Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

Отношение автора к читателю в поэзии Варлама Шаламова и Анны Барковой

Радка Бзонкова (Чехия)

Исследователи доказали, что в прозе Варлама Шаламова трудно заниматься проблематикой адресации текста, так как отношение автора к читателю в произведениях практически отсутствует. Рассказы из колымских тетрадей живут своей собственной литературной жизнью, по отношению к читателю они автономны. Особо ярко данная тенденция проявляется в сравнении с другими «лагерными» авторами, напр. Александром Солженицыным, Евгенией Гинзбург, Ниной Гаген-Торн, Юрием Домбровским.

Утверждение о невозможности непосредственного контакта между читателем и писателем правдиво до тех пор, пока мы рассматриваем Шаламова как прозаика. Так как я специализируюсь в области поэзии, для меня Шаламов-поэт представляет совершенно в другом образе. В его поэзии читатель решает очень многое, иногда представляется ключевой фигурой трактовки целого стихотворения.

Позвольте мне продемонстрировать данное утверждение на примере одного Шаламовского двенадцати строчного стихотворения. Данные заключения справедливы в отношении многих других лагерных поэтов, и являются скорее общим явлением в коммуникации лагерных авторов и их читателей. Позвольте привести в пример стихотворение еще одного выдающегося поэта – Анны Барковой. Хотя Шаламов и Баркова совершенно разные авторы, они оба «узники лагерей» и их (совершенно разный) поэтический стиль сформировался на основе лагерного опыта. Оба автора печатались еще до ареста, и после лагерю суждено было стать их экзистенциальной темой, основой, началом. Обоих три раза судили: Шаламов провел в тюрьмах и лагерях больше 10 лет, Баркова больше 20 лет. Как ни странно, оба выжили, вернулись в Москву и последнюю часть жизни провели относительно в авторском одиночестве. Если Шаламов общался с некоторыми писателями, то Баркова прожила остаток своей жизни одна в коммунальной квартире, без публикаций и без публики.

Я прочитаю два стихотворения, которые объединяет не только место и время написания – лагеря 50-х, но и общая основная тема:

Старуха

А. Баркова
Нависла туча окаянная,
Что будет — град или гроза?
И вижу я старуху странную,
Древнее древности глаза.

И поступь у нее бесцельная,
В руке убогая клюка.
Больная? Может быть, похмельная?
Безумная наверняка.

— Куда ты, бабушка, направилась?
Начнется буря — не стерпеть.
— Жду панихиды. Я преставилась,
Да только некому отпеть.

Дороги все мои исхожены,
А счастья не было нигде.
В огне горела, проморожена,
В крови тонула и в воде.

Платьишко все на мне истертое,
И в гроб мне нечего надеть.
Уж я давно блуждаю мертвая,
Да только некому отпеть.

Так вот и хожу...

В. Шаламов
Так вот и хожу —
На вершок от смерти.
Жизнь свою ношу
В синеньком конверте.

То письмо давно,
С осени, готово.
В нём всегда одно
Маленькое слово.

Может, потому
И не умираю,
Что тому письму
Адреса не знаю.

В стихотворении Шаламова поставлены три основных вопроса, нуждающиеся в ответе: Почему alter ego автора считает себя скорее мёртвым, чем живым? Кому адресовано письмо? Какое заветное слово написано в письме?

Попытаемся разобраться.

Почему alter ego автора считает себя ни мёртвым, ни живым?

В поисках ответа на этот вопрос можно вернуться к Шаламовской прозе и к утверждению самого автора, что прожитое в лагере, слишком близкое столкновение со смертью и абсолютное неуважение к жизни оставляет в человеке эмоциональную и социальную черную дыру. Т.е. лагерь по словам Шаламова ничего хорошего в человеке не оставляет, и в отличие от Солженицына, с которым велась на данную тему переписка, лагерь только отбирает у человека, или вовсе убивает его. Баркова в данном споре на стороне Шаламова: «Дороги все мои исхожены, / А счастья не было нигде. / В огне горела, проморожена, / В крови тонула и в воде.» Она перечисляет ужасы через которые прошла. У нее отняли всю жизнь, поэтому ее alter ego предстает перед читателем как старуха – сумасшедшая, непонятная, никому незнакомая, но у нее «древнее древности глаза» - т.е. она блуждает среди нас с каким-то историческим опытом, осознанием истории. Состояние обоих alter ego одинаковое, только Баркова - по натуре своей апокалиптик - считает себя уже мертвой, так как Шаламов дарит себе еще жизнь. Это, пожалуй, один из немногих случаев, когда Шаламов смотрит на себя более позитивно, чем другие лагерные авторы.

Оба стихотворения описывают опустошение, которое у них вызвал лагерный опыт. Лагерь у них отнял многое, но все равно, что-то осталось. Шаламову осталось от жизни письмо, синенький конверт с одним словом. Барковой остались всего лишь слова, которыми старуха говорит, ни жизни, ни тела, ни одежды у нее нет. Существует еще один лагерный автор, который смог описать на красивом примере то, что лагерь отнимает, отнимает навсегда. Ольга Адамова-Слиозберг описывает в своих воспоминаниях сцену, когда после трёх с половиной лет заключения стоит в толпе женщин перед большим зеркалом. Она себя не видит. Она видит очень много женщин и женских лиц, она разумом понимает, что её лицо должно отражаться прямо перед ней в зеркале. Но она себя не узнаёт. После некоторого времени она замечает грустные глаза своей мамы и её горькие складки около губ. Она только разумом понимает, что эта седая постаревшая женщина – теперь её «я», её облик. У нее в уме не укладывается, куда пропала та девушка, за которой поворачивались мужчины на улице. Но она уже твердо знает, что потеряла себя и вместо «себя» получила не только новый облик, но и другой способ существования, уже навсегда.

