Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

Карта

В предгрозье, в тишине был слышен хруст малинни­ка. Малинник ломали медведи. Степан Петрович знал это по легкому похрапыванию стреноженных коней, по под­нятым их ушам, по робкому визгу Роланда, лайки. Сте­пан Петрович посмотрел на бегущие быстрые тучи, недо­вольно тряхнул седой большой головой. Он надел тяжелые золотые очки и развернул роман Поль-де-Кока, старую, бережно подклеенную французскую книжку. Сегодня воскресенье – день воспоминаний, день француз­ского языка. Не читается. Разве прочесть библию, тоже французскую, ту, которую оставил мосье Рейно? Что­-нибудь о патриархах? Степан Петрович скривил губы. Он сам был патриархом. Вот его дети: беловолосые, в синих холстинных армяках. Они валят лес, ходят за куницей. Они не знают французского языка. Вот внучата: пасут скот, ловят рыбу. Они вовсе неграмотны: на 100 верст кругом нет школы. Нет ее с 1910 году, когда взорвали рудники, доменные печи, каменные дома, школу, больни­цу, поселок, склады, разобрали узкоколейку. Ребятишки играют в прятки в обломках, в руинах металлургическо­го завода, затянутых таежной зеленью.

Ветер свистит, качая верхушки елей. Накрапывает дождь. Степан Петрович захлопывает Поль-де-Кока. Бо­гатая была концессия. В таежной глуши бельгийские инженеры, бельгийские хозяева откупили у царского правительства право добывать чугун, сталь. По крутой, быстрой горной реке опускались баржи — «шитики», груженые рудой. Обратно вверх караваны пустых шити­ков поднимали лошадьми. Немалую прибыль имели бельгийцы и не от одной железной руды. Тайком здесь, в тридевятом царстве, рыли золото, платину, Степан Пет­рович старый разведчик, «золотарь» знал это, и бельгийцами был обласкан. Весело жили. Две тысячи рабочих было здесь. В здешнем ресторане, в тайге пели певчие из шантанов Вены. Все прошло и ... тайгой поросло. На краю огромной, длинной ямы, которую мосье Рейно, главный инженер, назвал «экспериментальной открытой разра­боткой чугунной руды», сидит бурый ястреб. Да, бельгий­цы делали тут большие денежки. В 1910 году кончался срок концессии. Русские промышленники завидовали бельгийской удаче. И догадывались о золоте. Царское правительство не продлило концессии. Тогда бельгийцы взорвали все: печи, рудники, поселок —все, не оставив камня на камне. И ушли. Вслед за ними ушли рабочие. Жизнь кончилась. Остался только Степан Петрович. Он ждал прихода русских промышленников, он хотел про­дать им свои знания и еще кое-что, далеко и глубоко спрятанное. Русские промышленники медлили. Затем на­чалась война с немцами — этой войне с врагами бельгий­цев Степан Петрович глубоко сочувствовал.

Из большой семьи Степана Петровича никто не ушел на войну. Тайга закрыла выселок от рекрутского набора. Рождались дети, женились сыновья — выселок рос. По тайге прошли белые банды, остатки разгромленных ар­мий Колчака. Степан Петрович читал библию и Поль-де­-Кока. Прошли красные, партизаны, и с ними увязалась младшая, любимая дочь Степана Петровича — Анка. По­том всю семью вызвали в поселок, и по таежным тропам, на конях верхом приехала семья Степана Петровича в сельсовет. Степан Петрович послушал рассказы о новой власти, вернулся к себе и раскрыл библию. Он не пове­рил власти. Сыновья возили лес, привозили муку. Умер­ла жена, утонул сын, Степан Петрович похоронил их без попа, сам вытесал кресты. Он ловил рыбу и читал фран­цузские романы. Однажды зимой в выселок Степан Пет­ровича пришел на лыжах молодой геолог. Он послан вести разведки. Он знает, что Степан Петрович единст­венный старый житель этих мест, служивший на бель­гийской концессии, да еще старым разведчиком. Не расскажет ли Степан Петрович, что знали бельгийцы об этих местах? Вот он привез письмецо, которое порадует Степана Петровича. И гость протянул старику конверт с письмом Анны. Степан Петрович побледнел. Анна не по­гибла. Анна стала инженером, инженером—геологом и скоро будет здесь, у отца. Степан Петрович вложил письмо обратно в конверт. Женщина — инженер? Он недо­верчиво покачал головой. Жена инженера? Нет, нет, Анна Степановна сама инженер, хороший инженер. Ста­рик почему-то обиделся и на расспросы геолога о бель­гийцах решительно отмалчивался. Геолог уехал, и Сте­пан Петрович остался один со своим волнением. Он знал много. Он не сказал геологу ничего. Может быть, старик стоит за шаг от богатства? Надо посмотреть — каковы будут новые хозяева? Какова будет дочь.

