Варлам Шаламов
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

«Ни один мой рассказ, ни одна строка стихов не может служить против советской власти» (Вариант «Вставной новеллы»)

«Вставная новелла» — рассказ, создававшийся в 1971-1972 гг.,— как и многое другое у Шаламова, писался «в стол». Впервые был опубликован И.П. Сиротинской в «Литературной газете» (8 сентября 1993 г.) и вошел в 5-й том собрания сочинений В.Т. Шаламова. В архиве сохранились многочисленные варианты рассказа, которому писатель придавал особое значение. Важнейшую ценность имеет, несомненно, публикуемый фрагмент рукописи, где автор, обращаясь к своему оппоненту Глебу Гусляку (его очевидным прототипом является Б.Н. Лесняк (1917-2004), бывший близкий знакомый Шаламова по Ко- лыме), горячо и прямо, без каких-либо двусмысленностей, высказывает (и обосновывает) свою гражданскую политическую позицию. Эта позиция имеет ярко выраженный советский (просоветский) характер, что подчеркивается и резким отмежеванем автора и его героя от «прогрессивного человечества» или, по известной сокращенной формуле Шаламова, ПЧ — представителей диссидентско-фрондерских и межеумочных настроений среди интеллигенции того времени. Фрагмент дает возможность судить об отношении автора «Колымских рассказов» к Западу, а также к чехословацким событиям 1968 г.

Хронологически и тематически этот текст связан с письмом Шаламова в «Литературную газету», написанным 15 февраля 1972 г., что лишний раз свидетельствует о полной искренности письма. См. статью «”Я — честный советский писатель” (Еще раз о письме в ЛГ)» в данном сборнике. Характерно, что сходные мысли писатель высказывает в записных книжках конца 1971 г. (см. комментарий), а также в публикуемых в данном сборнике «Набросках воспоминаний о Б. Пастернаке.1969-1973». Нельзя не отметить, что все эти тексты близки и стилистически. Гневные эмоции Шаламова отра- жены и в его обсценной лексике — отголоске лагерного прошлого…

<... > Вместо того, чтобы написать хороший рассказ, приходится писать такую примитивную вещь, чтобы дошла до твоих ушей без всяких произвольных толкований.

Никогда ни один мой рассказ, ни одна строка стихов не может служить против советской власти. Как бы ни было трудно у нас, Там — за облаками[1] — еще хуже, и во много раз. Почему ты не поймешь, что все это прогрессивное человечество — это сволочь, живущая на деньги разведки западной, разведки и контрразведки. Это ведь не преувеличения, не мифы, не художественная литература. Разве кто-нибудь сидит сейчас в тюрьме? Разве кого-нибудь повторно судят в наше время?[2] Ведь даже следователь тебе об этом говорил в лицо.

Ты — слепое орудие самого вонючего человеческого слоя, который хочет отдать пятак на многочисленные Хер-соси[3].

Я живу в Москве целых семнадцать лет и не встречался ни с какими иностранными корреспондентами. Ты думаешь, зачем я так делаю, когда знаю, что достаточно протянуть руку и выскочит какой-нибудь джин, вонючий ангел с фотоаппаратом и магнитофоном.

Если меня не арестовывают, это значит попросту, что ничего антисоветского я не делаю — вот самая простая мысль, которая могла бы тебе прийти в голову.

Разве Чехословакия не показала нам, какие уроки мы должны усвоить из своего личного поведения[4]. Это относится ко всему поколению, а не только к прошедшим Колыму.

Твои ложные колымские друзья — хотя для тебя они, может быть, и не ложные — хотели бы видеть меня в роли манекена (как в известном анекдоте от героя процесса[5] ). Я буду сидеть в тюрьме, а они будут вносить запросы в Организацию Объединенных Наций. Пусть они сами сидят в тюрьме, сами прыгают в эту яму, не толкая других[6]. Я даже запросов вносить в парламент или в Пен-клуб не буду.

