов «Колымских рассказов» за границу АКГ как будто ничего не известно):
1 фев. 1968. (…) # Во вчерашней «Лит.газете» рецензия Олега Михайлова на книгу стихов В.Шаламова. Она давно уже лежала в редакции и ее не печатали, так как Шаламова стали издавать за границей и хвалить там же. И если ее напечатали, стало быть, это что-то значит, какой-то тактический ход[71]… ##
12 июля 1968. Целый день моросил мелкий дождь. Сильный южный ветер. # В последней «Лит. газете» хвалят стихи Шаламова. Не может быть, чтобы Чаковский[72] не знал, что рассказы о Колыме недавно печатал «Новый журнал», что они изданы в ФРГ по-немецки (а у нас не изданы), что Шаламов написал целую энциклопедию о Колыме в страшные ее годы, но, оказывается, это не имеет значения и его можно прославлять. Он не подписывал никаких писем. Да. Но его личное письмо к Шолохову стоит многого[73]. Но скандала, связанного с его именем, не было. И о нем пишут.
(За кулисами этого года — остается уход Ш. от Н.Я., осенью 1968.) В дневнике АКГ мы видим, что он старается отслеживать литературную конъюнктуру.
Почти так же редки оказываются упоминания Шаламова и в 1969-м году — всего лишь 4 раза, правда, в один из них происходит и личная встреча:
22 янв. 1969. (…) # Письма Левы [Левицкого] и Шаламова. Шаламов хвалит мою статью в «Прометее» и какие-то стихи М.Петровых.
И вот только тут, на вечере у Н.Я., АКГ узнает — очевидно от самой хозяйки — что с Ш. она больше не встречатеся:
28 мая 1969. Третьего дня рано утром приехала Эмма. (…) # В ЦДЛ роскошно обедаем, потом купив фруктов и шеколада[74], едем к Н.Я.Мандельштам. # Сначала сидим втроем, потом приходит некая искусствоведка Леля, которую я вижу у Н.Я. в первый раз[75]. Между Н.Я. и Шаламовым пробежала черная кошка. Споры о Достоевском и Толстом. #
Осенью он с Ш. снова случайно встречаются, на улице, и В.Т. подтверждает, что с Н.Я. его отношения прерваны (но подробное объяснение и тут отсутствует, он не распространяется на эту тему):
12 сент. 1969. С утра в городе. (…) # Встреча у левинового дома с Шаламовым. Заходим с ним к Лёве [Левицкому]. Он [В.Т.] хорошо выглядит, свежий цвет лица, сравнительно мало седины. Всё лето много работал: сделал сборник избранных стихов для Гослитиздата, написал к ним комментарий, написал много новой прозы, в том числе закончил всю «Колыму». Много читает, интересно и свежо судит обо всем. Его рассказы о разном. Все-таки удивительно интересный, самостоятельно мыслящий человек. С Н.Я. совсем не встречается. Говорит, что вечера у нее стали мешать его работе, но дело не в этом: между ними, как говорится, пробежала черная кошка. Его рассказ о соседе инженере-пьянице[76]. #
Вскоре после этой встречи:
15 сент. 1969 (…) # Послал 2 бандероли в Ленинград и «Дело Чернышевского» Шаламову[77]. #
Вот и в следующем, 1970 г. упоминания редки и молосожержательны: их снова 4 и они как бы автоматичны, регистрируя проявления чего-то уже известного, достигнутого ранее, остановившегося для АКГ в своем развитии и не заслуживающего особого внимания:
3 янв. 1970. Письма от Борщаговского, Ц.И. [Кин], Шаламова (…). # (…) Шаламов хочет моего совета по какому-то «литературному делу»[78]. #
19 янв. (…) # В № 1 «Юности» стихи Шаламова. #
А вот проявление интереса обратного — живой отклик Ш. уже на одно из произведений самого АКГ:
2 апр. (…) # Фильм «Хламида»[79] очень понравился В.Т.Шаламову, который успел его увидеть. Он приходил в «Новый мир» и рассказал об этом Леве [Левицкому]. #
В другой раз АКГ сравнивает с Ш. — Евгению Гинзбург, в связи с появлением очередного ее текста в печати, но, очевидно, на основании известного ему ранее ее текста, «Крутой маршрут», по самиздату:
23 июня 1970. (…) # В № 6 «Юности» напечатан рассказ Евгении Гинзбург[80]. Я его не прочитал еще, но тут важен сам факт появления ее фамилии в печати. У нее такое же положение, как у Шаламова. #
Итак, в течение трех лет, с 1968 по 1970, контакты АКГ и Ш. весьма редки, ограничиваясь по большей части — обменом некими «светскими» приветствиями или поздравлениями друг друга с праздниками.
Но вот в 1971-м общение вновь оживляется: 2 встречи на улице и общее число упоминаний — 10 (причем одно из них оказывается вполне содержательным). Хотя все же и теперь трудно назвать их контакты столь же тесными и сердечными, как раньше, в наиболее благоприятные для этого 1966–67 годы[81].
8 янв. 1971. (…) # Письма (новогодние) от Л.Я.Гинзбург и В.Т.Шаламова. (…) #
В это самое время, продолжая общаться с Н.Я., АКГ фиксирует у нее сильную рассеянность, забывчивость, даже некие признаки склероза (но при этом сама она проявляет трогательное участие к его, АКГ, семейной жизни):
26 янв. 1971. (…) # Днем поехал к Н.Я.М[андельштам]. Застал ее больной и лежащей в постели. Сердце. Ждет акций начальства, но храбрится[82]. Привез ей апельсинов и коробку шеколадного набора. Посидел часа два, увидел, что она устала и ушел. В квартире хаос. Она беспрерывно курит, несмотря на запрет врачей. Всё тот же Беломор, что и всю жизнь. Всё бесконечно грустно — и она, и я, и разговор об Эмме[83], и всё вокруг… # Н.Я. несколько раз задавала мне одни и те же вопросы, я отвечал, она спрашивала снова, забыв, что я ответил. Шаламов к ней не ходит с тех пор.[84] #
6 марта 1971. (…) # (…) встретил на углу Никитского бульвара и Арбатской площади (вернее — на бывшем углу) В.Т.Шаламова. Прошлись по проспекту Калинина, зашли в книжный магазин. Он прилично одет. Продолжает писать о своей жизни. Написал о Вишере, собирается писать о Вологде первых лет революции, терроре М.Кедрова[85] и пр. # (…) # Шаламову понравился фильм «Бег». #
9 марта 1971. (…) # Припоминаю разговор с Шаламовым. Он ненавидит Льва Толстого и как философа, и как человека, и как писателя. Сказал, что если бы у него нашлось время, он написал бы о нем работу, где показал бы его ничтожество. Мы разговаривали на ходу и он не аргументировал даже бегло своего мнения. Это может показаться чудачеством, но В.Т. слишком серьезный и убежденный человек, чтобы так к этому отнестись. Сам он пишет прозу очень простую и неукрашенную, но преклоняется перед «Петербургом» Белого. #
Здесь многое совпадает с тем, что и по иным свидетельствам известно нам о Ш.: «ненависть» к Л. Толстому, курс на «неукрашенность» прозы, преклонение перед эстетикой А. Белого. Но всё это, скорее, уже черты более позднего, «угловато-парадоксального» Ш., намеренно рвущего контакты с людьми, общение с которыми прежде было наиболее интенсивным и плодотворным. При том, то самого АКГ не коснулось это насильственное отторжение (разрыва между ними не было до самой смерти АКГ, в 1976), но очень жаль, что тот не постарался подробнее вникнуть, расспросить Ш. о причинах именно так складывающихся его — поэтики и эстетики.