Сегодня дочь приезжает. Степан Петрович нахму­рил брови. Гроза! Как, с кем она, горожанка, сквозь ли­вень, через бурные реки? Старик одел холстяной, промасленный плащ, надвинул капюшон и пошел к реке. Исхлестанный до пузырей плетьми дождя живот реки тяжело вздувался. Река, дрожа, бежала вниз — туда, где не было этого мокрого наказания. Загнанная, исполо­сованная ветром и дождем, река хваталась за прибреж­ные камни, ворочала их, обрывалась и убегала дальше, разбрасывая на камнях слюну. Степан Петрович, улы­баясь, смотрел на рябую реку. Все отгремит, отшелестит. Сегодня же все будет в берегах. Гроза стихала, и радуга, упираясь одним концом в скалу, а другим уходя в нагибающиеся к горизонту тучи, горбилась над тайгой.

Дождь затих внезапно, брызнуло солнце, запели птицы, и на другом берегу из прибрежных кустов вышла де­вушка, держа в поводу лошадь.

* * *

Девушка стоит, щурясь от большого солнца, и глядит на сверкающую зелень родины. Солнце играет на мокрой кожаной куртке, в каплях, забившихся в жел­тые пышные волосы, примятые кепкой. Солнце играет на боках лошади, на еще волнующейся реке. Деревья расправляют плечи, земля поднимает к небу сияющие травинки. Девушка вспоминает детство, четыре времени года. Откуда они приходили? Весна — с тех оврагов, у которых почернеют бока, откроют хилую прошлогод­нюю травку. Осень приходила из березовой рощи — хрупкими желтенькими листочками; это - предупредительные письма осени. А за рощей растянется узкая зеленая заря. Зима шла от реки, от тонких ледяных кружев, которыми оденутся прибрежные камни по ут­рам. А лето? Откуда приходило лето? И не додумав, девушка поднимает голову. Ломаная линия горизонта намечена цепью гор. Эта диаграмма, эта кривая вычерчена еще в ледниковом периоде, и тысяча лет не прибавит и не убавит ни одной черты на этой диаграмме. Тысяча лет! Так говорил отец. Посмотрим, нам дана годичная командировка, чтобы переделать этот чертеж. И девуш­ка идет впереди тянет повод лошади.

***

Долбленую из ствола дерева лодку «осиновку» пере­гоняет через реку сын Степана Петровича. Брат и сест­ра здороваются за руку. Анна Степановна расседлывает лошадь. Седло и вьюк втаскивают на лодку, лодка дви­жется вперекор течению, и за лодкой на поводу плывет лошадь, задирая вверх морду. На берегу суетится Сте­пан Петрович. Дочь целует седые, густые усы старика, и по мокрой траве они торжественно идут в избу. Степан Петрович отпирает «горку», достает старые, неприкос­новенные, 6ельгийские чашки. На сковороде шипит ха­риус - горная рыба необычайного вкуса, в переднем углу чадит лампадка перед резным киотом, и Анну Сте­пановну обступает детство. Полати, на которых было так тепло спать, пахнущая кожей сбруя на стене у две­ри: Анна Степановна, Анка, в изнеможении бросает руки на Стол, опускает голову и засыпает. Теплые руки отца гладят Анкину голову.

***

Разведочная группа Анны Степановны приступила к работе. Старик бродил от вышки к вышке, пригляды­вался к шурфам, качал головой. И однажды, плотно притворив дверь, он положил руки на плечи Анны Сте­пановны.