— А ЦэЦэ?

— ЦэЦэ — это разведчик, вербовщик, провокатор, получающий деньги и отрабатывающий их[7].

— А БэЦэ?

— БэЦэ — это храбрый дурак[8]. Вот его надо бы посадить, осудить, остудить его храбрость. Подержать хоть день и выпустить.

Все эти пен-клубы — их бы правильнее назвать пенис-клубами — все занимаются совсем не литературными делами.

— А Пастернак?

— Пастернак — жертва холодной войны, а все другие — ее орудия. Вообще, во всем столь знаменитом «деле Пастернака» не хватает одной лишь плюхи, которую Пастернак позабыл дать любому корреспонденту любой Би-би-си. Вот его ошибка. Вся проблема исчерпывается этой плюхой[9].

—Эта штука подлее, чем тебе кажется, — сказал Горданов[10]. — Подполье семидесятых годов иное, чем эсеровское подполье или даже подполье [троцкистов — зачеркнуто] двадцатых годов[11].

Две мировых войны, атомная бомба, Хиросима, всеобщее растление людей фашистским кулаком, плюхой (за которой лежит Освенцим), диктующими показания какого-нибудь академика Вавилова, селекционера, и падение морали. Вся эта-то тысяча отраженных зеркал разного рода — и теоретически, и практически обратила советское подполье в свою противоположность.

Конечно, в разведке (и контрразведке) всегда пользовались ЭВМ, теоремами Чебышева[12] и прочим научным хламом. Там всегда выводили среднюю и на основании этой средней планировалось все — от ядерной войны до демонстрации какой-нибудь провинциальной.

<...> Гусляк — опасный враль. Но это не фантазер хлестаковского типа, а враль молчаливый, наблюдательный, ведущий свое наблюдение и передающий свое наблюдение — не то, что слышал и не так, как слышал, а переворачивая в который раз и без того раздутую, носящуюся по воздуху Москвы информацию. Враль опытный — уличишь, говорил: — Я так понял.

Сучья ставка на личные знакомства и подогрев знакомых — «по слуху» от другого слуха, гуляющего в «прогрессивном человечестве».

Сеятель слухов очень опасный. В воображаемом им подполье отводит себе роль именно сеятеля слухов, дезинформатора.

<1971-1972>

Автограф — РГАЛИ, ф.2596, оп.2, ед.хр.93, л.25-33.

В качестве лучшего (и исчерпывающего, на наш взгляд) комментария к данному тексту следует привести относящийся непосредственно к нему (и к замыслу «Вставной новеллы») большой фрагмент записных книжек Шаламова осени 1971 г.:

«...Десятого ноября 1971 года Лесняк, представитель «прогрессивного человечества», худшей людской прослойки нашей интеллигенции, принес весть, что его допрашивали в Магадане 15 мая 1971 года, следователь Тарасов, отобрали мои рассказы, некоторые из «К. Р.» я ему дал, и стихи мои, два сборника. Более всего следователей обижал рассказ «Калигула». Десятки тысяч людей расстреляны на Колыме в 1938 году при Гаранине — все это допустимо и признано, но вот лошадь в карцер посадить — это уж фантастический поклеп и явный вымысел и клевета. Конец рассказа «Калигула». Фактическая справка. Эту историю рассказали мне два дневальных изолятора, сидевших вместе со мной в карцере «Партизана» зимой 1937-1938 годов. Оба сторожа обвинялись в том, что съели часть трупа этой лошади, сами же ее сторожа. Лошадь пала после — это та самая лошадь.

В мае же — Лесняк нашел в Москве человека, с которым обменялся мнениями о моей судьбе, и, трус и провокатор, целое лето жил рядом со мной, и только перед отлетом назад в Магадан по совету [нрзб.], одобренному Слуцким, посетил меня с рассказом о майском эпизоде.