Остальные записи о контактах за этот год, к сожалению, фрагментарны — отношения между ними сохраняются все еще теплыми, но — весьма поверхностны:
15 марта 1971. (…) # Послал письма: Каверину (с опечатками)[86], Шаламову (…) #
3 апр. 1971. Письмо от Шаламова.[87]
5 апр. 1971. (…) # Послал бандероли Эмме и Шаламову.[88] #
8 апр. 1971. (…) # Открытка от Шаламова: он получил Рильке. # Газета «Русские новости» закрыта по указанию из Москвы[89]. # Вышел 100-й номер «Нового журнала» в Н.Йорке. В нем рассказы В.Ш[аламова]. #
24 апр. 1971. (…) # Послал (…) открытку Шаламову. #
28 апр. 1971. (…) # Письмо от В.Ф. [Пановой] и открытка от Шаламова. #
И вот тут-то отсутствие тесного контакта между ними — двумя прежде так близко общавшимися друг с другом людьми — явно проявляет себя:
27 окт. 1971. (…) Беглая встреча с Шаламовым в магазине книжном. Покупаю по его совету книгу о Народной Воле, вышедшую в Саратове. Пока я платил в кассу, он исчез. Не успел с ним толком поговорить. В ЦДЛ бегло поговорил с Колей Панченко. #
АКГ явно сожалеет: между ними что-то вроде недопонимания. Уже в следующем, 1972 году он будет сетовать, пеняя самому себе за то, что не проявлял ранее достаточного интереса к своему старшему товарищу. Их основное общение за этот год концентрируется вокруг публикации печально известного письма 23 фев. 1972 в «Лит. газете»[90], а до этого все так же фрагментарно. В отношении письма АКГ склонен оправдывать этот поступок Ш. — в отличие от А.И., который сразу же в самиздате и позже, в «Архипелаге…» однозначно осудил его: «Варлам Шаламов умер»[91]. А вот АКГ — и поймет, и одобрит Ш., во всяком случае, не осудит, хотя вполне беспристрастно будут при этом отмечены в дневнике — и значительные потери в наблюдаемом физическом облике В.Т., и в его психическом состоянии… Из 12 упоминаний за этот год в дневнике два, на мой взгляд, оказываются снова весьма содержательны:
8 янв. 1972. (…) # Еще приходят запоздавшие новогодние письма: от Е.С. Добина[92], Д.Я. Дара и В.Т. Шаламова. Открытку от последнего мне переслала М.Н. Соколова[93] из Загорянки. #
12 янв. 1972. (…) # Отправил письма Генн[адию] Гладкову (композитору) и Шаламову. #
23 фев. (…) # Сегодня в «Лит. газете» письмо в редакцию В.Шаламова. А только вчера я послал ему записку с предложением встретиться в воскресенье. Любопытно, что заставило его так написать? Беспричинно это не делается. Он не член Союза и там давление на него оказать вряд ли могли. Но его книжка стихов в плане «Сов. пис.». И все же меня это письмо удивило. В нем говорится, что «проблематика “Колымских рассказов” снята жизнью». #
И вот наконец их объяснение, которому отведено в дневнике два дня (АКГ специально встречается с Ш., чтобы с глазу на глаз прояснить ситуацию):
28 фев. 1972. Вчера [94] утром (…). # В 2 часа еду к Шаламову. Он рассказывает мне историю своего письма в редакцию. Как я и думал, у него заблокировали книгу стихов в «Сов. пис.» и цикл стихов в «Лит. газете». При выяснении причин узнает, что всё упирается в Союз писателей. Он не член Союза. Разговор с Марковым[95]. — Мы вас примем, но вот вас всё печатают за рубежом. Мы знаем, что Вы сами не передаете, что это делается без разрешения, но напишите мне об этом, а я покажу это письмо в приемной комиссии… В.Т. написал, Марков передал письмо, выбросив обращение и один абзац [!], в «Лит.газету». Но В.Т. ни о чем не жалеет и настроен задорно. [!] Он хочет вступать в Союз. Вся беда в его полной оторванности от литер. среды и общей ситуации, с которой он не мог соразмерить своих поступков. [!] И он искренне не понимает, как его письмо могут повернуть против Максимова, например, Каржавина[96] или еще кого-то. В.Т. даже не знал об исключении Галича. [!] Но я не стал ему этого объяснять. Мне стало очень жалко его и я виню и себя в том, что, хорошо относясь к нему, редко с ним встречался, - в сущности, он жил в полной изоляции, усугублявшейся его глухотой и болезнями, бедностью и пр. [!] # Его комната, где уже довольно много книг. Он умело покупает новинки: показывал мне новую интересную книгу Э. Бурджалова о Февр. Революции[97]. И снова рассказы о Колыме. О смерти Арк[адия] Добровольского, которого хорошо знал и Шульман. Тот умер в Киеве в инвалидном доме, куда его водворила его последняя жена, киевская поэтесса Костенко[98]. Чем-то неуловимо его комната, хотя она и довольно большая, напоминает кабинку лагерного придурка.[99] [!] # От Шаламова еду к Гариным[100]. #
29 фев. 1972. (…) # Шаламов показывал мне купленную им книгу — хрестоматию «Родная литература. ХХ век», выпущенную изд. «Просвещение», где есть стихи Гумилева, Мандельштама, Кузмина, Ахматовой. Составитель — Н.Трифонов[101]. Теперь можно поверить, что выйдет Мандельштам в «Библ. поэта». # Странное время! Все время происходят какие-то изменения в разные стороны и очень непоследовательно. Давно ли зарезали книгу В.Н.Орлова[102] и антологию стихов этих авторов в той же «Библ. поэта» и кого-то снимали за нее в издательстве. # Рассказы Шаламова об около-оппозиционном поэтическом фольклоре конца 20-х годов. Поэма о П. Залуцком Михаила Голодного[103], стихи М.Светлова и даже Багрицкого. Ш. уверяет, что он сам слышал, как Багрицкий читал стихи о Троцком на студенческом вечере. Он тогда учился в МГУ и жил в общежитии на Б.Черкасском, напротив «Комсом. правды». Там сплошное гудение от диспутов и споров. К 1929 году из ста студентов, живших в общежитии, были арестованы и отправлены в ссылку 80 человек. Он сам был взят там в первый раз. Как на диспуте тогдашний ректор Вышинский, рьяно выкорчевывавший оппозицию, получил две пощечины. Потом он ушел в Главпрофобр и уж затем в прокуратуру. Теория Ш[аламов]а о самоуправном и антиправовом характере «досрочных освобождений» и сравнение [далее текст от руки, почерком АКГ, в конце нрзб:] Вышинского и Крыленко как “стрвиков”[104]. ##
1 марта. 1972. (…) # Рассказ В.Ш. о том, что Н. Дементьев[105], поэт, был троцкистом и его самоубийство с этим связано. Ш. даже утверждает, что он застрелился в тот момент, когда за ним пришли. Это было в начале 1936 года. Но тогда как раз была передышка между волнами арестов 1935 и конца 1936 гг. Кроме того, будь за ним нечто эдакое — это могли ему припомнить посмертно в разгаре 1937 г. Было же подобное с секретарем Аджарии... забыл фамилию… Пастернак написал на смерть Дементьева стихи и напечатал их в апреле 1936 года в «Знамени»[106]. (…)
6 марта. 1972. (…) # Вечером в ЦДЛ на обсуждении юриных [Ю.Трифонова] повестей (…) # Неприятный осадок после разговора с А.Рыбаковым[107] о Шаламове. Конечно, этот маленький и весьма ловкий «прогрессист» считает теперь Шаламова «негодяем». (…) #
Здесь мы видим, что общественное мнение того «прогрессивного человечества» (или ПЧ , как презрительно назовет его Ш.), которое однозначно осудило его поступок с письмом в газету, для АКГ совсем не так значимо, как, например, для друзей и знакомых из либеральной интеллигенции, например, Льва Левицкого, Давида Дара и множества других. Однако открыто противостоять их консолидированному мнению, как здесь — выступлению Рыбакова, АКГ — по российскому ленивому обыкновению — конечно не станет.
