Дмитрий Зубарев, Алексей Макаров

Варлам Шаламов в «Хронике текущих событий»

Перед тем как начать разговор о Шаламове в «Хронике», надо сказать несколько слов о самом этом издании. «Хроника текущих событий» — машинописный бюллетень, издававшийся в Москве в течение 15 лет — с апреля 1968 по декабрь 1982 г. Редакция бюллетеня была анонимной, ее состав постоянно менялся (одни были репрессированы, другие — принуждены к эмиграции). Задачей издания было обнародование фактов о нарушении прав человека в СССР и свидетельств о ненасильственной борьбе за эти права. Всего за 15 лет было создано 65 номеров, однако до читателя дошли только 63 (№ 59 был изъят сотрудниками КГБ на стадии редакционной работы, а последний, № 65, редакция не стала распространять, приняв решение о прекращении издания). Сотни экземпляров «Хроники» распространялись в СССР в машинописи, а с 1974 г. они стали типографски переиздаваться за рубежом. Общим эпиграфом ко всем номерам бюллетеня была статья 19 Всеобщей декларации прав человека, декларирующая право каждого иметь свободу убеждений и «свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ». Естественно поэтому, что имя В. Шаламова и его неподцензурное творчество, широко распространявшееся в СССР в 1960–1970-е годы и публиковавшееся на Западе, нашли свое отражение на страницах этого бюллетеня. Уже несколько лет «Мемориал» готовит научное издание «Хроники» с обширным справочным аппаратом. Одним из основных элементов этого аппарата является аннотированный указатель упоминаемых имен (их за 15 лет набралось около 14 тыс.). Предлагаем биографическую справку о Шаламове из этого указателя, подготовленную одним из авторов данной статьи, а также комментарий к этой справке.

ШАЛАМОВ ВАРЛАМ ТИХОНОВИЧ
1907–1982, писатель (Москва); узник сталинских лагерей (1929–1932, Вишерстрой; 1937–1951, СВИТЛ); автор самиздата: цикл «Колымские рассказы» (начат в 1954-м), получил широчайшее распространение в самиздате (изымался на обысках), автор «Письма старому другу» о деле А. Д. СИНЯВСКОГО и Ю. М. ДАНИЭЛЯ, вкл./169/ (анонимно) в «Белую книгу» и инкр. А. И. ГИНЗБУРГУ (Москва, 1968), Н. Г. ШАФЕРУ (Павлодар, 1971). В 1972 поместил в «Лит. газете» письмо с осуждением публ. «Колымских рассказов» в эмигрантской периодике. Умер в Москве в доме-интернате, похоронен на Кунцевском кладбище. На родине «Колымские рассказы» широко публ. с 1988.

Имя Шаламова упоминается в «Хронике» в 6 ссылках (сюжетах), помещенных в четырех ее выпусках[1].

Впервые имя Шаламова было упомянуто в 5-м выпуске «Хроники» (31.12.1968) в статье «Обзор Самиздата 1968 года»[2]. В предисловии к обзору Шаламов упоминается в ряду авторов крупных произведений самиздата «прошлых лет» (с. 76). В том, что «Хроника» отнесла «сборники рассказов ШАЛАМОВА» к прошлым годам, мы видим неточность: писатель продолжал работу над «Колымскими рассказами» до 1973 года, однако ходить в самиздате рассказы Шаламова начали в середине 1960-х годов[3]. «Колымские рассказы» редакция «Хроники» считает совершившимся фактом истории литературы, а не продолжающимся литературным явлением. Возможно, это вызвано тем, что к этому времени (декабрь 1968) появление новых рассказов Шаламова в самиздате прекратилось. Следует учесть, что в этот обзор не включены публикации «тамиздата», в котором произведения Шаламова появлялись всю вторую половину 1960-х гг.[4]

