Записные книжки 1971г. I

ед. хр. 39, оп. 3

25 декабря 1970. Новогодний сон 25 декабря 1970 года или сон в сочельник. Будто все, что со мной было, вся моя жизнь — всего этого не было — был лишь новогодний сон.

26 декабря 1970 года. Бывают претенденты на будущее человечества, а бывают претенденты на прошлое. Но на прошлое — много претендентов, а на будущее — мало, но все же есть.

Если уж Пастернак не погиб от сотрудничества с таким антипоэтическим существом, как Ивинская[1] , поэт и воистину бессмертен.

Лучшие стихи сняты:

1) Живопись

2) Инструмент

3) «Рассказано людям немного...»

4) Таруса

5) «Мы рубим стихи как болотную гать...»

Все — напечатано ранее, т. е. контроль усилился многократно. Из опубликованного ранее вошло только дерьмо двадцатилетней давности. Стихи о Пастернаке напечатаны в «Юности» и прорвавшие решение Фогельсона[2] .

Но его расчет — детский расчет. Просто 1970/71 год — не 1967.

«Московские облака» могли быть сборником лучше «Дороги и судьбы», но будут худшим. Отсев — листов тридцать. То, чего /324/ нет в журнале, само по себе отсеивается десятикратно в редакции. А в спорах эти процедуры начинаются сначала.

А ведь сборник в двух (!) листах ждет 4 года.

1-1-71,0,1 минуты[3]

По Тютчеву

Ты:

Вот пробилась из-за тучи
Синей молнии струя,
Пламень белый и летучий
Окаймил ее края...

(«Неохотно и несмело...»)

Я:

Но вот опять к таинственному лесу
Мы с прежнею любовью подошли.
Но где же он? Кто опустил завесу,
Спустил ее от неба до земли.

(«Дым»)

Ты:

По Пушкину

Нет, весь я не умру, душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит,
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Я:

Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник.

По Пастернаку

Ты:

Зеркальная все б, казалось, нахлынь
Непонятным льдом облила,
Чтоб сук не горчил и сирень не пахла,
Гипноза залить не могла.

(«Зеркало») /325/

Я:

Тогда в зловещей полутьме
Сквозь залетейские миазмы
Близнец мне виден на корме,
Застывший в безвременной астме.

(«Близнец на корме»)

Дочери

Как бы тебе получше объяснить — отец твой был передовой человек, но очень обыкновенный, тогда как мать была гораздо выше и по нравственным качествам, по единству слова и дела, но искала во всем <ложное>.

Ты ищешь идеи и не ищешь тех дел, которые стоят за идеями.

Стихи — это высококвалифицированное занятие для знающего в совершенстве язык человека.

Это совершенное знание достигается и интуитивно.

Это младшие братья, сыновья, дочери тех, чьими руками делалась революция. Люди, отставшие от времени по своему возрасту и пытавшиеся догнать время гигантским скачком, располагая только тем разрушительным оружием, с которым шли в бой их отцы. Конечно, это была фантастика из фантастик, по жертвенности превосходящая поколение, делавшее революцию.

Маркузе[4] . Великой пробы анархизм. XIX век был веком победы коммунизма — призраком коммунизма.

То, что цитируют небрежно (примеров тьма), значит не невнимание, а только то, стихи — главное форма, ритм, размер, а содержание — дело второе.

27.1.71. Умер поэт Николай Рубцов от водки.

Мама, как стихийная марксистка, плакала, что у меня такое легкое сложение: «Недокормила тебя из-за голода в Гражданскую». А у меня, как у старшей сестры Наташи, было просто другое, астеническое сложение, и никакой «корм» не помог бы. Мама, впрочем, угадала мои мучения в лагерях — маленькую пайку и большую норму.