А вот сам Ш. снова проявляет интерес к творчеству АКГ:
29 апр. 1972. Открытка от В. [знакомая АКГ, имени которой он здесь не раскрывает] из Мукачева и письмо от Шаламова. «Вся Москва говорит о “Молодости театра” и мне бы очень хотелось посмотреть спектакль»[108] … #
Следует фиксация того, что и должно было произойти:
29 июля. 1972. (…) # Прочитал в «Книжном обозрении», что вышла новая книжка стихов В.Шаламова «Московские облака». Это точно сработало его письмо. #
И наконец, вроде бы и встреча, но — уже какая-то почти немая, бессодержательно-грустная:
31 авг. 1972. Вчера днем уехал в город. Лавка[109]. Там пустота. Встреча с Шаламовым. Он переехал на новую квартиру, на Васильевской[110]. Дом, где он жил, сносят. Книжка его вышла, но тираж лежит в Туле, где она печаталась. Лето, отпуска, не вывозят. Он еще хуже слышит, чем раньше. #
13 сент. (…) # Да, почтой пришла от Шаламова его новая книжка «Московские облака». Но я еще не посмотрел ее. #
12 нояб. (…) # Вдруг вспомнил, что не ответил Шаламову на присыл его книжки «Московские облака». Надо написать. #
Очевидно, что здесь это нельзя объяснить просто забывчивостью — к стихам В.Т. он оставался практически равнодушен.
Итак, Гладков в первый раз видит Шаламова и знакомится с ним — в редакции журнала «Новый мир» 3 ноября 1961, вначале узнав его только как автора стихов. Через четыре года, летом 1965, в самиздате он прочтет 5 рассказов Шаламова, и они поразят его: в дневнике появится восторженная оценка этой прозы. Ш. сделается для него даже неким эталоном при сравнении произведений на «лагерную» тему. При этом к стихам В.Т. в целом у него равнодушное отношение (надо учесть, что АКГ сам писал стихи и как будто знал в них толк).
Пик их наиболее интенсивного общения приходится на 1966-67 гг. и совпадает по времени с общением В.Т. с кругом Н.Мандельштам (она, собственно, и вовлечет Ш. в орбиту АКГ), но личные содержательные контакты — и с Ш., и с Н.Я. по отдельности — продолжатся у АКГ и потом, уже независимо — после отхода В.Т. от круга Н.Я. И — даже после публикации пресловутого письма в фев. 1972 г. в Лит.газете! Судьба Шаламова близка Гладкову, как видно, не только из-за того, что он сам «сидел», но и потому, что после Колымы погиб его младший брат, Лев Гладков (успел оттуда вернуться, но почти сразу умер от полученной там болезни).
По мнению Д.Нича, если судить по дневнику, Ш. и АКГ не встречаются около двух лет — с декабря 1967 по сентябрь 1969, а это как раз переломный для Ш. период, отмеченный его разрывом с диссидентским кругом, самиздатом, тамиздатом, Н.Я., Л.Пинским, Солженицыным (с запретом использовать его материалы для «Архипелага ГУЛАГ»), Н.Столяровой, Демидовым и — с апрельским, 1969 г. завещанием в пользу И.П. Сиротинской[111].
В творчестве Ш. наиболее важными для АКГ представляются «Колымские рассказы», которые он оценивает безусловно выше «Одного дня…». То есть АКГ в оценках произведений последнего отчасти совпадает с Ш., но только в отличие от Ш. он высоко оценивает роман последнего — «В круге первом», не прекращая общаться с А.И. вплоть до высылки последнего за границу[112].
Надо сказать, что АКГ вообще не разделяет крайних мнений — с одной стороны, категорического мнения Шаламова, что «роман умер»[113], а с другой, конечно, и слишком жестокой метафоры Солженицына, что — «Варлам Шаламов умер» (как реакции на письмо в ЛГ).
На мой взгляд, АКГ — совсем не «фланер», а человек трезвой середины.
Приложение. Загадки: Отношения с А.Т. Твардовским
В том же дневнике АКГ читаем:16 сент. 1964. (…) # Встреча вплотную с Твардовским в коридоре нового помещения редакции. Он смотрит на меня, словно что-то припоминает, но я не кланяюсь (тоже незнаком) и он проходит. Может, надо было поклониться? #
Иными словами, автор явно в замешательстве: он не знает, как надо было вести себя при встрече с именитым главным редактором журнала, «литературным генералом» — так называют Твардовского оба непримиримых противника: с одной стороны, Валерий Есипов, а с другой, Дмитрий Нич (хотя последний величает еще и — номенклатурным литературным чинушей, и рабом массовых вкусов либеральной интеллигенции, и даже номенклатурным надзирателем при литературных плантаторах — что на мой взгляд, конечно, уже чересчур).
Как кажется, именно здесь, в этом описанном АКГ эпизоде, можно провести пусть неполную, но хотя бы отдаленную параллель — с Ш. и его непростыми отношениями с Твардовским (А.Т.). Перед нами характерная «невстреча» — на этот раз АКГ с А.Т. (Кажется, потом они все же познакомились, но по-настоящему близки так и не стали, АКГ был коротко знаком со многими членами редакции «Нового мира», но не с его главным редактором.) Ну, а разве не так ли произошло — и с Ш.? Или же В.Т. изначально не рассчитывал на какой-либо контакт с А.Т.? Почему все-таки, даже отвергнув стихи Ш., тот так и не удосужился прочесть его «Колымских рассказов»? (по свидетельству его дочери, Валентины Александровны, в дневниках отца нет никаких следов, указывающих на какой-либо интерес к творчеству Ш.).
А между тем в «зазорном» для интеллигенции поступке Ш., его письме 1972 в ЛГ, — можно усмотреть некое действие по образцу, или даже шаблону, заданному ранее еще А.Т., двумя годами ранее, когда он опубликовал в той же Литгазете похожее письмо с протестом и инвективами в адрес западного издательства, опубликовавшего без его ведома (и с измененным названием) его поэму «По праву памяти».
Известно, что после ухода из «Нового мира» (1964), Ш. круто изменит свое отношение к Твардовскому[114]. Оно из безусловно положительного резко пошло в сторону отталкивания и даже порицания А.Т. Но в таком направлении вообще довольно часто менялись взляды В.Т.: особенно в годы после 1966 — и на А.И., и на Пинского, и на Н.Столярову, и на многих других… Наверно этому тоже должно быть найдено, со временем, каким-нибудь будущим дотошным исследователем, разумное объяснение.
Вот, к примеру, из его записной книжки 1966:
Два человека сошлись в ненависти к Хрущеву — Эренбург и Твардовский, два сталинских любимца, которые не простили Хрущеву своего страха — Эренбург на выставке в Манеже и последующей опале — не умел сманеврировать, устоять, а Твардовский — свое безрадостное будущее сталиниста псалмопевца — человека еще молодого и в 1953 году поставленного перед вопросом или — или. # Хрущев сломал Твардовского и заставил служить антисталинизму. Твардовский этого никогда не простил и весь «Новый мир» после 18 октября 1964: # — Только антихрущевской политики, внимания, наблюдения. # — Троеполье, чернение памяти и так далее. Стихи самого Твардовского, суть повести «Созвездие Козлотура». http://shalamov.ru/library/23/13.html
Здесь загадочны, по крайней мере, нуждаясь в истолковании, последние фразы: почему политика «Нового мира» после падения Хрущева видится автору — исключительно антихрущевской? На основании каких фактов? — Следует ли это оценивать просто как искреннее заблуждение Ш.? И в какой степени стихи А.Т. он склонен оценивать как родственные иронической прозе Ф.Искандера? (Да, повесть «Созвездие козлотура» была напечатана как раз в 1966-м; да, ее автор вероятно мог быть лично несимпатичен Ш. — к тому же его отрицательный взгляд на иронию в целом общеизвестен.) Но в чем именно проявлялся «слом» А.Т. — Хрущевым? — Еще одно заблуждение Ш.[115]?
Ну, и конечно очень важно установить, наконец, как, на основании чего менялось мнение В.Т. об А.И., от восторга (и — встречного преклонения) — до скрываемого про себя презрения (и — ответного непонимания, недоумения, обиды). Каковы были здесь «реперные точки»? — 1) понятна: поездка в Солотчу (сент. 1963) — реакция на нее фиксирована пасынком Ш. С.Ю.Неклюдовым. Но загадочны для меня представляются две следующих точки — 2) весна 1965 и осень 1966. Что именно происходила в их взаимоотношениях в это время? (здесь такая же загадка, как — осень 1968 в отношениях с Н.Я.)
Перед нами загадки, каких еще много скрывают в себе тексты одержимого донесением до читателя собственной правды — неистового Варлаама[116].