Писатель с лагерным опытом – всегда останется «другим». Именно с этим связан и следующий вопрос, заключенный в коротеньком стихотворении Шаламова: кому он может или хочет адресовать своё «письмо», кому можно предназначен «синенький конверт»?

Как и тема для размышлений по поводу отнятых жизни, друзей, семьи, или публики лагерем, тема деления лагерного опыта с другими людьми так же является общей и болезненной для лагерных писателей. Авторы и свидетели этих событий пытаются пересказать свой опыт. Но они чувствуют, что их современники, не пережившие, то что они, их не понимают. Или – это может быть еще важнее – их не хотели понимать. Ольга Адамова-Слиозберг чувствует себя в своей семе после возврата из заключения как «скелет в шкафу». Она молчит о прожитом в присутствии сына - он молодой убежденный сталинист. Она скрывает свои чувства и как многие другие авторы пытается молчать и войти обратно в общую жизнь, тайком писать свои произведения в стол.

Шаламов и Баркова говорили о прожитом и в заключении и после возврата из заключения. Они авторы, привыкшие изображать свои мысли в тексте. Шаламов даже печатался, но тем неменее оба продолжали оставаться в художественной и жизненной изоляции. В сложившейся ситуации Шаламов и Баркова надеялись на более абстрактные фигуры своего обращения - на читателя. Потребность в общении и прежде всего в понимании выраженно ими в выше приведенных стихотворениях.

Оба автора выбрали как центральный мотив стихотворения форму действия, нуждающуюся в другом человеке – Шаламова остановил свой выбор на письме, Баркова на похоронах. Дело в том, что письмо не может возникнуть и существовать без другого человека. Текст или рассказ может существовать индивидуально, автономно, но письмо становится письмом только тогда, когда мысль написана и предназначена кому-то. Письмо можно не отсылать, но в нём как в литературной форме уже заключено отношение к другому человеку.

Подобно и с Барковой. Она не описывает смерть, являющуюся исключительно индивидуальным переживанием. Ее alter ego нуждается в похоронах, т.е в действии, полностью зависящем от других. В похоронах выявляется отношение близких, друзей и родственников к умершему человеку, это балансирование близких над жизнью умершего человека.

Ни у Барковой, ни у Шаламова близких практически не осталось. Но они, как авторы, надеются на своего читателя. Если бы они на него не надеялись, не писали бы подобных стихов и может быть, не писали бы вообще. Читатель является абстрактной фигурой, без конкретного почтового адреса. Но Шаламов написал стихотворение именно для него, как и письмо, в надежде, что читатель получит когда-нибудь письмо, прочтет и поймет.

С литературным отношением автора и читателя связан третий вопрос, заключенный в стихотворении Шаламова: какое заветное слово написано в письме?

Вспомним строки: «То письмо давно, / С осени, готово. / В нём всегда одно / Маленькое слово».

Скажите, каждый из вас, какое слово написал Шаламов в свое письмо? Какое слово лежит как основа его жизни «в синеньком конверте»? кто кроме читателя может ответить на этот вопрос? И будет ли ответ одинаковый? Я думаю, каждый в зависимости от своего жизненного опыта ответит по разному, то, что каждому из нас является самым важным.

Шаламов как автор работает в данном случае именно с «активным читателем», хоть и - словами Вольфганга Изера – читатель неявный (der implizite Leser). В прозе Шаламов постоянно борется с тем фактом, что не только от автора зависит понимание и расшифровка текста. Шаламов пытается передать свидетельство и прожитую реальность заключения. Ему нужен читатель, который как можно точнее примет и поймет им описанные образы. Но в поэзии роль читателя существенно меняется. Шаламов воспринимает поэтический текст, как диалог между автором и читателем, он принимает тот факт, что каждый читатель прочитает текст по своему, дополнит его собственными представлениями. В Шаламовской поэзии читатель становится собеседником, и Шаламов это выявляет в просьбе к читателю в приведенном выше стихотворении: остановись, подумай, дополни мое стихотворение, закончи его, скажи это последнее и самое важное слово. Так же Баркова просит у своих читателей: похороните меня, дайте мне найти покой. Не хочу больше блуждать, найдите для меня место в земле, чтобы я могла улечься и больше не вставать. Я нуждаюсь в покое.

В «эстетике действия» (Wirkungsästhetik) говорится о том, что литературный текст начинает действовать только во время чтения. До него он является всего лишь литературной «материей». Стихотворения Шаламова и Барковой можно считать, пожалуй, доказательством этого утверждения, и интересно то, что эти авторы до него дошли не на основе изучения современной литературной теории, а на основе тяжелого жизненного пути.

Программа конференции

<<Назад | Содержание | Вперёд>>