Вторично имя писателя появится на страницах «Хроники» только через три года. В 24-м выпуске (05.03.1972) Шаламов упомянут дважды. Первый раз (с. 364) — в заметке об исключении Владимира Максимова из Союза писателей СССР (январь 1972)[5]. Имя Шаламова замыкает перечень писателей, которым делалось предложение «написать в “Литературную газету” отречение-покаяние» от публикаций их произведений на Западе (Г. Серебрякова, А. Твардовский, В. Войнович) и которые это предложение (в отличие от В. Максимова) приняли. Здесь, пожалуй, можно усомниться, имели ли право редакторы «Хроники» упоминать Шаламова в этом перечне, ведь его знаменитое письмо в «Литературную газету» датировано 15 февраля, а опубликовано 23 февраля 1972 года[6], то есть позже предложения, сделанного Максимову руководством Союза писателей в конце января 1972 года. Возможно,/170/ «Хроника» хотела своим пояснением показать читателю наиболее яркие примеры таких «отречений» на момент своего выхода (5 марта 1972).

В этом же выпуске в разделе «Новости Самиздата» (с. 379) аннотируется открытое письмо Петра Якира «Честному советскому писателю Варламу Шаламову», датированное 29 февраля 1972 г. В это время Якир — одна из центральных фигур московского и — шире — советского диссидентства, имеющий близкое отношение к «Хронике текущих событий» (его дочь Ирина была одним из ее редакторов). Якир выражает Шаламову, как сказано в аннотации, «свою жалость в связи с обстоятельствами, заставившими автора подписать такое письмо» и высказывает единственный упрек по поводу фразы: «Проблематика “Колымских рассказов” давно снята жизнью»[7]. К сожалению, текст письма Якира не опубликован и отсутствует в архиве истории инакомыслия в СССР Международного Мемориала, однако этот текст зафиксирован в двух пунктах протокола обыска у автора письма от 6 мая 1972 года, копия которого в этом архиве имеется.

Так, под номером 27 в протоколе обыска значится: Рукопись на 4 листах от имени Петра Якира под названием «Честному советскому писателю Варламу Шаламову», пишущая машинка. Текст начинается со слов: «Глубокоуважаемый Варлам Тихонович! Первое и единственное Ваше произведение...» и заканчивается словами: «...которых эти рассказы вдохновили на благородную и самоотверженную борьбу со злом»[8].

Для того чтобы правильнее понять остроту ситуации, связанной с письмом Якира и возможной реакцией на него самого Шаламова, следует учесть, что к этому времени (начало 1972 г.) отношение Шаламова к диссидентскому кругу уже несколько лет было крайне негативным.

В. Есипов выдвинул предположение, что шаламовское авторство «Письма старому другу» (с резкой оценкой процесса Синявского — Даниэля; анонимно опубликовано за границей в феврале 1966 г., вошло в собранную А. Гинзбургом «Белую книгу» об этом процессе, 1967) было раскрыто органами КГБ, и подкрепил это предположение тем, что Шаламов стал ощущать после публикации этого письма слежку. «При отсутствии прямых провокаторов это не могло выражаться иначе, как усилением наблюдения за писателем и подсылкой к нему разного рода провокаторов»[9]. В сознании Шаламова мир диссидентов и спецслужб постепенно синтезировался в некий единый образ врага. В своем дневнике Шаламов записал: «Правдолюбы наших дней — они же осведомители и шантажисты»[10]. Следует обратить внимание, что «шантажистами» Шаламов считал такие знаковые для диссидентского круга фигуры, как Надежда Мандельштам и Леонид Пинский («Знакомство с Н. Я. и Пинским было только рабством, шантажом почти классического образца»[11]).

Можно согласиться со следующим утверждением В. Есипова: «К началу 1970-х годов у Шаламова сложилось твердо отрицательное отношение к либеральной/171/ оппозиции в СССР, представителей которой он называет презрительно: “ПЧ — прогрессивное человечество”. К этому времени относится один из его убийственно-саркастических афоризмов, зафиксированных И. П. Сиротинской: “ПЧ состоит наполовину из дураков, наполовину из стукачей, но дураков нынче мало”»[12]. «Причем он не приемлет ни реальной практики либерально-диссидентского движения, ни теоретико-политических программ», — делает вывод Валерий Есипов[13]. «Беспроигрышное спортлото американской разведки», «опаснейший среди призраков, отравленное оружие борьбы двух разведок, где человеческая жизнь стоит не больше, чем в битве за Берлин»[14] — вот как оценивает Шаламов своих бывших поклонников и распространителей его рассказов. И именно в этой ситуации в марте 1972 г. Шаламов узнал (или мог узнать) об аннотированном в «Хронике» письме Якира с упреками в свой адрес. Можно себе представить всепоглощающую лагерную ярость, охватившую, вероятно, Шаламова при чтении письма какого-то «малолетки», смеющего его в чем-то публично «упрекать». Через полтора года (август-сентябрь 1973) поведение Якира на суде (о нем Шаламов мог прочитать в советских газетах) и во время телевизионной пресс-конференции (подтверждавшее версию о Якире — одной из центральных фигур диссидентства — как о двойном агенте западных и советских спецслужб) должно было укрепить у писателя правильность собственного диагноза, поставленного диссидентскому движению.