Примечания
- 1. Впрочем, дневники за 1963 и 1973–1976 гг. мной еще не просмотрены. Скорее всего, там также должны быть упоминания Шаламова.
- 2. Благодарю за помощь всех, кто принял участие в комментировании текста, — Елену Александровну Амитину, Дмитрия Исаевича Зубарева, Татьяну Ивановну Исаеву, Константина Михайловича Поливанова, Дмитрия Нича, Александру Александровну Раскину, Сергея Александровича Соловьева, Наталью Дмириевну Солженицыну, Габриэля Суперфина, Романа Тименчика, Юрия Львовича Фрейдина, Елену Цезаревну Чуковскую.
- 3. [Валентин Валентинович Португалов (1913–1969) поэт, учился в Литературном ин-те, после ареста — с 1937 по 1942 и с 1946 по 1952 гг. был узником Колымы, после освобождения и до 1963 жил в Магадане, собирая фольклор Чукотки (…Вместе русский, чукча, эскимос К промыслу готовятся всерьез…); после 1963 г. переехал с семьей в Москву, выпустил несколько стихотворных сборников.]
- 4. [Имеется в виду первая книжка стихов Шаламова «Огниво» (1961). Здесь и далее примечания публикатора к цитатам из дневника — в квадратных скобках. В круглых скобках — купюры в тексте дневника. Знак # в цитате служит для обозначения не сохраняемого абзацного отступа, а знак ## — для конца подневной записи.]
- 5. [Лагерь «Спорный» упоминается, в частности, в «Заговоре юристов», где повествование построено от лица «юриста» по фамилии Андреев: Вот здесь в эту ночь на «Спорном» я отморозил наново все десять пальцев ног, безуспешно пытаясь заснуть хоть на минуту. Ср. фото на http://photo-kolymy.ucoz.ru/search/?q=%D1, также «Поселок Спорная получил название вследствие того, что там долго спорили, как его назвать. Были названия и неэстетичные, Сопливый, например, или сопка Дунькин пуп.» http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=2629.]
- 6. [Очевидно, в перепечатках на машинке еще не было названия «Колымские рассказы», во всяком случае, как будто ни в одном из рассказов их общее название или название сборника не упоминалось, хотя Шаламовское наименование «циклы», как видим, АКГ уже знакомо (ср. выше в зап. 3 апр. 1965).]
- 7. [Евгения Семеновна (Соломоновна) Гинзбург (1904–1977), по мужу Аксенова, — журналистка: будучи репрессирована в 1937 году, провела 10 лет в тюрьмах и колымских лагерях и 8 лет в «бессрочной» ссылке; автор мемуаров «Крутой маршрут» (1967, вторая часть в 1975–1977).]
- 8. [Рукопись ее книги будет позднее также восторженно встречена АКГ. Ср. запись от 15 апр. 1965, где он подводит следующий итог за последнее время: …пожалуй, самое главное — чтение рук. Евг. Гинзбург (матери Вас. Аксенова) «Крутой маршрут» — воспоминания о 37-м годе, тюрьме и лагере. Это превосходно, умно, точно, честно. Еще одна из больших книг той «второй литературы», которая существует еще пока в рукописном виде. Совсем иное мнение об этом тексте — примерно в то же самое время, на месяц позже, — выскажет, как мы знаем, Ш. (в письме А.И. от 29 мая 1965): «Недавно мне пришлось познакомиться с мемуаром «Крутой подъем» [огорорка: на самом деле, «Крутой маршрут»] и встретиться с его автором, некой Гинзбург. (…) Со стороны чисто литературной — это не писательская вещь. Это — журналистская скоропись, претенциозная мазня» — http://www.shalamov.ru/library/24/21.html#t34. Мы сталкиваемся с крайне раздраженной реакцией, неким Шаламовским «заскоком». Правда потом, познакомившись более тесно с Е.С. Гинзбург, он, кажется, изменит свое мнение о ней, но о ее тексте — все-таки нет. А вот АКГ в оценке ее текста коренным образом расходится с Ш.]
- 9. [В рукописи это слово выделено разрядкой.]
- 10. [Португалов был арестован в конце апреля, брат Гладкова Лев — через два с половиной месяца, 16 июля. Ср. запись в дневнике АКГ от 6 мая 1937 г.: Лёва [Лев Гладков] взволнован — на днях арестован Валя Португалов, его близкий товарищ, мой хороший знакомый: неудачливый актер, начинающий поэт, ученик Багрицкого. Причины ареста, конечно, неизвестны: вероятно — какой-нибудь треп.]
- 11. А. Солженицын. С Варламом Шаламовым [отдельные воспоминания, написанные в 1986, с добавлениями в 1995 и 1998; напечатаны:] // Новый мир. 1999. № 4. С. 163–169 — http://www.solzhenicyn.ru/modules/myarticles/article_storyid_274.html.
- 12. Подробнее о выступлении В.Т. на вечере Мандельштама в МГУ — в записи «неустановленного» лица (согласно http://shalamov.ru/memory/118/). Обращают на себя внимание некоторые совпадения в описании Ш. у АКГ и в этой записи: бледный, с горящими глазами, напоминает протопопа Аввакума, движения некоординированные, руки все время ходят отдельно от человека, говорит прекрасно, свободно, на последнем пределе, — вот-вот сорвется и упадет...). На самом деле, авторы этой записи установлены (Евгением Голубовским). Это «Генриетта Савельевна Адлер, жена писателя Сергея Бондарина, одессита по рождению и юности. Рукописный текст расшифровал краевед, хранитель одесской истории и культуры, друг С.А. Бондарина и Г.С. Адлер Сергей Викторович Калмыков» (альманах «Дерибасовская — Ришельевская: Одесский альманах». Кн. 44, Всемирный клуб одесситов: Сост.: Ф.Д. Кохрихт, Е.М. Голубовский, О.И. Губарь, И.Л. Липтуга. — Одесса: Издательская организация «ПЛАСКЕ», АО, 2011» — http://odessitclub.org/publications/almanac/alm_44/alm_44_255-261.pdf).
- 13. [Скорее всего, под Левой имеется в виду Л.А. Левицкий (см. ниже).]
- 14. [Стихотворение «За гремучую доблесть грядущих веков…» (1931, 1935).]
- 15. [Уточнение Ю.Л. Фрейдина: Ш. тогда действительно называл рассказ «Смерть поэта», а не «Шерри-бренди». Хотя, по мнению Д. Нича, Ш. мог так называть рассказ разве что пользуясь таким названием как «домашним», реликтовым, или, наоборот, с целью быстро ввести в курс дела непросвещенную аудиторию: в самиздатской книге, хранящейся в «Мемориале», которая перепечатана со списка, датируемого самое позднее ранней весной 1965-го, рассказ носит каноническое название «Шерри-бренди».]
- 16. [Далее в дневнике следует рассказ о посиделках с Н.Я.Мандельштам под водку «Горный дубняк» в квартире у Шкловских, но судя по записям АКГ, Ш. в них не участвовал.]
- 17. [Возражение Дмитрия Нича: «в письме Шаламову от 2 сент. 1965 Н.Мандельштам дает очень высокую оценку всему (http://www.booksite.ru/fulltext/new/boo/ksh/ala/mov/75.htm), по моему мнению, уже подготовленному Шаламовым для издания за границей сборнику «Колымские рассказы», который она в письме называет «книгой» (обоснование этого http://ru-prichal-ada.livejournal.com/268207.html)».]
- 18. [Злобин Степан Павлович (1903–1965) писатель, автор известных исторических романов.]
- 19. [Исидор Владимирович Шток (1908-1980) драматург, актёр, бывший в юности другом АКГ, однако в последние годы тот относился к нему с откровенной неприязнью.]
- 20. [Здесь у АКГ в первый раз появляется название «Колымские рассказы» — по отношению к их «папке». Возможно, речь идет о сборнике, прочитанном Н.Я., который уже был, как считает Д. Нич, оформлен в окончательной редакции.]
- 21. [В это время АКГ живет у своей неофициальной жены Эммы Поповой, в Ленинграде.]
