Варлам Шаламов

Валерий Есипов

Поэтический венок В. Шаламова на могилу Б. Пастернака

В отношениях Б.Л. Пастернака и В.Т. Шаламова – от их поразительной духовной близости, обнаружившейся уже при первом обмене письмами в 1952 году, с Колымы в Москву и обратно [1], до неожиданного разрыва в 1956 году (объяснимого в итоге банальнейшим, но роковым cherchez la femme[2]), – немало белых пятен. Они охватывают и пространство 1960-1970-х годов, когда Шаламов, уже после смерти Пастернака, пытался заново – и подчас с большой долей критичности – осмыслить его судьбу в свете своих размышлений о литературе в меняющемся мире. В целом, нельзя с сожалением не признать, что исследование большой и важной темы взаимодействия двух выдающихся художников ХХ века находится пока лишь в начальной стадии. Одной из причин этого является слабая изученность архивных и библиографических материалов, в особенности тех, что касаются автора «Колымских рассказов». Его многообразная творческая деятельность как в прозе, так и в поэзии, при жизни, как известно, имела весьма ограниченный выход к читателю и сводилась главным образом к работе «в стол». Ныне основная часть произведений Шаламова издана, однако, в РГАЛИ, а также в других источниках, есть еще немало материалов, позволяющих пролить новый свет на отношение Шаламова к Пастернаку на разных этапах своей жизни.

Частично эти материалы вошли во второй том антологии «Б. Пастернак: pro et contra»[3]. Прежде всего следует отметить публикацию чрезвычайно ценной статьи Шаламова «Несколько замечаний к воспоминаниям И. Эренбурга о Б.Пастернаке» (1961), все содержание которой позволяет утверждать, что после пресловутого, навязанного извне «разрыва» Шаламов ни на йоту не утратил своего глубочайшего пиетета перед личностью и творчеством Пастернака. Более того, он решительно протестовал против искажений образа любимого поэта, замеченных им не только в мемуарах Эренбурга «Люди, годы, жизнь», печатавшихся в «Новом мире», но и в известном стихотворении Е.Евтушенко «Ограда» в «Юности» (1960,№12), вызвавшем его раздражение строками: «...Он был как детская улыбка / У мученика-века на лице»[4]. Шаламов резко заявлял: «Все эти разговоры о «детскости», очень распространенные, не стоят ломаного гроша. «Нечто детское» – это требовательная совесть, искренность, непосредственность, неуменье и нежелание хитрить. Так это следует понимать в отличие от «взрослых» качеств... Пастернак был не юродивый и не ребенок. Он был боец, который вел свою войну и выиграл ее...».

К сожалению, в комментарии к антологии не сделано попыток ввести эту статью как в литературный контекст начала 1960-х годов, так и в общий контекст отношений Шаламова к Пастернаку. Никак не отмечена также ее связь со стихотворным циклом Шаламова в память поэта, опубликованным в том же томе антологии (об этом цикле– ниже). Статья напечатана со ссылкой на фонд Шаламова в РГАЛИ, что можно рассматривать как заявку на первопубликацию, однако, на самом деле «Несколько замечаний...» были напечатаны И.П. Сиротинской еще в 1990 году («Литературная Россия» от 9 февраля) и вошли в 7-й том собрания сочинений писателя.

Еще больше претензий, в том числе библиографического характера, можно предъявить к публикации стихов Шаламова, посвященных Пастернаку. Следует заметить, что в поэтической части 2-го тома антологии представлено в общей сложности около пятидесяти авторов (от М. Цветаевой и А. Ахматовой до Н. Доризо и В. Рецептера), при этом подборка Шаламова является самой большой по объему — в ней 8 стихотворений, относящихся к разному времени. Казалось бы, это является знаком особого внимания к автору, который удостоился чести быть названным самим Пастернаком «дорогой друг мой» (обращение в письме 1955 года). В действительности же публикация скорее снижает поэтическую репутацию Шаламова, одновременно запутывая и проблему его восприятия Пастернака. Все это воплотилось и в составе подборки, и в комментарии к ней.

