Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

На заводе

По утрам Лена глядела в зеркало с ненавистью. Зеркало честно и без всякого сочувствия отражало скошенный подбородок, вздернутый нос, кустами какими-то растущие брови. Да, некрасива, некрасива. И ничего тут не поделаешь, разве снова родиться. Вот быть бы такой, как Паня Шпагина – первая красавица ФЗУ, сейчас за ее станком – шум, смех, всякий, кто пройдет мимо – улыбнется, заговорит. А на Лену никто не обращает внимание, разве только по делу…

Эй, Федоров, кому сдавать смену?

Вот тебе сменщик.

Я станок Игнатову не сдам, Павел Иваныч.

Это почему?

Поломает. Пусть ФЗУ кончит, тогда и к станку идет.

Не глупи, Казакова. Не век же ему тележки во­зить. В техкружке Игнатов занимался. В остальном, ты подучишь. Ты ведь у нас профессор по фрезерной части.

Как учить, так профессор, а как фотографа в цех звать, так Шпагину снимают. Красивых ищите?

Ревнует. А к кому ревнует? К парню?

Нет, к газете, к станку.

Ребенок, право, ребенок, - сказал мастер.

Ну, Петька, придется мне видно остаться. Лек­цию тебе читать. Становись вот сюда. Вот деталь. Номер ее 6017. Работать ее надо быстро. Начинай, показывай, чему вас на кружке учили. Поправлять буду.

Грязно тут у тебя, Лена...

Стружка, тряпка - это не грязь. Во всех цехах так. Чище нельзя, не дома.

Игнатов оказался способным учеником, а Лена - «профессором», и вскоре не стало надобности в учебе после смены.

Игнатов принес газету. Заводская многотиражка пи­сала о нем - чернорабочем, ставшим квалифицирован­ным фрезеровщиком.

Лена прочла газету и скомкала ее.

– Как ты ни работай, лучше меня работать не бу­дешь.

– Посмотрим.

– Разве станок мой испортишь.

– Станок-то у нас один. Да и радость не в этом.

– Верно. - Лена досадливо откинула волосы со лба. – Вот что, Петька, ты учись скорей. А я уйду с заво­да. Работаешь, работаешь, и никто на тебя внимания не об­ращает.

В расчетной ведомости, небось, обращают...

Да разве мне деньги нужны?

Боишься меня. Училась, училась, а пришел Игна­тов, два месяца проработал и сделает теперь больше, чем ты.

Ты каждый день сдавай столько...

Так началось молчаливое соревнование сменщиков. Паня Шпагина, свесив ноги в черных лакированных ту­фельках с подоконника клуба, болтала с подругами: не­навижу его, рыжего летчика. Видеть не могу, а каждый вечер встречаюсь. Тянет. Целую и думаю: хоть бы по­гиб, проклятый...

Влюбилась, влюбилась, - захихикали подруги.

Вот странно, - сказала Лена, отрываясь от книжки. - Я также с Петькой Игнатовым. Не от любви. И не целовала. А ненавижу.

Влюбилась, влюбилась, - захохотали подруги.

Эх ты, принцесса от станка, - засмеялась Шпа­гина. - Дай-ка книжку. Так и есть. «Фрезерные стан­ки». Брось ты эту премудрость.

Дайте мне, - сказала Лена библиотекарше, - что-нибудь поинтереснее.

Вот «Кавказский пленник». Про любовь.

Возьму, - сказала Лена. - Почитаю про любовь. Может, красивой стану.

– Петька, я хорошую книгу прочла. Сочинение Толстого «Кавказский пленник».

- Я читал эту книгу. - Игнатов снимал спецовку. - Что тебе здесь понравилось?

– А вот где о черкесах говорится, что были они бедные, а оружие у них дорогое, сверкает.

Ну?

- Думала я о нашем с тобой оружии, Петька. Грязен станок. Инструмент надо полчаса искать в тряпках, щепках. Чистить буду. На сколько сегодня?

На сто шестьдесят процентов.

И все на «отлично»?

Не все, но много. Не подсчитывали еще...

Не верь ему, Казакова, - сказал Горлов, фрезеровщик-сосед. - Игнатову счастье. Он с браке­ровщицей из контрольного перемигнулся. Она ему и ме­тит: «отлично». А деталь - хуже моей.

Не ври, - резко оборвала Горлова Лена. - Я сама смотрю. Игнатов хорошо работает. Завидки берут?

Горлов ушел.

Сплетня. Ты, Петька, не слушай Горлова. Первый шептун по заводу.

У меня, Лена, для тебя чтение. Игнатов вынул по­мятую газету.

Опять про тебя? «Вчерашний чернорабочий»...

Нет, Лена. Читай-ка.

Лена прочла заметку о шахте «Центральная - Ир­мино», об Алексее Стаханове.

Понимаешь? - Игнатов был серьезен и весел.

