Герои очерка В. Шаламова «Александр Константинович Воронский» и их судьбы в материалах архива литературного критика Ф. Левина
В сентябре 1970 года в книжных магазинах Советского Союза появилась книга, на обложке которой было написано: А. Воронский, «За живой и мертвой водой». Была она выпущена Государственным издательством художественной литературы («Гослитиздатом») тиражом 50 000 экземпляров. Это было первое за сорок лет переиздание автобиографической прозы Александра Константиновича Воронского — замечательного литературного критика, революционера-большевика, теоретика искусства, создателя журналов «Красная новь» и «Прожектор», расстрелянного в 1937 году. Ее выходу предшествовала тринадцатилетняя работа по возвращению советскому читателю литературного наследия Воронского, проделанная прежде всего его дочерью Г. Воронской и ее мужем И. Исаевым[1]
Об издании этой книги с 1957 года хлопотал литературный критик Федор Маркович Левин (1901–1972). Он же написал к ней предисловие, в котором представлял и человека, которого знал, и его литературного двойника Валентина — главного героя «За живой и мертвой водой».
Левин был знаком с Воронским и с его семьей с начала 1930-х годов. В 1934-м он был редактором тома «За живой и мертвой водой», вышедшего в издательстве Московского Товарищества Писателей. Годом ранее в возглавляемом им издательстве «Советская литература» была выпущена автобиографическая книга о детстве и отрочестве Воронского «Бурса». Кроме того, в том же 1934 году в «Советском писателе» Левин издал книгу «Три повести»[2].
О выходе гослитиздатовской книги Варлам Шаламов в очерке «Александр Константинович Воронский» скажет особо:
Раньше 1967 года о Воронском не писали. Книжки его издавались очень туго. «За живой и мертвой водой» издали только в 1970 году — через пятнадцать лет после реабилитации[3]
Литературный портрет Воронского, созданный Шаламовым в этом очерке, — портрет яркий, страстный, восторженный, вписанный в контекст времени, в контекст профессиональных и человеческих отношений. Шаламов показывает читателю того, в ком видел идеал марксиста, литератора, человека. Спустя годы, вспоминая дружбу с Шаламовым, начавшуюся в лагере на Колыме в 1949-м, Г. Воронская напишет:
Я знаю, что он хорошо относился к творчеству моего отца. Лично он его не знал[4]. Мне кажется, что это хорошее отношение он частично как-то переносил на меня.
Шаламов первым после долгого забвения имени Воронского назовет его в печати, напомнит о роли критика в создании и работе журнала «Красная новь» [Шаламов 1958]. Шаламовский очерк был задуман как рассказ о главном редакторе «Красной нови», но после цензурных правок упоминание имени Воронского сократилось с двенадцати до четырех [Гаврилова 2013: 85]. «Дорогие Галина Александровна и Иван Степанович, — писал Шаламов в письме 27 мая 1958 года. — После ряда самых энергичных моих демаршей статья-заметка о “Красной Нови” была напечатана <...> Заметка (“Кр. Новь”) здорово сокращена и почищена, но и в этом виде едва нашла себе место в журнале» (цит. по: [Исаева 2000: 133]).
В ответном письме 7 июля 1958 года Воронская напишет:
Большое Вам спасибо за все, и больше всего за доброе отношение к Александру Константиновичу. Заметка, конечно, очень пострадала, но понимаю прекрасно, что Вы тут ни при чем. По литературному наследию Александра Константиновича ничего нового нет. Лесючевский из издательства «Советский писатель» глубокомысленно читает книги вот уже год и, вероятно, будет их читать очень продолжительное время или просто откажет под каким-нибудь благовидным предлогом.
Одной из книг Воронского, которую за год не удосужился прочитать Н. Лесючевский[5], была именно «За живой и мертвой водой». 24 августа 1957 года Воронская писала мужу из Москвы:
Была у Дементьева, он говорит: «Наше дело правое, и мы победим», но предлагает набраться терпения. Была в секции критиков, Дорофеев сказал, что ему поручено от секретариата Сов. писателей согласовать вопрос о книгах А. К. в высоких инстанциях. Там рекомендуют в первую очередь печатать художественные произведения, потом Желябова, потом критику, с которой, вероятно, выйдут затруднения.