В первой строке комментария заявлено: «Стихотворения печатаются по: Шаламов В.Т., собрание сочинений в 4 томах. М.1998». На самом деле четыре из восьми стихотворений не входят ни в это собрание сочинений, ни в 6 – и 7-томное. Странно, что во главу подборки помещено слабое, многословное (15 строф) стихотворение-экспромт 1953 года «Все то, что было упущеньем...», которое сам Шаламов никогда не включал ни в свои сборники, ни в самиздатские «Колымские тетради», окончательно сформированные в машинописи в 1966 г. и впервые опубликованные И.П. Сиротинской в 1994 году[5] с последующим включением в 4-томник. Место этого экспромта по праву должно было бы занять гораздо более совершенное стихотворение «Поэту», написанное в 1954 году, высоко оцененное самим Пастернаком и вошедшее в «Колымские тетради» (в их второй сборник «Сумка почтальона»). В антологии же оно помещено лишь вторым, при этом составители совершенно забыли о еще двух важных стихотворениях Шаламова начала 1950-х годов, посвященных Пастернаку («О тебе мы судим разно» и «Он из окон своей квартиры»). Между прочим, они входят в 4-томник и последующие издания в составе «Колымских тетрадей».

Но путаница и небрежности в антологии на этом не заканчиваются. Остальные шесть стихотворений подборки почему-то не выделены составителями в отдельный цикл, коим они являются, поскольку все их содержание указывает на то, что они связаны с конкретным печальным событием — смертью и похоронами Б.Пастернака в 1960 году. Указание на данный факт в комментарии отсутствует— лишь в пояснении к стихотворению «Рояль» говорится: «Во время последней болезни Пастернак лежал в маленькой гостиной, в которой когда-то принимал Шаламова и откуда теперь вынесли рояль. Туда Шаламов приходил 31 мая 1960 года проститься с Пастернаком, узнав о его смерти». Однако, это пояснение только дезориентирует читателя относительно времени и обстоятельств создания шаламовского цикла.

Прежде чем приступить к восстановлению истины, нельзя не сказать о причинах столь некачественной публикации. Разумеется, здесь отразились прежде всего последствия литературно-общественной ситуации 1960-х годов, не позволившей Шаламову свободно высказаться о Пастернаке: после скандальной истории с «Доктором Живаго» имя поэта долгое время было под запретом, и Шаламову удалось напечатать лишь несколько стихотворений с «фигурами умолчания» и прямыми цензурными изъятиями (все это отражено в наших комментариях к публикации полного цикла стихов). Только в конце 1980-х годов, благодаря взаимодействию И.П. Сиротинской и Е.Б.Пастернака, удалось начать обмен архивными материалами по этой теме. Но с уходом из жизни этих выдающихся подвижников (И.П. Сиротинская умерла в 2011 году, Е.Б. Пастернак — в 2012-м) преемственные связи исследователей, к глубокому сожалению, нарушились, и возобладал пресловутый принцип «своего одеяла», при котором взаимные консультации практически сошли не нет. Этот факт тем более огорчителен, что в своем последнем интервью сайту shalamov.ru, объединяющему исследователей писателя, Е.Б. Пастернак выразил благосклонность к молодому поколению ученых[6]. Представляемые здесь новейшие изыскания о стихах Шаламова, написанных в память Пастернака, думается, подтвердят обоснованность его надежд.

Сразу внесем поправку относительно времени и обстоятельств создания цикла. Известно, что Б. Пастернак скончался в ночь с 30 на 31 мая 1960 года. Как явствует из мемуарного очерка Шаламова «Пастернак», написанного в середине 1960-х годов, он узнал о смерти поэта утром 31 мая от своей соседки по квартире на Хорошевском шоссе А.Б. Асмус (жены В.Ф. Асмуса, близкого поэту и находившегося в этот момент в Переделкине), а «первого июня поехал и попрощался с Борисом Ленидовичем»[7]. Печальные подробности этого дня в описании Шаламова приводить не станем, так как они отражены и в его стихах. Узнав, что похороны назначены назавтра на 3 часа дня, он, по его словам, «приехал в 2 часа, чтобы еще раз поговорить с поэтом <...> Но не удалось.Уже было полно людей, и по всем тропам и дорогам шли гости <...> В два часа дня еще казалось, что фотокорреспондентов больше, чем друзей <...> В пять часов (а не в четыре) гроб поплыл к кладбищу и оказалось, что людей собралось более тысячи. Много это или мало? Для «пушкинских» похорон много, а для прощания с первым лириком мира, с признанным поэтом мирового значения, нобелевским лауреатом — ничтожно мало...»