В книге Хенца «Парапсихология», 1970, на странице 216 в главе «Исследования в Восточной Европе» сообщается: «В 1932 /326/ году Институт мозга в Ленинграде получил задание начать эксперименты с целью установить физическую основу телепатии. Это исследование было поручено одному из учеников Бехтерева Л. Л. Васильеву. Между 1932 и 1938 годами среди других опытов ставились эксперименты, в которых делали попытки телепатического видения, когда испытуемый находился внутри металлической камеры. После 1938 года телепатия в русской печати не упоминается, вплоть до 1959 года, когда Васильев опубликовал популярную книгу «Таинственные явления человеческой психики», одна глава которой посвящена этому предмету».

Телепатия, гипноз были орудием Берии и Сталина. И Васильев, и Орландо, и Мессинг — все были на службе в НКВД как специальные эксперты. (См. мой рассказ «Букинист».)

Кожинов[5] в «ЛГ» написал хорошую статью, [нрзб.] хвалят, <в> первой рецензии хвалят, а талантов не бывает — вот в чем штука.

Талант растет вне и даже вопреки.

У меня формула очень простая: то, чему ты учишь, делай сначала сам. Вроде: «делай, как я». Но моя формула в своем существе иная — антивоенная, чуждая и даже противопоставленная духу подчинения и приказа. Поэтому «новые левые» +, Максимов +, а Гароди и Сахаров — минус.

Если художник верит в рай и ад (как Блок), значит он лжет.

Самое главное несчастье человека, заложенное в его природе, это то, что четыре раза в день надо есть.

Гродзенский умер 23 января 1971, так и не преодолел инфаркта 20 ноября 1970 г. в Рязани. Встретился уже после смерти Якова с его женой, с которой он прожил 30 лет и которую я никогда ранее не видел.

В Яшке не было хитрожопости, этой проклятой хитрости, которая столь обильно украшает Пиксанова[6] и всех прочих.

Самый главный грех — соваться в чужие дела, а писатели никогда не должны соваться в чужие души, нет, ни в коем случае. Писатель суется в свою собственную душу. И все.

Любопытно, что крупные теоретики атеизма сами бывшие страстные верующие. Ренегат всегда больнее, острее чувствует, /327/ знает лучше. Есть ли крупные атеисты с детства, никогда не верившие в Бога и ставшие теоретиками без веры? Джефферсон?

Свободомыслие — область, где нет ренегатов. Тургенев.

Произвожу опыт большого, уникального интереса. Перевожу стихи Иосифа Альбирта[7] , еврейского поэта, бывшего в Освенциме, сборник называется «У колыбели поэзии».

Это — стихи, несколько <примитивные>, но душевные, и путь его [нрзб.] мне близок и знаком (душой и телом), антропоморфизм.

Я смотрю на себя как на поэта, как на инструмент, могущий передать тончайший оттенок времени — всего, к чему чувство и душа прикасаются.

Сейчас я оцениваю человека, чья жалоба, (опыт) немецкого лагеря Освенцим, лагеря с другим языком, нравами лагеря же, опыт ночной — сознательно запускает (слова) нашей искренности.

Я знал Колыму, но (бывшая) в этом легчайшем из немецких лагерей Стефа понимает и знает, что разница тут есть. Перевод и заключается в том, чтобы правильным образом словесно, психологически, а в более существенном оценки — с моей позиции и дать истолкование с моей позиции опыта для меня самого очень интересного, тем более что перевод идет легко.

Антропоморфизм — это элементарно, но это необходимо, это — элемент поэтической грамматики, правило поэтической грамматики.

Фотопортреты — это тоже своеобразный шантаж — чернуха, как говорят в лагерях.

Многих удивляет, почему такая беспомощная статья написана для Библиотеки поэта к пастернаковскому тому. Неужели нельзя было найти автора лучше. Оказывается, на качество статьи было обращено внимание самого Пастернака, но Пастернак ответил, что он читал статью, восхищен и прочее... в стиле обычной пастернаковской трепотни. Статья осталась плохая, хотя была полная возможность заказать хорошую.

---

---

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.