Такой пессимистический прогноз был неслучаен. О том, как трудно идут дела в «Советском писателе» по публикациям
реабилитируемых писателей, Воронская уже знала от Левина, работавшего в издательстве.После восстановления в 1955 году в партии и Союзе писателей Левин много времени и сил отдавал работе по возвращению в литературу имен репрессированных во время сталинского террора писателей и критиков. Это были те, кого он знал лично, как Воронского: авторы «Красной нови и «Прожектора», писатели «Перевала» и «Кузницы» — И. Бабель, М. Герасимов, Б. Губер, А. Зорич, Дм. Стонов, И. Беспалов и другие. Левин входил в ряд комиссий по литературному наследию (в том числе и Воронского). Работа в «Советском писателе» позволила ему способствовать издательскому прохождению переиздаваемых или неопубликованных ранее книг. Э. Мороз, в то время молодой редактор «Советского писателя», вспоминала:
Имя Домбровского я впервые услышала в 1958 году от Федора Марковича Левина, бывшего «космополита» и нашего уважаемого редактора редакции русской прозы издательства «Советский писатель», где мне посчастливилось работать в самую пору «оттепели». Он хлопотал за издание романа с фантастическим названием «Обезьяна приходит за своим черепом»[6].
Первым автором, за которого хлопотал Левин, вернувшись в издательство, был Андрей Платонов. Книга «Избранные рассказы» (1958) под левинской редакцией и с его вступительной статьей о Платонове стала первой книгой писателя за много лет. Как вынужденно кратко напишет Левин об истории появления этого издания, «вдове (Марии Александровне Платоновой. — Т. Л.) удалось издать сборник его прозаических произведений. Это далось ей и мне, редактору книги, с большим трудом, пришлось преодолевать немало сомнений, опасений» [Левин 1973: 48]. За этими строками стоит не только непрерывная, на протяжении трех лет, борьба за каждую строчку предисловия о Платонове, за каждый раздел, за каждый текст, но и рассыпанный весной 1957 года вариант книги, позволявший узнать уже тогда, а не спустя годы, Платонова-критика, драматурга, поэта.
Особо неприглядна в этом была роль именно Лесючевского.
По воспоминаниям Е. Левиной, дочери критика, встреча Левина и Воронской произошла летом 1957 года. Одной из тем, которую они обсуждали, было издание автобиографических книг Воронского[7]; в частности, речь шла о возможном переиздании «За живой и мертвой водой» по тексту 1934 года и о предисловии Левина к нему. Однако прошло одиннадцать лет, прежде чем уда- лось договориться в издательстве «Художественная литература» о включении «За живой и мертвой водой» в план издательства.
С Левиным был заключен договор на предисловие, но редактором книги стала сотрудница издательства З. Радишевская.
В сентябре 1968 года Левин запишет в дневник:
В связи с моей работой над предисловием к книге А. Воронского «За живой и мертвой водой» была у меня его дочь Галина Александровна. Много интересного она рассказывала. Кое-что записываю[8].
Воронский в одном из писем говорит, что его книга с выдумкой. Это так. Книга — не воспоминания в чистом виде. В ней рассказано об одной ссылке, но на деле их было две: в Яренск, а потом в Кемь. Впечатления обеих ссылок объединены и обработаны. Далее, рассказ ведется от первого лица, от автора, подробно рассказывающего о своем сверстнике, некоем большевике по имени Валентин.
В действительности такого сверстника не было, Валентин — это сам Воронский (его подпольная кличка, кстати, была именно «Валентин»). А выведенный в книге Ян — это Зевин, впоследствии один из 26 бакинских комиссаров[9].