Таким образом, поэтический цикл Шаламова «На похоронах» вобрал в себя впечатления двух дней прощания с Пастернаком — 1 и 2 июля. Та датировка, которую в итоге дал автор всему циклу, состоящему из восьми стихотворений, — «2 июля 1960, Переделкино» — разумеется, условна, и она лишь подчеркивает событийную и художественную взаимосвязь стихотворений этого своеобразного, единственного в своем роде поэтического венка на могилу поэта.

К сожалению, в архиве писателя сохранились лишь черновые наброски отдельных стихотворений цикла[8]. Между тем известно, что его тексты распространялись в машинописных копиях в самиздате, и предыстория этого весьма любопытна. Она выясняется из обнаруженного недавно письма постоянной машинистки В. Шаламова Е.А.Кавельмахер от 15 ноября 1964 г.:

«Уважаемый Варлам Тихонович!

Наша близкая знакомая (еще по Воркуте) Зальма Федоровна Руофф – большая поклонница Б.Л. Пастернака – на днях в семье Пастернака прочитала Ваши стихотворения «На смерть Пастернака». Так как у нее много литературы о Б.Л. (она ее собирает), она попросила меня обратиться к Вам, не можете ли Вы дать эти стихотворения мне, чтобы я их перепечатала для нее.

Может быть, Вы не будете против дать мне снять копии с этих стихов – для нее и лично мне (Зальма Фед. их очень хвалила).

Когда я к Вам приеду в «очередной рейс» – Вы дадите мне стихи? (Или откажете – по Вашему усмотрению!)

Уважающая Вас – ЕК»[9].

Как можно понять из письма, к тому времени стихи Шаламова существовали лишь в рукописи, и автор передавал их в знак памяти (вероятно, не в полном виде, а в том, в каком они вошли в вышеназванную антологию) семье поэта, с которой продолжал поддерживать отношения (Е.Б. Пастернак в упомянутом интервью назвал эти отношения «сдержанными»).

Просьбу Е.А. Кавельмахер Шаламов в итоге выполнил. Более того, он передал ей для перепечатки не только весь цикл «На похоронах», но и свои стихи начала 1950-х годов, посвященные Пастернаку (упомянутые «Поэту», «О тебе мы судим разно», «Он из окон своей квартиры»), объединив их общим названием «Стихи к Пастернаку». Все это вошло в отдельную машинопись, которая со временем перетекла в самиздат. Одну из копий этой машинописи Шаламов подарил Е.С. Ласкиной (бывшей сотруднице журнала «Москва», где он работал в конце 1950-х годов, жене писателя К.М. Симонова). Недавно эта копия поступила к исследователям от их сына А.К. Симонова, и ее аутентичность удостоверена сравнением с другими машинописями, выполнявшимися для Шаламова Е.А. Кавельмахер. Но еще более ценная находка сделана в личном архиве Л.З. Копелева, хранящемся в РГАЛИ: здесь обнаружена чистовой карандашный автограф Шаламова всего пастернаковского цикла, причем, с пометами для машинистки, что свидетельствует, что он был взят «из-под машинки» Е.А. Кавельмахер и подарен автором Л.З.Копелеву в качестве «раритета» в знак особого уважения[10].

Очевидно, что столь щедрый дар мог быть объясним лишь полной уверенностью автора в том, что у него сохранился хотя бы один авторский экземпляр машинописи. Надо иметь в виду, что Шаламов чрезвычайно бережно относился к своему архиву, о чем красноречиво свидетельствует его дневниковая запись: «Всякая уничтоженная, разорванная бумажка есть частичное самоубийство»[11]. Однако, часть его архива, не переданная в свое время в РГАЛИ, в период его болезни в конце 1970-х гг. была расхищена[12], и, вероятно, с нею исчез и полный экземпляр «Стихов к Пастернаку». Во всяком случае, И.П. Сиротинской пришлось пользоваться лишь сохранившимся, а также опубликованным материалом, в результате чего в 4-томник 1998 года и в последующие издания вошло лишь четыре стихотворения цикла в память Пастернака из восьми[13].