- 22. [Не совсем понятно, имеется ли тут в виду «Письмо старому другу», написанное Шаламовым и отданное анонимно (!) для «Белой книги» А.Гинзбурга. — Неужели АКГ знал уже тогда об авторстве В.Т.? Хотя по всей видимости, все-таки знал. Пояснение Д.Нича: Александр Гинзбург в воспоминаниях пишет: У многих из нас и тогда было подозрение, что автором письма был Шаламов — очень многое в его интонации перекликалось с «Колымскими рассказами». Но вслух об этом, естественно, никто не говорил.]
- 23. Тут речь идет о рукописи АКГ «Встречи с Пастернаком» — одного из самых известных его текстов в жанре критико-биографическом. Вначале книга в машинописном виде долго ходила в Москве и Ленинграде «по рукам», а потом была издана за границей, в Париже, в 1973 г. (история издания в: Е.Пастернак. Предисловие // А. Гладков. Встречи с Пастернаком. М.:Арт-Флекс, 2002, с.10–14).
- 24. [Дорош Ефим Яковлевич (1908–1972), писатель, автор очерков о деревенской жизни.]
- 25. [Мария Васильевна Розанова-Синявская, жена А.Д. Синявского. Учившийся с ней вместе на филологическом ф-те в МГУ — Игорь Голомшток сообщает, что свое имя Майя она потом поменяла на — Мария. Он же описывает и ее манеру поведения с мужчинами: при первом знакомстве ударять собеседника, так сказать, мордой об стол и наблюдать, как он на это прореагирует (Воспоминания старого пессимиста // Знамя 2011 № 2, с.154).]
- 26. [Борис Александрович Дьяков (1902–1992) партийный работник и журналист, автор «Повести о пережитом», быстро появившейся в журнале «Октябрь» после «Одного дня Ивана Денисовича» (№ 11 1962) — первые главы в «Звезде» (№ 3 1963), расширенное издание в «Октябре» (№ 7 1964). Об этом тексте: «Основная мысль этих записок — фальшивейшая: даже и в тех условиях настоящие коммунисты понимали, что репрессии не меняют сути нашей жизни и правильности нашей политики, и сохраняли исторический оптимизм» (Кондратович А.И. Новомирский дневник (1967–1970) М.: «Собрание», с.282). По свидетельству Дмитрия Нича: «Я сам видел несколько страниц ксерокопии “Архипелага ГУЛАГ” с антисолженицынскими пометками Дьякова — ксерокопировано было персонально для него как объект критики». Е.Ц. Чуковская добавляет к этому: ксерокопия была наверняка с Лубянки, он ведь один из немногих доносчиков, которых Лубянка сдала в начале перестройки, один из немногих разоблаченных в печати в эти годы стукачей. Но, как видим, АКГ как будто совсем не воспринимал их тогда так критически.]
- 27. [Кларенс Браун — американский славист, переводчик Мандельштама, автор первой крупной монографии о его творчестве (до 1925 г.); с ним Н.Я. в 1966 г. отправила на Запад «Воспоминания», ему же в 1973 направила для передачи на хранение в библиотеку Принстонского университета (Кларенс был его профессором) сохраненный ею Архив Мандельштама, и Браун стал его официальным куратором.]
- 28. [Игорь Голомшток, сотрудник ГМИИ им. Пушкина, специалист по западному искусству начала ХХ века, в частности, по творчеству Пикассо, бывший свидетелем защиты на процессе Даниэля и Синявского; в конце 60-х эмигрировал, живет в Лондоне, автор книги о тоталитарном искусстве. Виктория Александровна Швейцер — литературовед, текстолог, работала в ИМЛИ, участвовала в издании 30-томного собрания Маяковского, в Отделе рукописей библиотеки ИМЛИ отыскала мандельштамовские переводы из старо-французского эпоса, а затем, в письмах Э. Поповой, несколько стихотворений О.Мандельштам, написанных им после возвращения из воронежской ссылки, стихи эти считались безвозвратно утерянными; в середине 70-х эмигрировала в США, преподавала в Амхерсте, дружила с Бродским (ее мужу посвящено «Представление»), занималась в Принстоне изучением Архива Мандельштама, выпустила первое зарубежное, но основанное на рукописных источниках издание «Воронежских тетрадей» (пояснения Ю.Л. Фрейдина). Помимо этого, она (с мужем) были единственными свидетелями размолвки Ш. с Н.Я., произошедшей а конце 1968 г., после которой В.Т. навсегда порывает с кругом Н.Я. и уходит фактически в затворничество. В. Швейцер отказалась назвать причины произошедшего (Дмитрий Нич. Московский рассказ. Жизнеописание Варлама Шаламова 1960-е – 80-е годы (2011) http://imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=3105).]
- 29. [Именем Лева в дневнике, по большей части, обозначается — Лев Абелевич Левицкий (1929-2005), друг АКГ, сотрудник «Нового мира», работавший в отд. поэзии, автор рецензии в жур. Новый мир (1964 №8) на книгу Ш. «Судьба, не ремесло… (Варлам Шаламов. Шелест листьев. Стихи)»; сам оставивший 2 тома дневников (Утешение цирюльника. Дневник. 1963–1977. СПб. 2005; Термос времени. Вторая часть (1978-1997). СПб. «Издательство Сергея Ходова», 2006).]
- 30. [По-видимому, имеются в виду Иосиф Давидович Амусин (1910-1984) историк, гебраист, кумрановед, папиролог, и его жена, Лия Глускина. Их знакомство с Шаламовым подтверждается в предисловии к переписке В.Т. с Е.В. Лопатиной (http://shalamov.ru/library/24/38.html).]
- 31. [Угримов Александр Александрович (1906-1981) агроном, переводчик, друг Столяровой и помощник Солженицына. Принял советское гражданство и был выслан из Франции в 1947 году, через год оказался в лагере; автор мемуарной книги «Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту» (сост., предисл. и коммент. Т. А. Угримовой. — М. : Изд-во «RA», 2004).]
- 32. Кома — Вячеслав Всеволодович Иванов (род. 1929), лингвист, семиотик, антрополог.
- 33. [В ручном «календарике» жены Пинского Евгении Михайловны Лысенко этот день помечен так: у Н.Я. (см. в блоге Дм. Нича «Причал ада» http://ru-prichal-ada.livejournal.com/2013/02/24/). Рожанская (Кинд) Наталья Владимировна — геолог, открывательница якутских алмазов, подруга Наталии Ивановны Столяровой и Н.Я., в её доме состоялись поминки по Н.Я. после ее похорон 3 января 1981; запись от 26 мая 1966.]
- 34. [Лев Евгеньевич Аренс и его жена Сарра Иосифовна (см.: Л.Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т.3). Но в данном случае — это Елена Михайловна Аренс, подруга Н.Я. еще по периоду ее жизни в Калинине с 1937 (они там были некоторое время с О.М., когда обнаружилось, что его «минус» распространяется и на неё) и до начала войны; Елена Михайловна, тоже с «минусом» из-за репрессированного мужа, преподавала в школе английский и приохотила к преподаванию Н.Я. (пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 35. [Оговорка: на самом деле не Миша, а — Саша, Александр Вадимович Андреев (род. 1937) переводчик, сын В.Л. Андреева и О.В. Черновой, вывезший в 1968 г. из СССР рукопись «Архипелага ГУЛАГ» А.И.]
- 36. [Видимо, речь о пьесе В. Пановой «Сколько лет, сколько зим» (Новый мир 1966 № 7).]
- 37. [Не совсем понятно, о каком произведении речь: повесть Юрия Домбровского «Хранитель древностей» была опубликована два года назад (Новый мир 1964 №7-8). Ее Ш. называл «лучшей повестью о 1937 годе» (http://shalamov.ru/library/24/29.html). А роман «Факультет ненужных вещей», начатый автором в 1964 году, был закончен только в 1975-м и отзывы Ш. о нем неизвестны.]
- 38. [Видимо Ш. дает АКГ весь сборник «Колымских рассказов» в новой редакции, с новой расстановкой и добавлениями. Возражение Д.Нича: Нет, к сентябрю 1966 г. Шаламовым и Пинским составлены уже по меньшей мере три сборника — «КР», «Артист лопаты» и «Левый берег», причем с добавлениями рассказов из будущего «Воскрешения лиственницы». Новой редакции сборника «Колымские рассказы» быть не могло, она окончательна — самое позднее уже к весне 1965-го.]