Рассказывала она о том, что Воронский хорошо знал Ленина, Владимир Ильич ценил его, любил с ним разговаривать. Когда Ильич
лежал больной в Горках, к нему допускали немногих людей; он, хотя не мог говорить, но все понимал, и ум его был ясен. Список тех, кого он хотел видеть у себя, он составил сам. Воронский был в этом списке, приезжал к Ленину часто. Однажды взял с собой в Горки дочь. Галине Александровне было тогда лет девять. Конечно, она ничего не запомнила из бесед отца с Марией Ильиничной и Надеждой Константинов- ной. Она помнит только, что обед у них был такой же, как у них дома, а девочка-то ожидала, что там едят что-то особенное!Позднее отец рассказывал ей о своем столкновении со Сталиным (которого он тоже хорошо знал). В 1919 г<оду>, когда освободили Харьков, Воронский приехал туда из Москвы с группой сотрудников для восстановления органов советской власти. Сталин — тогда военный (видимо, член РВС фронта) — забрал в Харькове для военных нужд все телефонные аппараты. Не осталось даже для обкома и облисполкома. Воронский поехал к Сталину, просил вернуть часть аппаратов. Сталин не дал ни одного. Воронский сказал:
— Придется жаловаться Ленину.
Сталин грубо ответил:
— Плевать мне на твоего Ленина.
Воронский в 1927 году примыкал к троцкистской оппозиции. Он долго не делал заявлений об отходе от оппозиции. В 1928-м его исключили из партии и выслали в Липецк. О нем хлопотал Орджоникидзе, Фрунзе. Потом он подал заявление вернулся в Москву. В 1930-м в партии его восстановили.
Воронский работал старшим редактором в Гослитиздате. Тут у него возникла мысль об издании литературно-художественного и общественно-публицистического оборонного журнала в связи с нарастанием военной опасности. При встрече с Горьким Воронский поделился с ним своими соображениями. Горький очень одобрил, сказал, что переговорит со Сталиным. Сталин тут же заинтересовался. Пригласил Воронского. Это была их последняя встреча. Воронский изложил свой проект. Сталин предложил ему войти в редколлегию и стать редактором. Воронский поставил условие: единоличное редакторство, редколлегия только совещательная, и чтоб аппарат ЦК не вмешивался. Сталин промолчал. Потом Воронский говорил ему, что надо вернуть к работе Раковского, такая большая культурная сила, образованный коммунист. Сталин сказал: «Обойдемся!»
Под конец разговор принял характер спора. Сталин остался не- доволен, на прощание не подал руки. Журнал был создан: «Локаф» (Литературное объединение Красной армии и флота), позднее превратившееся в «Знамя». Воронского к участию не привлекли.
В 1937 году он был репрессирован. Впоследствии дали справку, что он умер в 1944-м от туберкулеза или воспаления легких или че- го-то в этом роде. Но это, конечно, неправда. Он был, по-видимому, расстрелян вскоре после ареста[10].
«Почти статья» — рецензия на роман Б. Окуджавы «Бедный Авросимов» («Дружба народов», 1969, No 4–6) под названием «Сквозь призму времени»; она была изъята из сверстанного номера газеты «Литературная Россия» от 28 ноября 1969 года и более никогда не была допущена к публикации. Книгу Воронского удалось отстоять. Новый вариант предисловия был подготовлен за два месяца, и 5 февраля 1970 года в дневнике Левина появилась запись://60//
Звонила Г. А. Воронская. Приятное известие: книга А. К. Воронского «За живой и мертвой водой» с моим предисловием ушла в набор — в Тулу. Теперь книга пойдет.
А. Яроцкий[11], хорошо знавший Шаламова по Колыме, перечитав «За живой и мертвой водой», писал своему другу Исаеву в октябре 1970 года:
Читал ее и раньше, но, мне кажется, без третьей части. Впечатление противоречивое, но некоторые места просто терзают душу. Особенно мне запомнилось место, где говорится о марксисте, объясняющемся в любви, и о том, как мать Г<алины> А<лександровны> заплакала, видимо, предчувствуя то, что ей уготовано судьбой и до и после революции. Хороши цитаты из протопопа Аввакума: «...до самыя смерти», так и получилось, А<лександр> К<онстантинович> стоял за правду до смерти. Вообще, много пророческого о грядущем поколении, о рав- нодушии и примазавшихся. У него есть отдельный рассказ, где эта тема раскрыта глубже. Чудная книга, теперь ее читают мои друзья...