Следует заметить, что в 1988 г. в газете «Русская мысль» (Париж) была предпринята попытка впервые познакомить читателей с полным циклом. Речь идет именно о попытке, так как автор публикации Вл. Рябоконь, с очевидностью слабо ориентировавшийся в поэтическом наследии Шаламова и располагавший, вероятно, не вполне качественной самиздатской копией шаламовских стихов, допустил слишком много ошибок. Самой кричащей из них была непонятная убежденность публикатора в том, что цикл «На похоронах» является составной частью «Колымских тетрадей» [14] (хотя в тех же самиздатских вариантах «Колымские тетради» имели четкий авторский подзаголовок «Стихи 1937-1956 гг.»). Этот явный анахронизм соседствовал с довольно неуклюжими попытками совместить опубликованные стихи Шаламова с неопубликованными, в результате чего в цикл «На похоронах» попало раннее стихотворение «Он из окон своей квартиры», причем, со ссылкой на сборник «Точка кипения» (1977), где его и в помине не было. Не говорим уже о массе текстологических несоответствий. Разумеется, всего этого можно было бы избежать, если бы Вл. Рябоконь не гнался за скороспелой сенсацией. Очевидно, что он не решился послать копию своей публикации и в РГАЛИ, непосредственно И.П.Сиротинской как наследнице авторских прав Шаламова и как исследователю — такой контакт помог бы сразу снять многие проблемы и заставил бы обратиться к поиску первоисточников. В итоге публикацию в «Русской мысли» вряд ли можно считать сколь-либо научной — она заслуживает внимания скорее лишь как памятник дилетантской газетно-издательской «лихорадки» конца 1980-х годов.

Текст нижеследующей публикации основан на авторской рукописи Шаламова из фонда Л.З. Копелева в РГАЛИ и машинописи из архива Е.С.Ласкиной (они идентичны). К отдельным стихотворениям по необходимости сделаны краткие пояснения. Полный комментарий будет дан в готовящемся издании стихотворений В. Шаламова в большой серии «Библиотека поэта».


Варлам Шаламов
Стихи к Пастернаку

На похоронах

1

Стволы деревьев, двери дома,
Забор, ступени у крыльца,
Все — старое, все так знакомо,
Как и черты его лица.

Но кислородная палатка
И синий газовый баллон
Стоят на том крылечке шатком,
Где столько лет являлся он.

И отступает даже лето,
И мало силы световой
Перед невыносимым цветом
Слепящей крышки гробовой[15].

2

Он из окон своей квартиры
Увидел место похорон –
Его он выбрал в целом мире –
Где старых сосен перезвон.

И недописанная пьеса
Лежит живая на столе,
И тянет свежестью из леса,
Уже невидного во мгле.

Он не уносит в гроб секрета,
Он высказался до конца,
И это есть в чертах поэта,
Его посмертного лица[16].

3

Будто выбитая градом,
Искалечена трава.
Вытоптана зелень сада
И едва-едва жива.

На крылечные ступени
Разбросали каблуки
Ветки сломанной сирени,
Глиняные черепки…

И последняя расплата,
Послесловье суеты:
Шорох киноаппарата,
Жестяных венков цветы[17].

4

Последний кончен поединок
Со смертью на глазах у всех,
Закрыты наглухо гардины,
И удалился шум и смех.
Здесь он лежит, восковолицый,
Как разрисованный муляж
На предпасхальной плащанице –
Страстей Господних персонаж.

Толпа гортензий и сирени
И сельских ландышей наряд –
Нигде ни капли смертной тени,
И вся земля – цветущий сад.

И майских яблонь пух летает,
Легчайший лебединый пух,
Неисчислимой белой стаей,
И тополя шуршат вокруг.

И ослепительное лето
Во все цвета и голоса
Гремит, не веря в смерть поэт
а И твердо веря в чудеса[18].

5

Тот день, на славу летний,
И яма глубока.
Привычно вьются сплетни
Могильного венка.

Как тесто, месят слухи,
Что сеются вокруг,
Веснущатые руки
Взволнованных старух.

Судачить есть причина –
Оборванная песнь -
И дамам, и мужчинам
Судачить повод есть[19].

6. Рояль

Видны царапины рояля
На желтом крашеном полу:
Наверно, двери растворяли,
Ворочали рояль в углу.

И он царапался когтями
И, очевидно, изнемог
В борьбе с незваными гостями,
Перешагнувшими порог.

И вот он вытащен наружу,
Поставлен где-то у стены.
Рояль — беззвучное оружье
Необычайной тишины.

И все сейчас во власти вести,
Все ждут подобья чудесам —
Ведь здесь на том, рояльном, месте
Дух музыки почиет сам[20].

7

Орудье высшего начала,
Он шел по жизни среди нас,
Чтоб маяки, огни, причалы
Не скрылись навсегда из глаз.

Должны же быть такие люди,
Кому мы верим каждый миг,
Должны же быть живые Будды,
Не только персонажи книг.