- 39. [Интересно, что эту, позднее ставшую чуть ли не уникально-Шаламовской, мысль АКГ считал тогда одновременно — и своей! Выдает ли он желаемое за действительное? Или и в самом деле он мог — параллельно и независимо от Ш. — прийти к сходным представлениям? Вот, кстати, еще один источник, для сравнения: соавтор В.Т. по композиции циклов «Колымских рассказов» Леонид Пинский чуть ранее этой встречи Ш. с АКГ в миниатюре «Недоумки, межуеумки» записывает в свой дневник следующие наблюдения (в июне 1963): # Маяковский — крупнейший поэт хамского сознания в литературе (…) # (…) Другой очень близкий вариант этого «недоумочного сознаия» — это Горький как теоретик искусства: надо учиться у мастеров прошлого писательскому ремеслу: Стендаль и Флобер за-а-мечательные мастера романа. Взять у них, значится, их технику и создать социалистический роман. (…) # На этом стояла русская земля целые десятилетия — и вот плоды: Хеопсовы пирамиды, высотные здания псевдолирики, псевдоромана, псевдодрамы и прочего «псевдоклассицизма». # Отрицание искусства прошлого — и «использовывание» его [«критическое освоение наследия»], Маяковский нигилизм и горький «культ» (второй взял верх над первым!) — два родных брата, две стороны медали («задняя» и лицевая) с изображением недоумка. # Что до меня, то я предпочитаю хамский зад. Он адекватнее передает лицо. ## (Л.Е. Пинский Минимы. СПб.: изд. Ивана Лимбаха, 2007, с. 294, 295).]
- 40. [На самом деле — около ста двадцати (уточнение Д.Нича). Заметим, что четырьмя годами ранее, в приписке к письму А.И., их было «сто»: Я написал тысячу стихотворений, сто рассказов, с трудом опубликовал за шесть лет один сборник стихов-калек, (…).]
- 41. [«Синяя блуза» — советский театр малых форм, вид агитационной эстрады, отражающей самые различные темы, от общеполитических и международных до мелочей быта, новое революционное массовое искусство. Существовал с начала 1920-х до 1933 года. Инициатор — С. Южанин.]
- 42. [О Брике Осипе Максимовиче (1888–1945) драматурге, теоретике Левого фронта искусств (ЛЕФа), и Третьякове Сергее Михайловиче (1892–1939) писателе, одном из теоретиков ЛЕФа, — в воспоминаниях Ш. «Двадцатые годы» — http://shalamov.ru/library/30/#n4.]
- 43. [Солженицын об отрицательном отношении Ш. к «Одному дню…» тогда не знал. Ему впервые это стало известно только после публикации «Записных книжек» Ш. — И.Сиротинской в “Знамени” (1995, № 6). Хотя насчет «неполной правды» — мог знать уже из письма Шаламова к нему в ноябре 1962 г.: «Это лагерь легкий, не совсем настоящий». И вот после их встречи в авг. 1964 он почувствовал «стену отчуждения или неполного родства и понял это как раздражение на успех «Ивана Денисовича» (А.Солженицын. С Варламом Шаламовым).]
- 44. [Елена Михайловна Фрадкина, жена брата Н.Я., Евгения Яковлевича Хазина, сценограф, талантливая художница, писала акварели, работала пастелью; Н.Я. очень заботилась и о своем брате, и о ней.]
- 45. [Елеазар Моисеевич Мелетинский и Ирина Михайловна Семенко, дочь репрессированного украинского футуриста Михая Семенко, литературовед, знаток поэтов пушкинского круга, в ту пору доверенное лицо НЯ, несколько лет хранившая Мандельштамовский архив, который теперь в Принстоне, изучавшая рукописи стихов, оставившая ценные мандельштамоведческие работы.]
- 46. [Давид Яковлевич Дар (Рывкин, 1910–1980) русский писатель. Муж В.Ф. Пановой.]
- 47. [Прозаик и новомирский публицист по вопросам педагогики — Александр Шаров (Шер Израилевич Нюренберг, 1909–1984) писатель-фантаст и детский писатель, 1954 по 1957 регулярно публиковался в разделе «Дневник писателя» журнала «Новый мир».]
- 48. [Рид Иосифович Грачёв (настоящая фамилия Вите, 1935–2004) писатель, переводчик, эссеист.]
- 49. [Тут имеются в виду, очевидно, рассказы Шаламова «Букинист» и «Очерки преступного мира».]
- 50. [Грибачев Николай Матвеевич (1910-1992) советский писатель и общественный деятель, автор статьи в «Известиях» с критикой Александра Шарова. (Как пишет Владимир Шаров о своем отце, Александре Шарове, он «напечатал статью в “Новом мире” против Грибачева. После нее появился подвал в “Известиях”, и во все издательства, где он издавался, пошла бумага из КГБ — не печатать» http://ilya-verhovsky.livejournal.com/143323.html.)]
- 51. [«Воспоминания об Ахматовой» Н.Я. — на сайте ImWerden: http://imwerden.de/pdf/mandelstam_nadezhda_ob_akhmatovoy_2008_text.pdf. Пояснение Ю.Л. Фрейдина: это завершенная рукопись без названия, большой, почти панегирический некролог; после разрыва с Харджиевым в конце весны 1967 была отвергнута Н.Я., сохранились два экземпляра — у Н.Е. Штемпель и в личном архиве самой Н.Я.; в сильно переработанном и, главное, переосмысленном виде частично вошла во «Вторую книгу», над которой Н.Я. работала до конца 1970 г.]
- 52. [Это снова вопрос об уголовниках в лагере.]
- 53. Ср. запись разговора с последней от 2 июля 1965.
- 54. [Возможно буквой «С» обозначен Н.П. Смирнов, знакомый АКГ и специалист по «тамиздату».]
- 55. [Скорее всего, сам Ш. просто еще не знал об этом.]
- 56. [Правильно — «Дорога и судьба» (1967).]
- 57. [Ольга Сергеевна Неклюдова писала в те годы по преимуществу о подростках и юношах, издавалась мало, и вряд ли Гладков ценил её прозу. Но, так или иначе, годами жизни на Хорошевке Шаламов обязан именно ей (пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 58. [Александр Михайлович Борщаговский (1913-2006), писатель, критик, театровед.]
- 59. [Видимо, ту самую книжку «Дорога и судьба».]
- 60. [По замечанию Дмитрия Нича, в 1967-м АКГ и не мог этого зафиксировать — в это время отношения Ш. и Н.Я. безоблачны, а потом — с декабря 67-го до сентября 1969 — он с Ш. не встречался. О «черной кошке», пробежавшей между В.Т. и Н.Я., есть разные версии, сводящиеся, в основном, к тому, что Н.Я. вроде бы слишком хорошо отзывалась о прозе Солженицына («Август 1914» она прочла позже, летом 1970 или 71 г.), что вызвало понятную ревность В.Т.; однако инициатива «разрыва», действительно, исходила от Ш.; Н.Я. говорила: «Варлам отлучил меня от ложа и стола» (пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 61. Из дневниковых записей лета 1965-го (репер — гибель кошки Шаламова Мухи): «Мир Солженицына — это мир подсчетов, расчетов». «Первый человек — оставил по себе мое презрение, тогда как второй — восхищение и бесконечную преданность. А. И. и Н. Я.» http://www.booksite.ru/fulltext/new/boo/ksh/ala/mov/38.htm.
- 62. [Собственно дата рождения Н.Я. — 18 октября 1899, на новый стиль будет не 31, а 30 октября, но эта тонкость была известна лишь старым подругам, помнившим подобные детали. В последующие годы Н.Я. отмечала свой день и 30 октября (для тех, кто знал старую дату и мог точно перевести ее по новому стилю), и 31 октября — для остальных (пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 63. [Евгений Яковлевич Мандельштам — брат Н.Я. Мандельштам.]