Я шантажеустойчивая личность.

Самиздат, этот призрак, опаснейший среди призраков, отравленное оружие борьбы двух разведок, где человеческая жизнь стоит не больше, чем в битве за Берлин.

Солженицын — это провокатор, который получает заработанное, свое.

Америку не интересуют наши проблемы, она их не понимает, мы ей совсем не нужны.

Западному миру мы нужны только в качестве горящих факелов, отсечь путь русской истории в их понимании. Отсюда и толки о тра- диционном долге русской интеллигенции перед русским народом.

А горел Палах — все кричали: «Он сам хотел, не трогайте его, не нарушайте его волю».

Беспроигрышное спортлото американской разведки.

Лесняк — человек, растленный Колымой…»[13].

Следует добавить, что воспоминания Б.Лесняка о Шаламове, изданные в различных вариантах и закрепленные в его итоговой книге «Я к вам пришел» (Магадан,1998; переиздание: М.: Возвращение, 2016) имеют ценность лишь фактологического порядка — в обрисовке личности Шаламова и его поступков автор крайне тенденциозен. Характерно, что свои лагерные воспоминания Б. Лесняк начал писать лишь в конце 1980-х гг., на волне «гласности», ничем не рискуя, — в отличие от Шаламова, начавшего работать над «Колымскими рассказами» еще в 1954 г. При этом Лесняк (следуя линии пресловутого ПЧ) выступил одним из первых проводников идеи о том, что Шаламова «заставили» написать письмо в ЛГ (автор свысока позволил себе употребить и оскорбительное слово «изнасиловали»). Оценку мемуаров Лесняка и его личности см. в статье И.Сиротинской «Нет мемуаров, есть мемуаристы» в книге «Мой друг Варлам Шаламов» (М.,2006); https://shalamov.ru/memory/37/5.html.

Подготовка текста и комментарий В.В.Есипова

Шаламовский сборник. Выпуск 6 / сост. и ред. В.В. Есипов. М.: Летний сад, 2023. С. 22-28.
<<Назад | Содержание | Вперёд>>