Как сгусток, как источник света,
Он весь — от головы до ног —
Не только нес клеймо поэта,
Но был подвижник и пророк.

Как музыкант и как философ,
Как живописец и поэт,
Он знал решенье всех вопросов,
Значенье всяких «да» и «нет».

И, вслушиваясь в травы, в листья,
Оглядывая шар земной,
Он встретил много новых истин
И поделился со страной.

И, ненавидя пустословья,
Стремясь к сердечной простоте,
Он был для нас самой любовью
И путь указывал мечте[21].

8

Тополиного пуха — мимо
На руках тебя пронесли.
Этот пух — словно клочья дыма
От огня в глубине земли.

Ты уходишь дорогой света,
Продолжающий разговор,
Среди яблоневого цвета
Поднимаешься на бугор...

Нет, не в рифмах и не в романах
Твоя слава среди веков —
Как молитвенники, в карманах
Носим книги твоих стихов[22].

2 июня 1960 Переделкино

Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ №16-04-0537в («Поэтическое наследие В.Т. Шаламова: исследование и подготовка к изданию в серии “Библиотека поэта”»).

2017
Есипов В.В. Поэтический венок В. Шаламова на могилу Б. Пастернака /Валерий Есипов //Литературная Россия. – 2018. – №2

Примечания

  • 1. Переписка впервые напечатана И.П.Сиротинской в сокращении в журнале «Юность», 1988, №10 (под названием «Разговоры о самом главном...»; письма Б.Л. Пастернака были любезно предоставлены Е.Б. Пастернаком). В дальнейшем с дополнениями – в кн. «Переписка Бориса Пастернака» (М. Художественная литература. 1990. Сост. Е.В. Пастернак и Е.Б. Пастернака), в полном виде – в собр. соч. В.Т. Шаламова в 4 томах (М. Художественная литература – Вагриус. 1998. Сост. И.П. Сиротинская) с последующим воспроизведением в 6-томном (М. Терра- Книжный клуб. 2006) и 7-томном (М. Терра-Книжный клуб- Книговек. 2013) собр. соч. В дальнейшем ссылки даются на последнее издание и обозначаются: ВШ7 с ук. тома и стр.
  • 2. Инициатором отчуждения Шаламова от Пастернака выступила О.В. Ивинская. «Пастернака ты больше не увидишь» – такими категорическими словами она сопровождала собственный разрыв с Шаламовым в том же 1956 году. (Сиротинская И.П. Мой друг Варлам Шаламов. М. 2006. С. 159). С О.В. Ивинской Шаламов был знаком еще с 1930-х годов, и, вернувшись из лагеря, не знал о ее отношениях с Пастернаком. См. воспоминания дочери О.В. Ивинской: Емельянова И. Легенды Потаповского переулка. М.1997; см. также: Есипов В. Шаламов. М. Молодая гвардия. 2012 (серия ЖЗЛ). С.225-228.
  • 3. Б.Л. Пастернак: pro et contra, антология. Т.2 / Сост., коммент. Ел.В. Пастернак, М.А. Рашковская, А.Ю.Сергеева-Клятис. – СПб.: ИБИФ, 2013. – 942 с. – (Русский путь).
  • 4. Шаламов цитировал неточно. У Евтушенко: «...Был как большая детская улыбка / У мученика-века на лице».
  • 5. Шаламов В. Колымские тетради. М. Версты. 1994. Воспроизведено в ВШ7, 3, 5-310. (Насчитывает свыше 460 стихотворений, разделенных на шесть самостоятельных авторских сборников: «Синяя тетрадь», «Сумка почтальона», «Лично и доверительно», «Златые горы», «Кипрей», «Высокие широты»).
  • 6. «Шаламов был верен Пастернаку...» Интервью Е.Б.Пастернака редактору сайта shalamov.ru С.М. Соловьеву в июле 2012 года — эл. ресурс: http://shalamov.ru/memory/187/
  • 7. ВШ7, 4, 614-615. Следует заметить, что очерк был впервые опубликован в хорошо известном всем пастернаковедам сборнике «Воспоминания о Борисе Пастернаке» (М. Слово.1993).
  • 8. РГАЛИ. Ф.2596. Оп.2. Ед. хр. 28, Л.1-8. Тетрадь лета 1960 года.