- 64. [Николай Васильевич Панченко (1924–2005), поэт, в 1961 г. как редактор Калужского книжного издательства — инициатор и член редколлегии альманаха «Тарусские страницы»; в 1965 подписал коллективное письмо в защиту Даниэля и Синявского. Муж Варвары Викторовны Шкловской-Корди.]
- 65. [Александр Анатольевич Морозов, мандельштамовед, нашедший в Ленинке, в Отделе рукописей, в фонде Вяч. Ив. Иванова юношеские письма ОМ к своему мэтру с приложенными к ним совершенно неизвестными ранними стихами; как раз летом 1967 вышел подготовленный им к печати «Разговор о Данте» (это и следующее — пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 66. [«Юля» — это Юлия Марковна Живова, переводчица-полонистка, молодая приятельница Анны Андреевны, а затем и Надежды Яковлевны. Забытые Гладковым имя и фамилию ее спутника или спутницы реконструируются сугубо предположительно: если спутница, то это, скорее всего, подруга Юли Ника Глен, также дружившая с Ахматовой, которая, в свою очередь познакомила их обеих с Н.Я. Но это мог быть и спутник, и тогда это, скорее всего, Юлин единокровный брат, скончавшийся недавно лингвист Виктор Маркович Живов. Однако, если не будет других свидетельств, выбрать одно из двух предположений невозможно. «Двое молодых: муж и жена» - это, скорее всего, Борисовы — Дима (Вадим Михайлович) и его жена Таня (Татьяна Поверинова). Диму Гладков должен был бы помнить по Мандельштамовскому вечеру в МГУ, когда Дима прекрасно читал стихи ОМ. Но Гладков мог и забыть, и не узнать.]
- 67. [«Реценция Ю.Лаптева «О рукописи В.Шаламова «Очерки преступного мира» — датирована 22 мая 1967 года. Лаптев обильно цитирует рассказы Шаламова, хотя в заглавии заявлено, что рецензируются «Очерки...», признавая, что многие из них, в том числе «Геркулес», «Сука Тамара», произвели на него гнетущее впечатление. Общая направленность обозреваемых произведений кажется рецензенту ущербной» (Ирина Некрасова. Судьба и творчество Валлама Шаламова. Гл.1 — http://shalamov.ru/research/158/2.html).]
- 68. [Георгий Адамович. Стихи автора «Колымских рассказов» // «Русская мысль» (в конце августа) 1967 http://shalamov.ru/critique/193/.]
- 69. [Скорее всего, под буквой «М» тут зашифрован — Рой Александрович Медведев.]
- 70. [По-видимому, речь идет об изъятой из библиотек «Повести непогашенной луны» Б.Пильняка, прототипом героя которой, командарма Гаврилова, — считается М. Фрунзе (близкий друг Александра Воронского, отца Галины Воронской). Или тут речь о самиздатской рукописи этой книги. Ср. в очевидно предшествовавшем данной записи письме Ш. к АКГ (к сожалению, оно на сайте без указания даты): «Книга для Эмы Анатольевны (о Фрунзе) может быть дана Вам в любой день и час и на какой угодно срок» — http://shalamov.ru/library/24/43.html.]
- 71. [Интерпретация Д. Нича: «Тактический ход» — это интрига против Твардовского и «Нового мира», в ходе которой подборки стихов Шаламова будут отмечены в июле рецензентом ЛГ Ст.Лесневским как лучшие стихи полугодия. См. например письмо Шаламова Гродзенскому от 16 июля 1968 (http://www.booksite.ru/fulltext/new/boo/ksh/ala/mov/63.htm). Любопытно, что в этой «шахматной партии» против Твардовского и НМ настроения Шаламова и молодых поэтов журнала Юность, вроде Чухонцева, сомкнулись с интересами таких агентов гестапо как Полевой и Чаковский. Шаламов был успешно мобилизован партийными интриганами против перворазрядного «прогрессивного человечества», та же история, что с «письмом в ЛГ». Здесь объяснение и следующей записи в дневнике Гладкова — Чаковский все прекрасно знал и знал, что делает: «Новый журнал» далеко и его не бывает, а реальный враг — «Новый мир».]
- 72. [По замечанию Ю.Л. Фрейдина, Александр Борисович Чаковский был в ту пору главным редактором «Литературной газеты», которая, в отличие от «Литературы и жизни» или «Советской культуры», считалась «либеральным» изданием — там в 60-е годы работали Окуджава, Сарнов, Рассадин, Непомнящий…]
- 73. [Что тут имеется в виду под «письмом к Шолохову», непонятно. Возможно, позиция, заявленная в дневнике Шаламова в связи с выступлением Шолохова на XXIII съезде КПСС 1 апр. 1966, где тот призвал к расправе над А.Синявским, Ю.Даниэлем и другими «оборотнями». Позднее Шаламов назовет главы романа «Они сражались за родину», публиковавшиеся в «Правде» (12-15 марта 1969), «художественной скороговоркой» (Шаламов. Новые главы Шолоховского романа. Рукопись в РГАЛИ, ф. 2596, оп.3, ед. хр.202. л.л.1-31).]
- 74. [Прежняя норма написания допускала двоякое написание: шеколад, шоколад (Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1. М., 1935); у АКГ встречаем и в той, и в другой форме.]
- 75. [Елена Борисовна Мурина, искусствовед, жена недавно скончавшегося Дмитрия Владимировича Сарабьянова, родные и близкие, действительно, называют ее Лёлей, дружила с Н.Я. до самой ее кончины, опубликовала интересные воспоминания о ней (пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 76. [Скорее всего, тут имеется в виду сосед по квартире на Хорошевке — В.Н. Федюшкин.]
- 77. [Вероятно речь идет о книге: «Дело Чернышевского. Сборник документов». Подгот. текста, ввод. статья и коммент. И.В. Пороха. Саратов, Приволж. книж. изд-во, 1968, 680 с. (пояснение С.А. Соловьева).]
- 78. [Впрочем, что имеется в виду, далее так и не проясняется.]
- 79. [О фильме «Невероятный Иегудиил Хламида», рассказывающем о «творческой юности» М.Горького, снятом по сценарию АКГ.]
- 80. [Имеется в виду рассказ Евг. Гинзбург «Учительская кровь».]
- 81. Как назовет АКГ Дмитрий Нич, в письме автору, «он, в общем, — обычный фланер, в меру отзывчивый, в меру самовлюбенный»…
- 82. [Как известно, в конце 60-х Н.Я. передала через знакомых рукопись ещё не изданных на Западе «Воспоминаний» непосредственно Твардовскому. Он ответил ей очень комплиментарно, сокрушаясь, что в настоящий момент положение его журнала и его собственное не таково, чтобы он мог начать печатание «Воспоминаний» Н.Я. Ответ — на бланке «Нового мира», т.е. вполне официальный. По тем временам это — охранная грамота. «Воспоминания», отправленные за рубеж еще в начале 1965, были опубликованы в 1970 одновременно по-русски и в переводах (английском, французском, немецком…), вызвав много положительных откликов. Учтем, что к моменту переправки книги Даниэль и Синявский были арестованы, а на период ожидания пришелся и процесс над ними, и вторжение в Чехословакию. Так что и тревога Н.Я., и сердечные приступы, и рассеянность — вполне можно понять. Вспомним ещё, что к концу 1970 Н.Я. завершила «Вторую книгу» (интересно, читал ли её Гладков) и отправила её за границу, не заручившись на сей раз «охранной грамотой» от Твардовского. Это был уже совсем отчаянный шаг. Книга вышла в 1972. Некоторые предполагают, что выход тонкой книжечки О.М. в Большой серии «Библиотеки поэта» в 1973, спустя 17 лет после принятия официального решения об ее издании и 7 лет после отпечатки гораздо более обширного и содержательного макета, был «нашим ответом Керзону» (Пояснение Ю.Л.Фрейдина).]
- 83. [Со своей многолетней подругой (последних десятилетий жизни) актрисой Эммой Поповой АКГ в то время находится в «разъезде», при этом Н.Я., принимая активное участие в их судьбе, советовала им объединиться.]
- 84. [Но, по-видимому, все же не поэтому!]
- 85. [В. Шаламов. 86. [Имеются в виду опечатки в книге АКГ «Встречи с Пастернаком».]