Примечания

  • 1. С очевидностью имеется в виду Запад. Ср: «”На Западе те же сволочи, что и у нас, но там их еще больше” — вот генеральная мысль В.Т. по поводу западного мира». (Сиротинская И. Мой друг Варлам Шаламов.Главы из воспоминаний. Глава «В.Т. и Запад» — ВШ7.7, 33). См. также «Наброски воспоминаний о Б. Пастернаке» в данном издании.
  • 2. Шаламов имеет в виду осужденных в сталинское время. Очевидно, что три свои судимости в этот период он считал достаточной гарантией от любых новых преследований. Как поможно понять, относительно осужденных в 1966-1968 гг. по политическим статьям А. Синявского, Ю. Даниэля, Ю. Галанскова, А. Гинзбурга, А.Добровольского, В. Лашковой и других у него была особая точка зрения. В связи с этим характерен отзыв Шаламова на самиздатскую книгу бывшего политзаключенного 1960-х гг. А. Марченко «Мои показания» с описанием положения в колонии: «Главное — улучшение колоссальное по сравнению с геноцидом моего времени...Тюремный голод — чепуха, если не заставляют работать». (ВШ7, 5, 225. Курсив автора). Следует иметь в виду, что массовые аресты диссидентов в СССР начались в 1972 г.
  • 3. Это грубое выражение Шаламов употреблял по отношению к западным радиостанциям (которые сам никогда не слушал — и в силу своей глухоты, и из принципиальных соображений). Ср. в «Набросках воспоминаний о Б.Пастернаке»: «Би-би-си — Хер-соси».
  • 4. Практически единственное прямое свидетельство (кроме упоминания о Я.Палахе — см. комментарий) об отношении Шаламова к чехословацким событиям 1968 г. Очевидно, он считал, что ввод войск Варшавского договора в Чехословакию был спровоцирован экстремистскими действиями наиболее радикальных деятелей «пражской весны». Перефразируя шутливое выражение Я. Гашека (что представляется уместным в данном контексте), можно сказать, что Шаламов принадлежал к «партии умеренного прогресса в рамках законности» — разумеется, не по банальным, а по глубоким причинам, связанным с его лагерным и политическим опытом. Подробнее см: Есипов В. «Развеять этот туман» (поздняя проза В.Шаламова: мотивации и проблематика) / Шаламовский сб.Вып.3. Вологда.: Грифон, 2002; https://shalamov.ru/research/92/
  • 5. Возможно, Шаламов подразумевает одну из легенд о подставных «двойниках» на судебных процессах 1930-х гг.
  • 6. Ср.: «Они затолкают меня в яму и будут писать петиции в ООН». (Сиротинская И. Мой друг Варлам Шаламов. М.,2006.С.41).
  • 7. Очевидно, под «ЦэЦэ» имеется в виду А.И. Солженицын (часто упоминаемый в записных книжках под аббревиатурой «С»), к которому Шаламов с середины 1960-х гг. стал относиться непримиримо враждебно. Подробнее: В. Шаламов и «Архипелаг ГУЛАГ» — https://shalamov.ru/research/317/ . Ср. характеристику в публикуемых далее, на с.с. 353-355 черновиках письма в «Литературную газету»: «Солженицына я считаю разведчиком, точнее вербовщиком — никогда иначе к нему не относился». Ср. также отзыв в затекстовом комментарии. Нельзя не отметить, что само заглавие «Вставной новеллы» пародирует Солженицына: так называлась глава «Улыбка Будды» в романе «В круге первом», юмористический тон которой Шаламов считал кощунственным, опошляющим лагерную тему, т.к. действие происходит в Бутырской тюрьме. См. пьесу Шаламова «Вечерние беседы»(ВШ7, 7, 382-383).
  • 8. Скорее всего речь идет о П. Якире, открыто бравировавшем своим «диссидентством». После ареста в 1972 г. Якир вместе с В. Красиным публично покаялся и дал показания на всех своих сторонников (около двухсот человек). См: Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. М.,2001. С.142-145. Непосредственно к П. Якиру относится известная фраза Шаламова: «ПЧ состоит наполовину из дураков, наполовину — из стукачей, но дураков нынче мало». Подробнее: Комментарий к публикации открытого письма Петра Якира В. Шаламову — https://shalamov.ru/research/410/
  • 9. Эти мысли высказывались Шаламовым неоднократно. См. «Наброски воспомина- ний о Б.Пастернаке».
  • 10. Автор-рассказчик, alter ego Шаламова.
  • 11. О моральном уровне эсеровского подполья Шаламов отзывался всегда с восхищением (не считая «дела Азефа») — см. публикацию «Формула шагреневой кожи». Подполье 1920-х гг. в его глазах значительно ниже — см. напр., далее «Фрагменты рукописей ”Вишерского антиромана”». Мотивация резких оценок современного ему диссидентского движения требует специального исследования (в части конкретных лиц), однако в целом выводы Шаламова, вероятно, трудно опровегнуть. Ср. признание одного из известных участников этого движения А.П. Бабенышева (С.Максудова): «Были среди диссидентов люди честные, чистые и принципиальные, были романтики и идеалисты. Но, к сожалению, не они (или скажем, более осторожно, не только они) задавали тон во взаимоотношениях внутри их кружка и с окружающим миром московской интеллигенции». (Сергей Максудов. Слепые поводыри. Об ответственности российской интеллигенции. М.:Летний сад, 2016.С.141).
  • 12. Теорема, применяемая в теории вероятностей. Очевидно, Шаламов, интересовавшийся кибернетикой, запомнил ее название из научно-популярной литературы.
  • 13. ВШ7, 5, 328-329.