После марта 1972 г. наступил новый перерыв в упоминании Шаламова «Хроникой», и эта пауза была еще длиннее — 10 лет, если быть точным, то при жизни Шаламова (умер 17 января 1982 года) «Хроника» о нем больше не писала ни слова. Шаламов хотел, чтобы «прогрессивное человечество» о нем забыло. Возможно, оно это и сделало, но у нас нет доказательств, что у редакции «Хроники» существовал негласный запрет на упоминание имени писателя. Поводов для упоминания этого имени у «Хроники» было достаточно.

«Хроника» не откликнулась даже на такое важнейшее для Шаламова событие, как выход в Лондоне в 1978 году 900-страничного тома «Колымских рассказов» (включавшего три из шести сборников цикла в авторской композиции). А книги эмигрантов А. Солженицына и А. Синявского, публиковавшиеся в эти годы на Западе, «Хроника» постоянно упоминала и иногда даже аннотировала.

Следует учитывать, что «Хроника» писала в основном о преследованиях инакомыслящих (к которым Шаламов себя не относил) или о диссидентской активности (которой он не проявлял). Так как Шаламов не подписывал никаких коллективных писем, не подвергался обыскам и допросам, то у редакции «Хроники» и не было повода о нем писать.

Только после смерти Шаламова «Хроника» вспомнила о нем. В 64-м выпуске, который датирован 30.06.1982, был помещен большой (6 страниц) анонимный очерк «Смерть Варлама Шаламова» (с. 105–110).

После краткого редакционного вступления «Хроника» поместила большую цитату из сообщения филолога-мандельштамоведа Александра Морозова о пребывании/172/ Шаламова в доме для престарелых. В этом свидетельстве Морозов принял на себя ответственность за передачу на Запад записанных им стихов Шаламова, которые он надиктовал в доме для престарелых. В рассказе Морозова названы еще две женщины, посещавшие Шаламова, — Елена Хинкис и Татьяна Уманская.

Несколько странным представляется то, что в этом сообщении упоминается человек, который уже раньше фигурировал в «Хронике», — активная правозащитница Татьяна Николаевна Трусова. По свидетельству знакомой Т. Трусовой Н. Кравченко, в те годы Трусова часто подписывалась двойной фамилией — Трусова-Уманская. Однако никакой ссылки и примечания редакторы по этому поводу не дали, в том числе не упомянули, что она является родственницей персонажа рассказа Шаламова «Вейсманист» — врача Уманского.

Далее в сообщении «Хроники» описана продолжавшаяся более полугода борьба друзей писателя против намерения дирекции и медперсонала интерната перевести Шаламова в психбольницу. Еще одно имя, глухо названное в сообщении «Хроники», — «работник ЦГАЛИ И. П. Сиротинская». Сообщается, что «по ее словам, Шаламов завещал ей свой литературный архив» (тем самым претензии И. Сиротинской на наследование авторских прав Шаламова подвергнуты сомнению) и что именно она 14 января (за три дня до смерти) известила редактора издательства «Советский писатель» Исаева о том, что писатель переведен в интернат для психохроников.

Заканчивается сообщение описанием обсуждения процедуры прощания с писателем в Секретариате Союза писателей, отпевания его тела в церкви Николы в Кузнецах и похорон на Кунцевском кладбище. Упомянуто, что Александр Морозов и Федот Сучков прочитали у могилы стихи Шаламова.

