Ольга Ключарёва

Мисима и Шаламов: «красивый вариант» трактовки

Не так давно моё внимание привлекла публикация на сайте Общества «Россия-Япония» под названием «Мисима и Шаламов» филолога Александра Чанцева[1]. Поскольку я с некоторых пор с огромным удовольствием общаюсь и взаимодействую с группой энтузиастов — исследователей наследия и творчества Варлама Тихоновича Шаламова, а среди моих новых друзей из этой группы с особенной радостью и почтением нахожу отклик на свои нехитрые мысли, — этим текстом я заинтересовалась. Была и ещё одна причина. Несколько лет назад я довольно скрупулёзно изучала и творчество, и жизнь, личностные особенности, и, конечно, пути и причины трагического кровавого финала неординарного японского литератора и деятеля Юкио Мисимы. Что же касается Варлама Шаламова, то, убеждена, он является одним из немногих авторов, которые будут необходимы в самые разные последующие эпохи и которого необходимо перечитывать и переосмысливать — ибо ярлыков, при всём желании и как бы кому этого ни хотелось, приклеить к нему нельзя, а его «неудобность» для присвоения и окончательных формулировок и сегодня, и завтра, и ещё очень долго будет предметом дискуссий и удивления, даже растерянности.

Так вот, возвращаясь к тексту Александра Чанцева. Прежде всего, меня задел и, не скрою, неприятно удивил и резанул тот факт, что автор, вскользь замечая, что некие «графологи», мол, в точности, наконец, определили, что в карандашной шаламовской записи фигурирует фамилия именно Мисимы, к сожалению, так и не счёл необходимым нигде в своём тексте сказать ни кто же эти самые «графологи», ни откуда в его статье возник сам этот источник. Увлёкшись своим собственным повествованием об «интересном факте», а далее — о возможных, по его мнению, путях сходства и пересечения художественного мышления Шаламова и Мисимы, автор ушёл далеко, да так и не вернулся...

Учитывая тот факт, что сегодня у нас, похоже, совсем отсутствует такое понятие как этика, означенное выше неудивительно. Удивительно, скорее, другое. Сегодня действительно можно выдать что угодно за что угодно. А именно — достаточно сильно притянутое собственное измышление — за красивый и даже удобоваримый для публикации на сайте Общества «Россия-Япония» текст.

К сути. Действительно, Шаламов не просто упоминает Юкио Мисиму в своих заметках, но ставит ему некий плюс. Плюс — рядом с именами тех, кого он числит «новыми левыми». Не стану повторяться и переадресую заинтересованных читателей к материалу В.В. Есипова, в котором он совершенно точно разбирает ситуацию и справедливо утверждает, что фактически никаким «левым» Юкио Мисима не был и быть не мог. Шаламов этого не знал и, скорее, интуитивно, нежели руководствуясь какими-либо подтвержденными фактами, поставил плюс Мисиме как «левому». Совершенно очевидно, что Варлама Тихоновича впечатлил, в первую очередь, именно поступок писателя с оружием: 25 ноября 1970 года, после неудачной попытки совершения переворота на военной базе, Мисима совершает сэппуку (харакири). О том, что и никакого на самом деле переворота всё равно бы не произошло, о том, что мисимовское «Общество щита» сразу после самоубийства вождя распалось и о том, что всё это был трагический, кровавый и смелый, но всё же не более, чем финал тщательно подготавливаемого годами спектакля, сообщить нужно. Но Шаламов всего этого, по объективным причинам, знать не мог. Потому самое главное — «Мисиму можно уважать. Это аргумент, характер»! Вот что на первом плане идёт по мысли Шаламова. А дальше, в дальнейшем развитии своей мысли, он ошибается. Просто не имея достаточного объёма сведений и руководствуясь лишь текстом статьи «Конец самурая» в «Литературной газете» 9 декабря 1970 года[2].

Хорошо. Внимание Варлама Тихоновича, как человека по своей сути и характеру сильного и принципиального, безоглядного в том, что он решал и делал, привлёк поступок. Однако для того, чтобы ваша статья состоялась, необходимо привлечь и красивую трактовку некоего сходства творческого мышления и методов двух людей. Собственно, дальше, после того как всё выяснено с «графологами» (заметим, что «графологи» — это В.В. Есипов и хранитель наследия В.Т. Шаламова И.П. Сиротинская), Александр Чанцев приступает к развитию этой своей красивой идеи. Я предоставляю читателю самому разобраться и занять собственную позицию и опущу разбор (напоминаю, все материалы — в конце этой страницы).

Мисима и Шаламов — не просто разные авторы и разные люди. Их полюса настолько противоположны, что если бы даже каким-то чудом эти авторы прочли бы произведения друг друга, то, уверена, лишь подивились бы друг другу, но в точности бы высмеяли все попытки хоть как-то их объединить и скрестить.

Мисима всей своей жизнью, всеми своими граничащими с перформансом поступками и действиями, доказывал, что один человек может целиком и полностью выстроить эту жизнь как спектакль. Эта известная приподнятость над действительностью и бытом, эти своеобразные подмостки он строил, тщательно подбирая доски и гвозди, в течение практически всего своего земного срока. Он вступал в дружеские и глубочайшие в творческом плане связи с выдающимися деятелями своего времени (его ближайшим другом был, несмотря на всю разницу методов, Кавабата Ясунари), но одновременно легко управлял, жонглировал своими связями на уровне эротическом — то уходя, то возвращаясь к тому и к другому, одинаково увлекаясь и одинаково затем отталкивая. Его жена была крайне удивлена факту, что Мисима имел в своём арсенале нескольких близких и верных любовников-мужчин. И при всём том, что жизнь, судьба и финал Мисимы крайне неординарны, — это имело исток всё-таки жизни без особых лишений. Лишения культивировались и служили базисом к перформансу. Не более.