- 87. [И здесь лишь только упоминание, без подробного изложения.]
- 88. [Какие бандероли, далее будет разъяснение — 8 апр.]
- 89. [Еженедельная газета просоветской ориентации в Париже.]
- 90. А.И. с горечью назовет его — отречным.
- 91. [В книге («Бодался теленок с дубом» 1975) его нет, но есть в «Архипелаге ГУЛАГ»: 23 февраля 1972 г. в «Лит. Газете» отрекся (зачем-то, когда уже все миновали угрозы): «Проблематика “Колымских рассказов” давно снята жизнью». Отречение было напечатано в траурной рамке, и так мы поняли все, что — умер Шаламов. (Примечание 1972 г.) http://www.bibliotekar.ru/solzhenicin/41.htm. Позднее: …так узнали мы, что писатель Варлам Шаламов — умер... (1999). Сам Ш. в «Неотправленном письме», обращенном к А.И., назовет это его «похоронной шуткой» и там же, кстати, назовет одну из дат своей «смерти» для него: «в сентябре 1966 года» (Общая тетрадь зеленого цвета. На обложке надпись: “1 Солженицын”, 47л. // Шаламов В. Т. Воспоминания / подгот. текста и коммент. И.П. Сиротинской. М.: Олимп: Астрель: АСТ, 2001, с. 377). Так что же произошло в этом сентябре, 1966 года? — В дневнике АКГ на это мы не находим ответа, хотя возможно, что Ш. просто сделал описку — речь шла о его сентябрьском пребывании у А.И. на даче в Солотче в сентябре 1963 (это предположение Д.Нича основывается на уточнении Сиротинской в скобках после этой фразы: (В Солотче Шаламов гостил у Солженицына осенью 1963 г.) («Новая книга», 2004).]
- 92. [Добин Ефим Семёнович (1901–1977) писатель, литературовед и театровед.]
- 93. [Видимо, соседка по даче в Загорянке.]
- 94. [Слово вписано от руки, шариковой ручкой.]
- 95. [Георгий Марков, официозный советский строчкогон, видный функционер ССП.]
- 96. [Наум Коржавин, поэт, прозаик, в 1974 году эмигрировал в США.]
- 97. [Очевидно имеется в виду книга Бурджалов Э.Н. Вторая русская революция: Восстание в Петрограде. (1967) — http://publ.lib.ru/ARCHIVES/B/BURDJALOV_Eduard_Nikolaevich/_Burdjalov_E.N..html.]
- 98. [Лина Васильевна Костенко (род. 1930) украинская писательница-шестидесятница, поэтесса; в 1963 г. вместе с А. Добровольским создала сценарий фильма «Проверьте свои часы». — Хотя жена Добровольского — это Елена Орехова.]
- 99. [Придурок — на лагерном жаргоне это заключённый, занятый не на физических работах.]
- 100. [Артист театра и кино Эраст Петрович Гарин и его жена, Хеся Александровна Локшина, — постоянные собеседники АКГ, он часто бывал у них в гостях.]
- 101. [Очевидно, имеется в виду издание: Русская литература ХХ века : дооктябрьский период: хрестоматия / сост. Н. А. Трифонов. М.: Просвещение, 1966 (или — 1971 г.).]
- 102. [Видимо, Орлов Владимир Николаевич (1908–1985), литературовед.]
- 103. [Михаил Голодный, журналист и пролетарский поэт. «Залуцкий, П. А. — в годы первой мировой войны член Русского бюро ЦК РСДРП(б). После Февральской революции — член Петроградского Совета и ЦК РСДРП(б). После Октябрьской революции — на руководящей партийной работе» (справка в книге Герберта Уэллса «Россия во мгле»).]
- 104. [Неясно отпечатанное слово: то ли «соперников», то ли — «историков / стражников / стервятников / ставленников / соратников»?). Шаламов тут не противопоставляет, а скорее только сравнивает друг с другом — Крыленко и Вышинского: «Верх юридического совершенства сталинского времени — в этом сходились две школы, два полюса уголовного права — Крыленко и Вышинского — заключался в «амальгамах», в склеивании двух преступлений — уголовного и политического» (Рива-Роччи. 1972). Ранее он противопоставлял теорию «возмездия» Вышинского согласно которой преступник должен был отдать себя «на службу Сталину», — более ранним методам Крыленко: «В двадцатые же годы действовала знаменитая «резинка» Крыленко, суть которой в следующем. Всякий приговор условен, приблизителен: в зависимости от поведения, от прилежания в труде, от исправления, от честного труда на благо государства. Этот приговор может быть сокращен до эффективного минимума — год-два вместо десяти лет, либо бесконечные продления: посадили на год, а держат целую жизнь, продлевая срок официальный, не позволяя копиться «безучетным» (В лагере нет виноватых — http://shalamov.ru/library/16/17.html — к сожалению, на сайте год создания текста не указан).]
- 105. [Николай Дементьев, поэт-«перевалец», прозаик и переводчик. Покончил самоубийством в 1935 году. О нем знаменитое стихотворение Э. Багрицкого «Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым».]
- 106. [Стихотворение Пастернака на гибель Н.И. Дементьева — «Безвременно умершему» — было напечатано в «Знамени» без заглавия («Немые индивиды…»); оно пронизано сочувствием к погибшему, идеей «человек в истории», лишено укоризн, но тем не менее: «Так вот — в самоубийстве ль Спасенье и исход?». После стихов на гибель Маяковского эти звучат очень мягко и бодро-безнадежно-примиренно (дополнение Ю.Л. Фрейдина).]
- 107. [Анатолий Наумович Рыбаков (1911–1998), писатель.]
- 108. [Спектакль по его пьесе (А.Гладков. Молодость театра. Театральный роман в пяти картинах. Отдел распространения ВУОАП. Тираж 100 экз. Москва, 1972).]
- 109. [Имеется в виду Книжная лавка писателей.]
- 110. [Васильевская ул., д. 2/в.:, кв. 59 — последний адрес Шаламова. В письме к АКГ (от 3 янв.?) 1974 г. он напишет: «…адрес мой Вы записали верно: Москва — Д-56, Васильевская 2, кв. 59, а телефон: 2-54-19-25».]
- 111. [В дневнике АКГ последняя упоминается, но не в связи с Ш., а в связи с предложением передать свой фонд в архив: 5 нояб. 1967. Открытка от сотрудницы ЦГАЛИ И.П. Сиротинской, которая мне уже не раз писала: «(…) Надеемся, что Вы не забудете о ЦГАЛИ, который желает видеть Вас своим фондообразователем»...]
- 112. Ср. итоговую запись об их встрече на даче в Загорянке, куда А.И. приезжал 30 июля 1973: # Он уехал, и сразу ощущение какой-то пустоты. В нем очень заметна инерция движения, энергии, чему невольно завидуешь. И немножко грустно. Мимо меня пронеслась какая-то сила, ее уже нет, а я остался на месте (Александр Гладков. Попутные записи. Фрагменты (Публикация, предисловие и примечания С. В. Шумихина) http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2006/11/gl10.html.
- 113. [Здесь Н.Я. солидарна с О.М. — ср. его статью (1923 г.) «Конец романа» (пояснение Ю.Л. Фрейдина).]
- 114. [Возражение Д. Нича: Не совсем после. Уже в дневнике 1963 года Твардовский назван плагиатором.]
- 115. Единственное из объяснений, известных мне, принадлежит Д. Ничу, но оно аргументирует высказывание Ш. только по отношению к Эренбургу, а не к Твардовскому: «Суждение кажется парадоксальным, но интуиции Шаламова подтверждает Рой Медведев, несколько месяцев спустя вынесший после многочасового разговора с Эренбургом близкое впечатление: “Он испытывал острую неприязнь к Хрущеву и не скрывал этого. Хрущев, по мнению Эренбурга, был слишком грубым, импульсивным и необразованным человеком… О Сталине писатель, напротив, говорил с явным уважением, хотя и осуждал его за репрессии”» (Жизнеописание Варлама Шаламова).
- 116. Именно так — Варлам, с двумя «а», вопреки его самоименованию, Н.Я. обычно называла Шаламова.
Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.