Варлам Шаламов

В Берлине прошёл вечер памяти Варлама Шаламова

16 декабря 2008

16 декабря 2008 г. в Берлине при участии Дурса Грюнбайна, Катарины Раабе и Карла Шлёгеля прошёл шаламовский вечер.

Организаторы: Литературный коллоквиум Берлина / Das Literarische Colloquium Berlin (Das Haus am Wannsee)

Варлам Шаламов (1907 – 1982), по мнению Имре Кертеша[1], пожалуй, самый значительный писатель-лагерник XX столетия, 16 лет провёл в сибирском ГУЛАГе. Его «Колымские рассказы», вторая часть которых – «Левый берег» – этой осенью 2008 г. вышла в берлинском издательстве «Matthes & Seitz», безжалостно и поэтически крайне скупо передают ужасы лагерного мира. Без эстетического отчуждения, морализаторства и политических призывов они изображают человека, пережившего свою смерть. Поэту, переводчику и эссеисту Дурсу Грюнбайну, который с давних пор ведет дискуссию с русскими авторами, такими как Осип Мандельштам и Иосиф Бродский, Шаламов с его «поэтикой документа» представляется писателем-авангардистом. «Солженицын умер – да здравствует Шаламов!» – восклицает Грюнбайн. На вечере он беседовал о Шаламове с редактором Катариной Раабе и историком Карлом Шлёгелем[2].

[Оригинал анонса на немецком].

Впечатлениями о вечере делится Лариса Лисюткина

Главным вопросом дискуссии было: Как можно писать о том, о чём невозможно рассказать? Как передать потомкам знание об опыте Колымы? Какое значение для западного человека имеет трагедия ГУЛАГа? Существует ли такой язык, на котором можно выразить невыразимое?

Теодор Адорно, как известно, сказал, что «после Освенцима невозможно писать стихи». Но человечество продолжало жить дальше как ни в чём не бывало. Люди писали стихи. В том числе и об Освенциме – Поль Целан, например. О ГУЛАГе миру поведали Шаламов и Солженицын, каждый по-своему. Кажется, их послание так и не дошло ещё до адресатов. А как может сегодняшний автор, не прошедший сам через террор и лагерь, повествовать об этом опыте?

Участники дискуссии говорили о разных возможностях передать атмосферу непонятной эпохи: Вальтер Беньмин предлагал для этого позицию, которую можно назвать «фланёр-наблюдатель», у Эйзенштейна коронный приём - «парад аттракционов», т.е. демонстрация ошеломлённому созерцателю картин события потоком, со всех возможных ракурсов. Есть техника «встроенного наблюдателя», есть «глубинное погружение», можно сосредоточиться на одной только детали и на её основе реконструировать целое, как восстанавливают динозавра по единственной косточке.

Шлёгель справедливо сказал, что Москва 37-го года была неподходящим местом для фланёрства. Он постарался связать события с определёнными знаковыми местами – Колонным залом, Лубянкой, Кремлём, отелем Люкс. Но такие хронотопы не всегда поддаются убедительному описанию.

Все участники были единодушны в том, что Шаламов – модернист. Его стиль предельно экономен, а его основной вывод – опыт лагеря абсолютно бесполезен – лишён какого бы то ни было морализаторства. Солженицын себя позиционирует в традицию больших нарраций (его идеал – Л.Толстой). Ну и, разумеется, Солженицын выступает в роли пророка и нравственного мессии. Именно мессианские притязания привели Солженицына к личному конфликту с Шаламовым. Хотя, надо сказать, что я не могу вспомнить ни одного современника, с которым у Солженицына не было бы конфликта. Чего стоит его полемика против Льва Копелева. Казалось бы, что он ему сделал? А вот именно то, не внял призыву, не уверовал, не поклонился дорогим для Солженицына иконам.

Вечер вела Катарина Раабе, редакторша издательства, в котором вышел первый том Шаламова. Она ставила вопросы Шлёгелю и поэту Дурсу Грюнбайну, который читал отрывки из книг Шаламова и Шлёгеля. У Катарины очень сильная логика, её вопросы были точны и экономны. Для меня (лично-субъективно) она воплощает эстетический идеал: высокая, стройная, спортивная, моложавая, правильные черты лица, ни капли косметики, волосы с проседью, никаких украшений – только изысканный чёрный пиджачок из тонкой ткани с асимметричными красными орнаментами. Украшение её лица - ясные, живые глаза, в которых иногда вспыхивают лукавые искорки. Переводчица Шаламова, Габи Лёйпольд, тоже примерно такого же типа – красивая западная интеллектуалка, профессиональная переводчица высочайшего класса, невероятно интересный человек. Эти две женщины очень украсили вечер своим присутствием.

[Источник].

Примечания

  • 1. Имре Кертеш (р. 1929) – венгерский писатель, прошедший через Освенцим и Биркенау и отразивший этот опыт в своём творчестве. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 2002 год.
  • 2. Карл Шлёгель (р. 1948) – историк, профессор восточноевропейской истоии, автор многочисленных трудов о России, в том числе – «Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918 – 1945)» (Пер. с нем. Л. Лисюткиной. М.: НЛО, 2004), «Terror und Traum. Moskau 1937» (München: Hanser, 2008) и др.