Литературный язык Мисимы, всё многообразие которого, мы, к сожалению, несмотря на самоотверженно проделанную Борисом Акуниным-Чхартишвили работу, оценить всё-таки в полной мере не можем, — это абсолютно новаторское в японской литературе явление. В самой Японии поклонников Мисимы сравнительно мало. Японцам его язык кажется тяжеловесным и надуманным, искусственно и нарочито насаждающимся. Да так оно отчасти и есть. Дело не совсем в этом. А в том — и в главном — что Мисима — это чистейшая игра в язык, в литературу, хотя он почти в каждом своём романе и даже в пьесах привносит частичку самого себя. Человека, который имел возможность выбора и выстроил себя по идеальному для себя образу.

Варлам Тихонович Шаламов тоже очень хотел в своей жизни выбора. Он тоже был талантлив и силён настолько, чтобы пойти избранной для себя дорогой. Жизнь распорядилась совершенно иначе. И там, где Мисима, за отсутствием страданий, эти страдания искусственно создаёт — Шаламову ничего создавать и надумывать не пришлось. При всем своеобразии поэтики своих произведений он опирался на почву глубоко реальную. И личную, конечно. Мисима свою собственную катастрофу срежиссировал и сыграл, Шаламов свою собственную — пережил, но имел мужество дожить до самого дна этой катастрофы. Мисима, всё, как казалось, написав (да так оно и было), разрезал себе живот и умер в невероятных мучениях (да ещё его молодой сподвижник и любовник никак не мог попасть правильно по шее мечом), что является поступком, «аргументом, характером», но однако потрясло до глубины души именно своей неверностью. «Так было нельзя!», — будто слышим мы то, что мог сказать Кавабата Ясунари, скончавшийся при невыясненных до конца обстоятельствах вскоре после своего ближайшего друга. «Так было нужно и правильно!», — говорим мы, когда размышляем о Шаламове и его жизни. О том, что он и смог сохранить себя в чудовищных условиях лагеря, и вынести себя и свою мысль из этого ада, и совершить литературный и человеческий подвиг, создав вещи такого масштаба, что предстоит ещё долго разгадывать. Штука в том, что всё кажется так просто, ясно и документально в произведениях Шаламова... Если бы...

Александр Чанцев говорит о частотности возникновения суицидальной темы в «Колымских рассказах», что прослеживается и во многих произведениях Мисимы. И берёт несколько подтверждающих эпизодов. Совершенно не учитывая тот факт, что у Шаламова и у Мисимы нет никакой общей, объединяющей подоплёки в том, что касается суицида — слишком различен исходный материал, ситуация, где оказались герои, слишком различен материал их жизни в нюансах, в обстоятельствах.

«Герои Шаламова готовы пожертвовать жизнью ради своих принципов — можно вспомнить хотя бы арестанта, что не отдаст блатарям свой свитер, напоминание о доме (“только с кожей”), за что будет тут же зарезан. Шаламовский герой может на очень многое пойти ради спасения своей жизни, большинство моральных законов “на Севере” просто не действуют, но — он не хочет терять честь и принуждать других людей, что подчеркивает несколько раз. Поэтому он сделает все, чтобы “умирающие товарищи не бросали на него предсмертные проклятия”. Ровно из-за этого же кончает с собой лейтенант и его жена в “Патриотизме” (фильм Ю. Мисимы — О.К.) — из чувства солидарности с убитыми товарищами, участниками восстания. “Смерть не настолько хуже, чем жизнь”», — пишет Чанцев.

И мне кажется, даже ему самому не до конца ясно, что же он имел в виду, когда говорил, что у заключённого и у лейтенанта и его жены были сходные мотивы согласия на смерть... Если как следует вдуматься — это действительно странно. Но ведь красиво!

Вообще, если говорить о смерти или суициде, то Мисима гораздо ярче, нежели Шаламов, вычерчивает сей аспект. У Шаламова это вообще не идея. Потому что смерть и умирание в его вещах и вообще — во всём, что можно назвать его миром как автора, есть почти никогда не уходящее. Как правило, это молчаливое избавление от этой жизни или столь же молчаливая жертва собой. Без всякого театрализованного (как у Мисимы) обрамления. «Чтобы кровь была настоящей, безымянной»…Ещё одна великая загадка Шаламова, ещё одна невероятная его высота.

Исходные материалы:

Сайт Общества «Россия-Япония», текст Александра Чанцева.

Сайт Shalamov.ru, статья В.В. Есипова «Максимов, Мисима, Бжезинский и другие (по следам одной загадочной записи Шаламова)».

Ольга Ключарева, текст о Юкио Мисиме и его жизненном пути.

Видеоматериалы:

Интервью Мисимы для телевидения, 1969 год. О взглядах, милитаризме и т.д. На английском языке.

Интервью Мисимы для телеканала NHK (1966 год) об отношении к смерти, о конце Второй мировой войны. Интервью — по факту выхода фильма «Патриотизм».

Мисима и Кавабата Ясунари, беседа (на японском языке).

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.