Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

Система рассказчиков в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова

Францишек Антонович Апанович (Гданьск)

Проблема рассказчика в литературе о лагерях (как фашистских, так и советских) всегда считалась – также самими авторами – особенно важной. Это было связано с подтверждением достоверности рассказываемого. В связи с этим чаще всего использовалась форма повествования от первого лица, а текст моделировался как мемуар или как автобиография – жанры, в которых отождествляются три ипостаси «я»: автора, рассказчика и героя. Таково было большинство литературных свидетельств о лагерях, напр., «Россия в концлагере» Ивана Солоневича, «Неугасимая лампада» Бориса Ширяева, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, «Погружение во тьму», с подзаголовком «Из пережитого», Олега Волкова, «Черные камни» Анатолия Жигулина и многие другие, в том числе книга польского писателя Густава Херлинга-Грудзинского «Иной мир».

Появлялись, однако, также произведения, не имитирующие никаких документальных или парадокументальных форм, часто с вымышленными героями, абстрактным, всезнающим повествователем, рассказывающим от третьего лица. Таков, напр., «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, а также его романы «В круге первом» и «Раковый корпус». Здесь вопрос достоверности изображаемого решается другими способами.

«Колымские рассказы» Варлама Шаламова, по определению, жанр литературный, в принципе не претендующий ни на документальность, ни на автобиографизм. Таковы же циклы «Левый берег», «Артист лопаты» и «Воскрешение лиственницы», но с некоторыми исключениями. Сугубо же автобиографичны «Вишера. Антироман» и «Перчатка, или КР-2». Я здесь не говорю о собственно мемуарных произведениях Шаламова, как, напр., «Воспоминания (О Колыме)».

В «Колымских рассказах» встречаем разные формы повествования – и от первого, и от третьего лица, и другие повествовательные формы. Из общего числа тридцати трех рассказов первого цикла в двадцати одном из них использована форма повествования от первого лица, в десяти – рассказ от третьего лица, в одном (первом, «По снегу») безличная форма и в одном – цитата документа с одним предложением безличного сообщения. Однако с собственно автобиографическим повествованием встречаемся только один раз и пять раз лишь с намеком на то, что рассказчик и автор – одно и то же лицо. В то же время два раза рассказчиком является Андреев, пять раз это один из заключенных, жертва, борющаяся за жизнь, несколько раз первое лицо появляется только в начале или конце рассказа, а все остальное время повествование ведется от третьего лица и имеет нейтральную форму. Есть также пример использования метода «киноглаза». Всегда, однако, рассказ ведется изнутри изображенного мира, из «здесь и теперь» событий, а сам рассказчик тоже находится внутри этого мира, являясь или участником, или наблюдателем событий, хорошо понимающим их глубинный смысл и их подоплеку.

Весьма разнообразны также формы повествования от третьего лица, с абстрактным повествователем. Здесь преобладает персональная позиция повествователя, принимающего точку зрения героев, иногда применяются элементы потока сознания. Иногда одно и то же лицо (напр., Андреев) в одном рассказе является рассказчиком, а в другом – ведущим героем. Как и в рассказах от первого лица, события и переживания героев изображены здесь изнутри.

В результате в первом шаламовском цикле выстраивается сложная повествовательная система, направленная на изображение лагерного мира изнутри, с точки зрения заключенных, жертв (только один раз, в новелле «Геркулес», наблюдаем мир с точки зрения палача, но она корректируется явно иронической окраской, компрометирующей эту точку зрения). Все это создает впечатление непосредственного столкновения читателя с этим миром, с его необъяснимыми извне ментальными установками. Автор тут, можно сказать, молчит, а говорит самый этот мир.

Подобным образом организована система повествователей в циклах «Левый берег» и «Артист лопаты», благодаря чему они составляют вместе с «Колымскими рассказами» своеобразный мегацикл, основанный на таких же принципах и представляющий собой одно целое, своеобразный роман, как хотели его назвать некоторые исследователи, а скорее всего то, что сам Шаламов предлагал в эпоху «после Освенцима и Колымы» вместо романа.

Программа конференции

<<Назад | Содержание | Вперёд>>