Варлам Шаламов

Валерий Есипов

«Учусь растить любовь и гнев…»

обложка книги

Варлам Тихонович Шаламов прожил в Вологде первые семнадцать лет своей жизни. Он родился в 1907 г. в семье священника Софийского собора Тихона Николаевича Шаламова, в доме, расположенном рядом с собором (сейчас здесь находится его мемориальный музей).

Все подробности своего детства и юности — от кубиков, по которым он научился читать уже в трехлетнем возрасте у подола матери на кухне, до окончания школы и отъезда из дома в Москву, на учебу, осенью 1924 года, «в листопад боярышника и березы», — писатель описал в автобиографической повести «Четвертая Вологда».

Но кое‑что осталось за пределами этой книги. Например, приезды домой на каникулы из Москвы — до 1929 года они были практически регулярными. В феврале 1929 года В. Шаламов был арестован за распространение «Завещания» Ленина — скрытого от широких масс письма Ленина, в котором говорилось о необходимости смещения Сталина с поста Генерального секретаря ВКП (б). За это молодой, 21‑летний Шаламов получил три года лагерей как «социально опасный элемент». Волнующий эпизод описан в «Вишерском антиромане» писателя, когда его везли в арестантском вагоне на северный Урал: «Стояли в Вологде — там в двенадцати минутах ходьбы жили мой отец, моя мама. Я не решился бросить записку…»

Потом он заезжал домой после отбытия наказания — об этом есть короткий диалог с отцом в «Четвертой Вологде» («Мой Север — другой…»). Там же присутствует эпизод о приезде на похороны отца в марте 1933 года.

Можно догадываться (и об этом есть отголоски в стихах Шаламова), что он приезжал в Вологду из Москвы весной 1934 года, когда собрался жениться на Г. Гудзь — надо же было показать невесту своей горячо любимой маме. Мама, Надежда Александровна, урожденная Воробьева, в то время уже сильно болела и умерла в декабре того же года. Варлам приезжал на ее похороны.

Этот приезд был его последним свиданием с родными местами. Об этом он выразительно написал позднее в письме к И. Сиротинской: «После смерти матери крест был поставлен на городе».

Такое категорическое решение очень понятно даже по‑житейски: мать была последним связующим звеном с Вологдой, других родственников не осталось.

Объяснять, почему Шаламов не бывал в родном городе после второго ареста в 1937 году, вероятно, излишне. На Колыме он пробыл семнадцать лет…

После Колымы здоровье писателя резко ухудшилось: он был признан инвалидом сначала третьей, затем второй группы. Болезнь, связанная с расстройством вестибулярного аппарата, не позволяла ему выезжать из Москвы на сколько‑нибудь дальние расстояния. Он и на метро ездил редко, предпочитая ходить пешком.

Есть и другие причины отчуждения от родного города. В 1962 году ему отказали в издании книжки стихов в местном издательстве, с наивно-бесцеремонным ответом: «У нас тут своих много, а вы еще с каким‑то Шаламовым». Были попытки установить литературные контакты со стороны писательской организации от С. Викулова, В. Гуры, А. Романова, но они закончились только небольшой публикацией стихов Шаламова в альманахе «Поэзия Севера» (Архангельск, 1966).

Это было очень обидно, и даже оскорбительно. Книга стихов, выпущенная в Вологде, могла бы поддержать Шаламова и материально, и морально. Ведь печатался он в Москве редко, «Колымские рассказы» не принимал ни один журнал, ни одно издательство. Откуда же было ждать поддержки, как не от земляков?

Шаламов всегда заявлял, что он — вологодский. На Колыме, где ему приходилось встречаться с земляками-заключенными, он всегда стремился им помочь, особенно после того, как стал фельдшером.

Его самый ранний рассказ «Пава и древо» (1936), был посвящен вологодской кружевнице, изображенной с необычайным теплом. Вологодские впечатления легли в основу его рассказов «Вторая рапсодия Листа», «Крест», «Белка» и других. Наконец,самое важное — повесть «Четвертая Вологда». Ею Шаламов обессмертил свой родной город, введя его в мир большой литературы. Благодаря этой повести, читатели всего мира, потрясенные «Колымскими рассказами», узнали, что великий писатель родился и вырос в старинном северном городе.

Но, пожалуй, лучше всего о неразрывной связи Шаламова с Вологдой, о зримых и незримых духовных нитях, всегда соединявших его с родными местами, можно судить по его стихам.

При жизни поэта были опубликованы только немногие из них. В первый маленький сборник «Огниво» (1961) вошли два стихотворения — «В пятнадцать лет» (посвященное первой юношеской любви Шаламова Лидии Перовой-Сигорской, о чем говорит упоминаемое имя «Лида»), и «Виктору Гюго», где название родного города звучит прямо, в необычайно важном для поэта историческом и лирическом контексте:

В нетопленом театре холодно.
А я, от счастья ошалев,
Смотрю «Эрнани» в снежной Вологде,
Учусь растить любовь и гнев…

Теперь установлено (благодаря разысканиям Б. В. Ильина), что спектакль «Эрнани» по романтической драме В. Гюго шел в Вологде зимой-весной 1921 года, когда Варламу было тринадцать лет. Важно заметить, что драма, воспевавшая свободу, одновременно призывала к примирению всех враждующих сторон — отсюда у Шаламова не только его святой и праведный «гнев», но и «любовь», которую он тоже всегда в себе растил…

В следующий изданный маленький сборник «Шелест листьев» (1964) вошло стихотворение «Старая Вологда», в сборник «Московские облака» (1972) — написанное ранее «Орудье кружевницы» и свежие, возникшие в период работы над «Четвертой Вологдой», стихи «Моя мать была дикарка» и «Прачки».

Но этими произведениями, как оказалось, вологодская тема в поэтическом творчестве В. Шаламова не исчерпывается. Недавно в его архиве, хранящемся в Российском государственном архиве литературы и искусства, обнаружен целый пласт неизвестных стихотворений, написанных в 1949—1953 годах, на Колыме и в Якутии. Часть этих рукописей содержится в самодельных тетрадях из оберточной бумаги, которые поэт изготовил, когда впервые вышел из‑за колючей проволоки и в 1949—1950 годах работал фельдшером на лесозаготовительном участке «Ключ Дусканья» на Колыме. Рукописи не всегда разборчивы, а стихи не всегда совершенны, но удивительно, что них тоже звучат вологодские мотивы! Находясь недалеко от полюса холода, «в краю морозов и мужчин, и преждевременных морщин», поэт вспоминал и родные края, и своих близких.

Все стихи из этих тетрадей, содержащие подчас едва заметный отголосок воспоминаний юности, включены в настоящий сборник. Думается, что не является натяжкой и включение сюда, пожалуй, самого мощного философского стихотворения Шаламова колымского периода — «Silentium».Эта его своеобразная перекличка-полемика со знаменитым стихотворением Ф. Тютчева, конечно, выходит за какие‑либо местные тематические рамки, однако,образы отца и матери у Шаламова в данном случае вполне конкретны: «Даже отцу мертвецу на могиле / Ведь не расскажешь были»; «Матери — помоги…»

Думается, что читателям будет интересно познакомиться со стихотворением Шаламова, посвященным Н. Рубцову (написано в 1970‑е годы), и со всеми другими произведениями. Прочтя их, можно убедиться: Вологда оставалась частью жизни и размышлений Шаламова-поэта, а сам он навсегда остался верен идеалам своей юности.

2015
Предисловие к книге В. Шаламов. Стихи о Вологде и юности – Вологда: «Арника», 2015.