В докладе на Шаламовской конференции (2002 г.) сама Е. Захарова-Хинкис назвала еще двух людей, которые тоже принимали участие в судьбе Шаламова в последние годы его жизни: Владимир Рябоконь и Людмила Анис.

Интересно, что в редакторском экземпляре «Хроники»[15] Людмила Анис упоминалась, однако затем ее фамилия была вычеркнута. Вероятно, тогда она не хотела огласки своего участия в судьбе Шаламова, так как могла подвергнуться преследованиям со стороны властей.

Второй человек, упомянутый Е. Захаровой-Хинкис, Владимир Рябоконь, сыграл значительную роль в сохранении литературного наследия Шаламова и исторических свидетельств о его последних днях. Именно по инициативе В. Рябоконя А. Морозов написал свое письмо о последних днях Шаламова (примерно 21–22 января 1982 года)[16]. Как вспоминает сам Рябоконь, текст сообщения «Смерть Варлама Шаламова» был составлен и передан им специально для редакции «Хроники» одному из трех человек: Евгении Эммануиловне Печуро, Ларисе Иосифовне Богораз или Татьяне Николаевне Трусовой (Уманской)[17]. К сожалению, все три женщины уже умерли, поэтому мы вряд ли можем сегодня точно выявить всю цепочку передачи информации. Более того, именно В. Рябоконь передал сообщение западным корреспондентам о смерти Шаламова, сославшись/173/ на то, что передает его от имени редакции «Хроники» (чтобы информация скорее дошла до Запада). В течение нескольких лет после смерти Шаламова (1982–1985) В. Рябоконь собирал и передавал на Запад тексты, которые легли в основу сборника «Воскрешение лиственницы» (опубликован в 1985 году в издательстве «YMCA-PRESS» в Париже). На иллюстративной вклейке между страницами 216 и 217 этой книги помещены несколько фотографий Шаламова в разные периоды его жизни, запечатлена церемония его похорон, помещена очень выразительная фотография Шаламова в гробу, его могилы и памятника, а также репродукция двух страниц его незаконченной автобиографии — «Краткое жизнеописание Варлама Шаламова, составленное им самим» (машинопись с обильной рукописной правкой). В анонимном предисловии к автобиографии, возможно также принадлежащем В. Рябоконю, высказано предположение, что это последний текст, написанный рукой писателя (с. 12).

Последнее упоминание имени Шаламова в «Хронике» содержится в подготовленном к публикации, но не вышедшем в свет 65-м выпуске (31.12.1982): у Юрия Шихановича на обыске в аэропорту Шереметьево (10.09.1982) была изъята заметка о смерти В. Шаламова из «Хроники» № 64.

В заключение мы хотим предложить обзор текстов Шаламова, которые распространялись в самиздате и отложились в Архиве истории инакомыслия в СССР Международного Мемориала. Они находятся в нескольких коллекциях. Сразу же отметим, что все эти тексты — машинопись 1960–1970-х годов, а не фотокопии с западных изданий.

Ф. 102. Ленинградская коллекция. Эта коллекция собиралась во второй половине 1970-х годов в Ленинграде как архив самиздата (т. е. эта коллекция претендовала если не на полноту, то, по крайней мере, на некую репрезентативность). В этом фонде Шаламов представлен рассказами «Надгробное слово» и «Букинист».

В коллекции киевского математика Алексея Толпыго (Ф. 175. Оп. 1) Шаламов представлен сборником «Колымские рассказы» (29 листов) и рассказом «Шахматы доктора Кузьменко».

Коллекция московского физика (и узника сталинских лагерей) Евгения Шаповала побогаче (Ф. 175. Оп. 20). В ней находятся рассказы «У стремени», «Вейсманист», «На представку», «Татарский мулла и чистый воздух», «Заклинатель змей», «“Сучья” война», «Ягоды», а также «Надгробное слово». Таким образом, представлены как «Колымские рассказы», так и рассказы из циклов «Артист лопаты» и «Воскрешение лиственницы».

В коллекции московского биохимика Ноэми Ботвинник (Ф. 175. Оп. 17) — рассказы «Как это начиналось», «Сгущенное молоко» и «Мой процесс».

Ни в одной коллекции стихов Шаламова нет./174/

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.