Варлам Шаламов

64 поля

I.

3а несколько часов до смерти Чигорин попросил принести свои любимые дорожные шахматы. Слабеющими пальцами он перебрал фигурки, велел растопить камин и бросил шахматы в огонь.

Вильгельм Стейниц, бывший 28 лет чемпионом мира, после проигрыша матча-реванша Ласкеру отправился в книжные магазины. Он скупал... руководства по философии. На недоуменные вопросы знакомых он отвечал: «Ласкер — доктор философии — побил меня на шахматной доске, а я побью его в философии».

Эти факты — яркое выражение трагедии шахматной индивидуальности при капитализме.

И сейчас профессионалы-шахматисты Запада — это каста «свободных» художников, ограниченное число мастеров. Это — своеобразная богема, живущая турнирами, сеансами и шахматно-литературной деятельностью. Десятилетиями в турнирных таблицах мелькает одни и те же имена: Нимцович, Грюнфельд, Тартаковер

И в быту шахматисты-профессионалы сближались о богемой. Яркий ее представитель  Яновский в Монте-Карло в 1901 году получил первый приз — 5.000 франков. Он сел за рулетку и через несколько часов занимал деньги на железнодорожный билет на родину. Есть ангажемент — игрок покупает трость с серебряным набалдашником в форме конской головы, нет — умирает, как талантливейший Шпехтер, в больнице или, как несколько лет назад бывший чемпион Англии Етс почти в нищете, забытый всеми...

II.

Романтическому периоду шахматной игры нанес решительный удар Стейниц — отец шахматной науки. Науки? Десятка два-три лет назад, да и позже, в шахматной печати шел бурный спор о том, что такое шахматы: наука, искусство или игра?

Наука? Может быть. За это говорили фолианты шахматных библиотек, сотни томов, анализирующих проблемы шахматной теории, устанавливающих твердые шахматные законы. «Испанская» партия, «французская» партия, десятки «гамбитов», сотни «вариантов», носящих имена крупнейших шахматных теоретиков, Наполеонов 64 нолей.  Одни варианты отвергаются, другие поднимаются на вершину шахматной моды. Беспрестанно в шахматных «лабораториях» идет разработка новых шахматных путей, результаты систематизируются, выверяются, шахматная наука растет.

«Белые, имеющие преимущество первого хода, должны добиваться выигрышного положения, а черные только равновесия в дебюте». Такое мнение существовало много лет. Но большинство партий Ласкера выиграно черными. Но ряд дебютов — «сицилианская», «Каро-Канн» — построен так, что преимущество первого хода нейтрализуется с самого начала. Чигорин напряженно думает за доской, рассчитывая игру на 10 ходов вперед.  А Рихард Рети говорит, что шахматист должен определить только один ход — лучший в данной позиции, оценить позицию. Гениальный Брейер расставляет шахматы в боевой порядок к началу сражения и говорит: «Вот самая сложная позиция».

Искусство? Вероятно. Разве варианты миттельшпиля (середины игры) практически, за доской, под контролем часов исчислимы? И разве в шахматах нет вдохновения, того подъема нервов, того внезапного эмоционального озарения, которое всегда присуще искусству?

Даже начинающего любителя всегда тронет красота знаменитых партий — хотя бы партии Капабланки против Бернштейна на турнире в Сан-Себастьяно в 1911 году. Переиграйте партии, премированные за красоту на международных турнирах, и вы почувствуете дыхание искусства.

Спорт? Безусловно! Шахматы обладают безусловным мерилом силы игры в данной партии. Если в искусстве всегда допустим (и нерешаем) спор, кто выше, кто сильнее как художник — Рафаэль или Тициан, Дейнека или Юон, Сергей Прокофьев или Стравинский, — то нет споров, кто лучше стреляет: Сеятюрина ли, выбившая 396 очков из 400 возможных, или Гааге, выбившая 304. Сила игры в шахматах «при прочих равных условиях» определена результатом шахматной партии.

III.

Для нас шахматы — полезнейшая игра, одно из орудий культуры масс.

Игра, прекраснейшим образам впитавшая элементы науки, искусства и спорта, игра, воспитывающая человеческую волю к победе.

Мы пользуемся этой игрой во всем многообразии ее форм. Блиц-турниры — по пять секунд па ход. Сеансы одновременной игры — один против ста. Живые шахматы — эффектнейшая форма массовой агитации за шахматы. Турниры-гандикапы, матчи, турниры по переписке, состязания городов, профсоюзов...

«Шахматы — в массы!», — таков один из основных лозунгов советского шахматного движения.

IV.

Московский международный турнир 1925 года имел огромнейшее агитационное значение. Турниром был дан мощный толчок шахматному движению в СССР. Просмотрите комедию «Шахматная горячка», сделанную во время турнира, и право же там нет особых преувеличений. Казалось, что в шахматы играет вся Москва. Росли кружки на фабриках, заводах, в школах, тысячи неофитов с волнением делали свой первый шахматный ход: е2—е4.

Мы выросли за эти 10 лет. Мы сильно выросли. И в шахматах мы дрались под лозунгом: «Догнать и перегнать». Матч Ботвинник—Флор доказал, что по качеству игры мы догнали лучших мастеров Запада. Но мы их и перегнали. В чем?

В городе Куйбышеве в турнире на знание чемпиона города играют в 1935 году 2000 человек. Снилась ли эта цифра шахматным королям любой западной столицы?

Флор писал после посещения СССР в   чехословацкой   газете «Народни Листы»:  «Если бы мне сказали, что я в сеансе могу проиграть 20 партий из пятидесяти, я счел бы это плохой остротой. В Ленинграде это стало реальностью».

Микенас, Эйве, Кмох испытали то же, что и Флор. Знаменитый «мастер сеанса» Капабланка в московском Доме печати на сеанса с 30 игроками проиграл 14 партий, выиграв только 7.

От полярных льдов до субтропиков — по всей стране шахматы завоевали почетное место.

Недавно, в, феврале, с мыса Желания — самой северной части Новой Земли—начальник арктической станции тов. Егоров послал радиограмму: «Сейчас проводим по радио шахматный турнир с харьковскими пионерами — членами клуба юных исследователей Арктики».

Отто Юльевич Шмидт был чемпионом турниров «Челюскина». Шахматный инвентарь погиб вместе с кораблем. На льдине были сделаны самодельные шахматы, и турниры продолжались.

На матче Флор—Эйве зрители насчитывались единицами. Матч Ботвинник-Флор ежедневно посещало 2000 человек. «Такого количества зрителей я не видел ни в одной стране», – говорил Флор. А на нынешний московский  турнир было подано 300.000 предварительных заявок.

V.

Мы не отказываемся от учебы у первоклассных мастеров Запада. Мы перенимаем их уменье. Мы уже догнали их в уменьи. Мы далеко оставили их позади в развитии массового шахматного движения.

Вечерняя Москва, 19 февраля 1935г.