– Слушай, Анка! Во сколько обойдется вам вся раз­ведка? Всей экспедиции? Вся подземная карта?

Не знаю. Тысяч пятьдесят, я думаю.

– Большое дело задумала, дочь. Слушай, Анка, я знаю эту землю, Я сторожу ее сокровища двадцать лет. Здесь есть ванадий, цинк и вольфрам, здесь горбатые железные горы - руда на восемьдесят процентов желе­за; здесь золото, платина. Здесь богатство - мое и твое. У меня есть подземная карта - 10 лет работали бельгийские инженеры, чтобы составить ее. Я украл ее у бельгийцев. Я спрятал ее. Я уже стар. Кому оставлю? Сыновьям? Они знают только кубометры древесины, куньи шкурки. Я дам карту тебе, и ты продашь этот чертеж за тридцать тысяч. Двадцать тысяч барышу для «власти», а? Ты получишь богатство, славу, Анка.

Анна Степановна сняла дрожащие руки отца со своих плеч.

Славу? Какую славу? – сказала она, и крупные капли пота выступили на ее лбу.

Отдай нам карту, отец! Мы выстроим здесь в тай­ге солнечный город, Советский Клондайк! Страна, наша страна богата! Ты сделаешь ее еще богаче, отец. Кстати – сегодня мы открываем школу, отец. Надо послать племянников.

Я сам хочу стать богаче, – сказал старик и освободил свои руки из рук дочери. – Карты я вам не отдам.

Анна Степановна вышла. С тех пор работы шли своим порядком.

Анна Степановна перешла жить к племяннику, а ста­рик уже не ходил смотреть на буровые работы. Так прошло лето, по первому снегу уехала Анна Степановна. Прощание отца с дочерью было теплым. Но что-то не было сказано, и оба отводили глаза в сторону. Весной Анна вернулась, и работы вновь начались. Степан Петро­вич постарел за один год так, что уже не мог ходить без палки. Он никуда и не ходил. Он каждый день, а не по воскресеньям, как раньше, читал Поль-де-Кока и библию. Осенью его пригласили в клуб - большая изба была клу­бом. Там оркестр из двух мандолин и гитары беспрерывно играл туш, и за столом президиума, крытым кумачом, сидела Анна Степановна. Вся экспедиция и много жителей ближних деревень были тут. Люди толпились около избы, но перед Степаном Петровичем расступились, и он прошел в первый ряд. Из рук в руки бережно передавался затертый номер газеты. Там было напечатано постановле­ние правительства о награждении Анны Степановны ор­деном и ее портрет. Старик понял, что почет, которым ок­ружала его толпа, был почетом дочери. Ее свет падал на Степана Петровича. Говорились сильные нескладные тор­жественные речи. Это был первый орден в крае, и в президиуме собрания сидели с ромбами, сидел сам председа­тель крайисполкома, как сказали Степану Петровичу («губернатор» - догадался старик). Степан Петрович был ошеломлен. Когда аплодисменты и крики подняли с места Анну Степановну, и она, запинаясь и краснея, благодарила и обещала работать еще больше, еще лучше, - старик вытер слезы кулаком и ушел из клуба.

Всю ночь он просидел у окна, и дождавшись, когда по­блекли звезды, взял топор и тихо вышел из избы. Он по­ложил топор в лодку, принес лом, лопату, сел в осиновку и оттолкнулся шестом от берега. Он опустился вниз по те­чению к большой скале с пещерой. Солнце стояло высоко, когда старик вернулся. Сыновья уже искали отца. Ни на кого не глядя, он пошел к палатке Анны Степановны. От­кинув полу палатки, он протянул дочери сверток с сокровищем – с подземной бельгийской картой.

Анна Степановна стояла высокая, прямая и бледная, и руки ее дрожали, принимая сверток.

- Отец, сказала она срывающимся голосом, - мы составили уже такую карту. За это мне и дали орден.

* * *

Степан Петрович всхлипывал, обняв голову дочери, и желтое вьющееся пламя волос выбивалось из старче­ских пальцев.

<<Назад | Содержание | Вперёд>>