Варлам Шаламов

Господин Бержере в больнице

Ассистент повернул теплый термометр к окну.

– Сколько?

– Норма, профессор.

– Выписывайте. О вас слишком заботятся, больной. Сразу после приключения – свинцовая примочка, рюм­ка портвейна, и вы могли продолжать ваши апелляции к совести прекрасной Франции.

Господин Бержере лежал, счастливо улыбаясь. Он знал, что профессор любит шутить. На столике стояла ветка сирени. Господин Бержере вдыхал запах весны. Он снял пенсне и закрыл глаза, пытаясь честно припом­нить «приключение». Как это трудно - честно вспомнить. Бержере столько раз рассказывал свою историю врачу, соседям, что знал ее наизусть и вспоминал уже свой рассказ, а не событие. Но сейчас - для себя - он попробует вспомнить все - без рамплиссажей, как го­ворят музыканты. На площади, у сквера, где любил гу­лять Бержере, - много людей. На бульварной скамейке стоит оратор. Шея его замотана рваным цветным шар­фом. Бержере прислушивается. Нет, он не одобряет та­ких разговоров. Дома в халате, за стаканом старого вина, в кругу друзей - это допустимо. Но на улице? Перед незнакомыми людьми? Вздор. Он вовсе не гово­рит речь, этот оратор. Он читает вслух газету. Бержере подходит ближе. «Юманите». Господин Бержере - подписчик «Эвр», солидного издания. Читать «Эвр» все равно, что быть вкладчиком банка Ротшильда. Никаких крахов, никаких банкротов, но «Юманите»?

Чтение прерывается. Все, вытянув шеи, глядят на другую сторону площади. Отряд конных полицейских скачет к скверу. «Убегайте», — кричит Бержере. Но люди не бегут. Они стягиваются друг к другу. Молодой парень поднимает булыжник.

Сражаться с полицией? — спрашивает Бержере. — Республика...

– Вам не место здесь, мсье, - говорит человек в шарфе. Конный отряд близко.

Слышен легкий визг вы­нимаемых сабель. Грязь из-под копыт лошадей брыз­жет на новое пальто господина Бержере. Солнечный зайчик от сабли полицейского на мгновение ослепляет Бержере. Затем он видит падающего человека. Господин Бержере поворачивается к тесно сомкнувшимся людям, к нахмуренным бровям и крутым скулам и выкрикивает слова о человечности, любви, традициях Республики, долге граждан великой Франции. Молодой парень от­швырнул Бержере в сторону. Бержере увидел ветви де­рева, облако и много после — куртку санитара.

***

— Господин Бержере, — сказал ассистент, прощаясь. Вот добрый совет врача: не мешайтесь не в свои дела.

Бержере возмущенно пожал плечами. Он плохо вос­питан, этот молодой человек.

Улица открылась платным весенним воздухом, ка­пелью и шумом многотысячной толпы. Не соблюдая ря­дов, заполняя тесной толпой мостовую, тротуары, шли демонстранты. И нестройный шаг не мешал им выкри­кивать хором, как под взмахи руки невидимого дириже­ра, слова угроз и обещания мести. У фонарного столба стояла девушка. Из-под весенней шляпки прошлогодней моды выбивались вьющиеся желтые волосы. Она разда­вала прохожим какие-то листки. Бержере, умилен­ный выздоровлением, солнцем, пестротой толпы, широ­ко улыбался — девушке, городу, миру. И девушка улыбнулась и протянула ему листок.

Толпа редела, выкрики отошли за несколько кварта­лов, появился полицейский. И Бержере увидел: с проти­воположного тротуара двинулся стройный человек лег­кой походкой танцора. 3а ним прошли еще несколько людей в пальто, плотно облегавшими их прямые спины и выгнутые торсы.

— Прекрасный день, мадмуазель — вежливо сказал Бержере, приподнимая шляпу. Почему не поговорить с хорошенькой девушкой?

— Да, мсье, — ответила она рассеянно и, вздрогнув, оглянулась. Она была окружена. Один из тех — с другой стороны улицы — ударил девушку в лицо. Он ударил ее быстро, только один раз. И вместо неправильных и преле­стных черт на господина Бержере смотрела с земли кро­вавая маска, бифштекс из мясной лавки. Человек с фигу­рой танцора прицеливался каблуком в голову девушки, окруженную нимбом разметавшихся золотых волос.

Господин Бержере бросился к девушке, но от толчка в бок отлетел к стене дома.

Вы бьете женщину, — крикнул Бержере, зады­хаясь.

Она — коммунистка!

Она — человек!

Человек? Пьер, вот еще один коммунист.

Я не коммунист, — хотел сказать Бержере, но не успел, потеряв сознание.

***

Вот так штука, профессор. Господин Бержере вернулся. На этот раз надолго.

Дон Кихот уличных сражений, а?

Господин Бержере лежал на санитарных носилках. Кусочек стекла пенсне засел в коже надбровной дуги, и круглые, большие, бледно-голубые глаза безразлично глядели в потолок. Санитары раздели его и положили на операционный стол. Обнаженное мясо синими клочками свисало с плеч, со спины.

– Неплохо сделано, — сказал профессор после осмотра. Но кости целы. Кто его так отделал, Луи?

Ассистент засучил рукава своей рубашки. В розовую кожу были вдавлены треугольные коричневые шрамы.

– Похоже?

– То же самое, мальчик. Кастеты. Фирма?

– Полковник де ля Рокк, профессор.

– Вот как. Но Бержере вылечится, как и вы.

– Да. Но вылечат ли эти побои господина Бержере?