Понимаю, - сказала Лена медленно, - мы не хуже угольщиков.

Думай, Лена.

Две ближайших недели Лена работала особо внима­тельно и напряженно. Станок шел без единой неполад­ки, но больше 160-170 процентов нормы Лена сделать не могла. Игнатов за это время вырабатывал 120-140 процентов, часто останавливал станок, разглядывал фрезы. Однажды, принимая смену от Казаковой, ска­зал: «Если интересуешься - зайди к концу смены».

Лена видела, что Игнатов взволнован чем-то важным, отказалась от театра, куда был куплен билет, и пришла в цех. Толпа рабочих и инженеров окружала станок. Гора готовых деталей высилась около станка. Прогудел гудок. Игнатов остановил станок и молодцева­то поправил галстук.

Сколько? - спросил он. - Четыреста десять процентов, - ответил Гринце, начальник цеха. Лена рванулась к станку. Сразу все зашумели, заспорили. Игнатов объяснил: «им изменен технологический про­цесс, он режет детали не по инструкции. Увеличена ско­рость резания. Нужная глубина резания, при увеличенной скорости, достигается вместо двух, одной фрезой».

А фреза? - кричал начальник цеха, наступая на Игнатова. - Фреза ступится, а экономичность...

– У меня подсчитано, - сказал бывший чернорабо­чий инженеру, вынимая засаленный блокнот. - вот расчет. Фреза тупится очень медленно. Можно сказать, она сохраняется лучше, чем при прежней скорости.

Мастера с сомнением качали головами. Игнатов побледнел,

Две недели проверяю, - крикнул он. Ведь детали-то - вот. Он показывал на горку деталей, переводя гла­за с одного лица на другое, и вдруг задышал трудно и коротко.

А ты, Лена? - он с надеждой посмотрел на сменщицу.

Я согласна с товарищем Гринце, - сказала она. Фрезы затупятся.

Игнатов нагнул голову.

Пойдем в партком, - ска­зал он хрипло и двинулся к выходу, одевая пиджак и никак не попадая в рукав.

Техническое совещание, созванное парткомом, подтвердило правоту Игнатова.

А теперь, - сказал фрезеровщик, - я беру шефство над Казаковой.

Учить меня будешь? – Едва выговорила Лена.

Не кусай губы, Лена, не гордись, Немного обиды на начальника цеха, немного обиды на мастера. Много обиды на тебя. Давно с тобой работаем. Станок любишь. Могла бы понять...

Лощишь? Все равно лучше тебя буду работать. И с парашютом буду прыгать. И в хоккей играть. И шефство над тобой возьму.

Вот это дело. А одной фрезой резать попробуешь?

Попробую. - И Лена засмеялась.

Заводская газета выпустила «молнию». В ней было сказано, что фрезеровщица Казакова вызвала стахановца-фрезеровщика Игнатова соревноваться на лучшую рабо­ту. Лена прикрепила газету кнопками к шкафчику с инст­рументами, обвела заметку синим карандашом. Игнатов улыбался, принимая смену. На инструментальный шкаф­чик Лена постлала белую клеенку. После одной смены, ко­гда Казакова дала 500 процентов нормы, рабочие поставили на шкафчик большой букет цветов, из дома Лена принесла метелку, зеркало. - Хозяйка, - говорил Павел Ивано­вич, почтительно похлопывая Лену по плечу. Горлов ко­сился на станок Лены: чистюля. Работала три года, все чисто было, а теперь вдруг - грязно. Клеенку белую по­стлала, - А как же - смеялась Лена - не дома.

Ну что, - сказала Паня Шпагина, - ругала Иг­натова, а теперь сама за ним тянешься?

Дура, - ответила Лена, открыла сундук, достала открытые туфли. Туфли цвета беж были куплены дав­но, но одевать их как-то не было охоты.

– Буду носить на работу, - сказала Лена удивлен­ным подругам.

Петька! Ты сколько сделал?

– Сразу шесть деталей двумя фрезами. 1400 про­центов. Шутка?

Можно больше.

Ну?

Вот так поставить, - можно восемь деталей сра­зу делать.

Теперь уже Игнатов дожидался с нетерпением кон­ца смены.

– Сколько? - Спросила Лена, покусывая мизинец.

— Две тысячи, сто процентов, товарищ Казакова, — ответил технический директор завода. — Ни одной отметки ниже «хорошо».

Игнатов в восхищении тряс за плечи сменщицу.

Маникюр сломала, вот как спешила, — сказала Лена.

Лена сходила с трибуны заводского митинга. Технический директор потянул ее за рукав.

Сколько вам лет, товарищ Казакова?

Двадцать два.

Молодец! Глаза блестят! А волосы? — Чистое зо­лото. Красавица, красавица... Поздравляю.

<<Назад | Содержание | Вперёд>>