Назад
Чего не должно быть
Чего в стихах не должно быть?
Не должно быть сносок – все, непонятное сразу не должно быть объяснено звездочкой и дополнительными прозаическим объяснением. Опыт пушкинской «Полтавы» в этом отношении не убедителен. Практика показывает, что это мешает восприятию стиха, как стиха, мешает его благозвучию, музыкальности.
Всякому поэту хочется применить в стихах новое слово, привести его из прозы из живой речи. Хочется применить новую рифму, разумеется, в разумных звуковых границах.
Хочется втащить в строку большое многосложное слово, вроде какой-нибудь «квартиронанимательницы» с тем, чтобы это слово заняло целую строку.
Маяковский считал, что короткая строка свойственна веселому содержанию, а длинная – грустному. Мне кажется, что и Полежаев, и ряд других примеров опровергают это. У меня самого много стихов короткой строки – это очень благодарное упражнение писать короткие стихи. А «веселых» стихов у меня нет.
Не должно быть в стихах и неприятных сдвигов вроде классического брюсовского: «Мы ветераны, мучат нас раны». В этом отношении знакомство с работой Алексея Крученых «Сдвигология»[53] и другими его работами, ничего, кроме пользы, принести не может.
Что обязательно для поэта? Это всегдашний, чуть не всегдашний, постоянный интерес к стихам, любовь к стихам.
А самое главное – в стихах не должно быть подражания. Обуздание лирического потока – первейшая обязанность стихотворца.
Но существует помимо него и встречается с поэтом лишь в момент его работы огромная сила, которая рвется на бумагу – поэт должен быть в силах обуздать этот поток. /50/
Никогда не упускаю возможности украсить стихотворение внутренней рифмой – как точной, так и неточной, ассонансом:
На чьем пиру ее похмелье,
Каким вином она пьяна…
На новоселье в подземелье
Она тайком приведена. [54]
Вставить в стихотворение большое, многословное слово, вроде «квартиронанимательница», уместив его в одну строку.
Не должно быть переносов слова – это делается в шутливых и сатирических стихотворениях, и навык тут получен, но этот навык будет затруднять основную работу.
Я не люблю, я избегаю переносов из строки в строку в стихотворной фразе. Эти переносы широко применяла Цветаева – так, что это вошло в ее поэтическую интонацию. Мне казалось, лучше, совершенней тот вид стихотворной строки, который называется песенным и где смысловая строка соответствует стихотворной. Но, разумеется, жестких правил в этом отношении я не придерживался.
Что касается шипящих всех видов, то в учебниках русской литературы, начиная от Саводника и кончая нашими днями, принято эти шипящие осуждать, относя к числу нежелательных звуковых сдвигов. Однако, вряд ли это верно. Некрасов, например, держался другого мнения.
От ликующих, праздно болтающих
Обагряющих руки в крови,
Уведи меня в стан погибающих
За великое дело любви.
Рифма Некрасова – тоже чисто глазная. Основу «слуховой» рифмы положил Алексей Константинович Толстой – он истинный отец неточной рифмы в нашей поэзии.
Не должно быть никаких курсивов в стихотворении, никаких разбивок – никаких жирных шрифтов – все это пропадает при чтении, а чтение вслух собственных стихов – необходимая часть работы над стихотворением.
Я помню, Маяковский с удовольствием читал на концертах/ им так назывались тогда литературные вечера, ибо свои выступления Маяковский не хотел называть концертами/ свои старые стихи до «Левого марша» включительно. Меня это удивило, потому что я уже тогда чувствовал /52/, что поэту дорого чтение его последних стихов/ и обмен мнениями с читателями по поводу этих последних стихов/, а не то, что писалось двадцать лет назад.
На память я не помню почти ни одного своего стихотворения. Всегда читаю с листком в руках. Я объяснял это тем, что свои стихи заучить труднее, чем чужие – ибо были десятки вариантов, отброшенных перед напечатанием, а в памяти эти варианты остались. Но потом Цветаева объяснила/ в книжке своей прозы/ для себя иначе плохую память на собственные стихи. Цветаева объяснила это тем, что она редко читала на народе свои стихи, а так как их нужно заучивать так же, как и чужие – наизусть своих стихов заучить он не успела.
Эта причина тоже правильная. Есть еще третье обстоятельство. При моем отъезде с Колымы/ а там в те времена даже людям с паспортом, если это бывший «зэка», угрожали неожиданные обыски постоянно/ встал вопрос, куда и кому отдать тетрадку со стихами, которая у меня была. Я посоветовался с Португаловым. Португалов сказал – придется беречь тетрадку. В ней сейчас сколько стихотворений? Я сказал – около трехсот. Вот видишь. Самое большое – сколько ты можешь заучить наизусть – это двадцать-тридцать стихотворений – не больше. Мой актерский опыт, моя актерская тренированная память больше не удержит. Значит, надо хранить тетрадку. Я так и сделал. Тетрадку переписал в другую, и ту, другую, второй экземпляр отдал одному из больничных врачей, уезжающих в отпуск. А вторую оставил у себя и при отъезде ее пришлось сжечь, и тогда я понял, насколько это медленная вещь – жечь бумагу. Хорошо понял правдивость сцены в «Идиоте»/ пачка не сгорала в огне/, а также декабристов, которые «до утра жгли бумаги». Бумага, особенно плотно сложенная, горит очень медленно. Я сжег свою тетрадку в дезкамере больницы дотла. А второй экземпляр вывезли в Москву, передали моей семье, и эта тетрадка. Написанная на оберточной бумаге, в глухой тайге,– и сейчас у меня.
/52/Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.