Варлам Шаламов

Роман воспитания наоборот: антироман «Вишера» Шаламова как переосмысление жанровых традиций

Джозефина Лундблад (Калифорнийский университет Беркли)

Варлам Шаламов не писал романов; его творчество состоит, в первую очередь, из рассказов. По своей форме «Вишера» близка к жанру сборника рассказов, однако, сам писатель определил жанровую принадлежность этого произведения как «антироман». Источник подобного жанрового решения видится не только в его решительном отказе от понятия «роман» как от мертвой художественной формы, но и в своеобразном переосмыслении писателем всей предыдущей литературной традиции. «Все казалось, что я читаю хорошо знакомую книгу», пишет рассказчик в одноименном очерке «Вишера»: какая же книга имеется здесь в виду? Является ли «Вишера» лишь откликом на современную писателю дискуссию о «смерти романа» и реакцией на появление в французской литературе нового жанра «антироман»? Возможно, антироман «Вишера» ориентируется на европейскую литературную традицию в целом — а очерк «Вишера», прежде всего, представляет собой некий вариант писателя самого классического образца этой традиции: Bildungsroman. Немецкое слово Bildung является многозначительным: оно обозначает и образование, и формирование, и становление. Несмотря на то что в докладе используется условный русский термин этого жанра — «роман воспитания» — литературоведческий концепт воспринимается во всех значениях именного немецкого понятия Bildung, не ограничиваясь значением русского слова «воспитание».

«Вишера» — очерк о первом заключении писателя на Северном Урале в 1929-1931 гг. Как и в классическом романе воспитания, герой и одновременно рассказчик «Вишеры» — молодой человек на первых порах самостоятельной жизни, который уходит из дома для того, чтобы получить образование, чтобы повзрослеть и сформировать свою личность. Молодость рассказчика совпадает с другой молодостью: с молодостью нового государства, Советского Союза. Его личное образование противопоставляется образованию совершенно другому: образованию нового типа лагеря, впервые основанного на берегах реки Вишера. Формирование его личности в концлагере происходит одновременно с формированием новой лагерной системы по всей стране: ГУЛАГ. Начало самостоятельной жизни рассказчика неразрывно связано с другим началом: началом «перековки», главная цель которой была перевоспитание заключенных трудом. Время в «Вишере» останавливается, почти застывает, на весне и лете 1929 года — последнем временем перед «перековкой» — и, подобно хронотопу в начале «Записок из Мертвого Дома» Ф. М. Достоевского, время в очерке все возвращается к началу, именно к тому времени и месту, когда и куда рассказчик приехал впервые. Время «Вишеры» все колеблется между «тогда» и «потом» — настоящего будто нет, не было и быть не может. Как и восприятие юного «тогда» меняется в зависимости от взрослого «потом», восприятие начала своего лагерного пути — «[т]ак я начал жить в лагере...», подытоживает рассказчик, — покрывается словно тенью от мрачного конца его: Колыма. Время «Вишеры», как и юность рассказчика, время ожидания, веры в будущее, возможностей — и, как юность рассказчика, это время поспешно и невозвратно закончилось «перековкой»: принудительное образование, как и принудительный труд, не делает человека человеком: «Перековка показала, как легко человеку забыть о том, что он — человек», заключает рассказчик.

Рассказчик «Вишеры» — оторванный не только от семьи, от своего дома, но и студент, оторванный от университета. Вместо того, чтобы там окончить свое образование, ему пришлось продолжить на новом месте: в концлагере. Несмотря на то что образование, данное лагерным опытом, «хорошим» по определению быть не может — и подобный «роман воспитания наоборот» не может не быть “a bad Bildungsroman” — оно, несомненно, подготовило молодого человека для страшного дальнейшего: «Мне предстояло сойти в ад...»

Доклад посвящен жанровой специфике «Вишеры» как такого рода «антиромана»: «роман воспитания наоборот». Отталкиваясь не только от европейской традиции, но и традиции «Записок из Мертвого Дома» Достоевского как своеобразного первого «романа (тюремного) воспитания» в русской литературе, Шаламов художественно воплотил свою версию одного из наиболее устойчивых жанров в мировой литературе.

Программа конференции