  • 9. Там же. Оп. 1. Ед. хр.44. Л, 1. С Е.А. Кавельмахер (1903-1992) и ее мужем М.Н. Авербахом (1906-1982) Шаламов познакомился через своего друга Я.Д. Гродзенского, который знал их по воркутинским лагерям (все они были репрессированы). В Москву из Воркуты Е.А. Кавельмахер с мужем переехали в 1961 г., и тогда же Шаламов стал пользоваться ее услугами как профессиональной машинистки (М.Н. Авербах помогал ему в юридических вопросах – их переписку см: ВШ7, 6,523-529). Руофф З.Ф. (1897- 1978) — биолог, была репрессирована, входила в круг знакомых семьи Пастернаков.
  • 10. РГАЛИ. Ф.2549. Оп 3. Ед. хр.527. Л.1-8. Знакомство Шаламова с Копелевым состоялось в декабре 1964 года (cм. их переписку – ВШ7, 6, 369-371), и тогда же, вероятно, были подарена рукопись. В фонде Копелева имеется около 20 стихотворений Шаламова — как в автографах, так и в машинописи.
  • 11. РГАЛИ. Ф.2596. Оп.3. Ед.хр. 37. Л. 28об. (Публикуется впервые).
  • 12. Сиротинская И.П. Мой друг Варлам Шаламов. С.48-49.
  • 13. Стихотворения «Рояль», «Толпа гортензий и сирени», «Будто выбитая градом», «Орудье высшего начала» последовательно включены в раздел «Стихотворения 1957-1981 гг.».
  • 14. Рябоконь Вл. Не «Колымские рассказы», а «Колымские тетради» // Русская мысль (Париж) – №3732 — 8 июля 1988 г.
  • 15. В первоначальной (черновой) композиции цикла (РГАЛИ. Ф.2596. Оп.3. Ед.хр. 28) стих-е располагалось третьим. Вторая строфа отсутствовала. «Но кислородная палатка / И синий газовый баллон» – следы последней борьбы врачей за жизнь поэта.
  • 16. В предисловии Вл. Рябоконя в «Русской мысли» ошибочно указано, что ст-ние является повтором ст-ния первого раздела цикла. На самом деле его начальная строка – лишь парафраз, задающий иную, скорбную тему – «увидел место похорон» (как известно, Б. Пастернак завещал похоронить себя на переделкинском кладбище среди трех сосен недалеко от церкви Преображения, вид на которые открывался из окна его рабочего кабинета). «Неоконченная пьеса» – пьеса «Слепая красавица», над которой Б. Пастернак работал перед смертью.
  • 17. Впервые: Шаламов В. Дорога и судьба. М. Сов. писатель. 1967. Без купюр, однако, и без каких-либо посвящений, в результате лишь очень чуткий читатель мог догадаться, что речь идет о похоронах Б. Пастернака.
  • 18. Впервые: Шаламов В. Шелест листьев. М. Сов. писатель. 1964. Без первых двух строф. Очевидно, редакторов, догадывавшихся о посвящении, смутила фраза «последний поединок», а также религиозные символы: «предпасхальная плащаница», «страсти Господни». В черновике цикла ст-ние стояло на первом месте.
  • 19. В черновике в первой строке: «во славу летний». Рефрен о «сплетнях» подчеркнут и в воспоминаниях Шаламова: «Похороны — дело суетное, мирское <...> Четверть этой толпы, следовавшей за гробом, была любителями сенсаций» (ВШ7,4, 615,617).
  • 20. Впервые: Шаламов В. Дорога и судьба. М. Сов. писатель. 1967. Без купюр. В публикации «Русской мысли» ошибочно названо «Рояль на даче». Анализ этого стих-я и всего цикла (неполного) дан Е.Гофманом в статье «Видны царапины рояля...» (о четырех стихотворениях В.Шаламова на смерть Б.Пастернака)»// Знамя, 2015,№3; то же – в кн: Гофман Е. Необходимость рефлексии. М. Летний сад – Университетская книга. 2016.
  • 21. Впервые: Юность, 1969, №3. Без купюр. Помещено вторым в подборке под названием «Поэту» (первым идет стихотворение 1953 года «Он из окон своей квартиры...»). Можно предполагать, что Шаламов представлял в редакцию полный цикл «Стихов к Пастернаку» из двух разделов, однако, произошел отбор.
  • 22. «Как молитвенники» – ср. в мемуарном очерке Шаламова: «У многих из карманов торчали сборники стихов Пастернака, как некие молитвенники, взятые на последние проводы» (ВШ7, 4, 616).