Ирина Некрасова

Теоретическое наследие Варлама Шаламова и его поэзия: опыт литературоведческого интегрирования

Необходимость и востребованность исследований на тему взаимовлияния / соответствия / сопоставления теоретических воззрений и творчества Шаламова стали очевидными ещё в начале 1990-х гг. Именно тогда широкой читательской аудитории оказались доступны не только рассказы, но и отдельные шаламовские теоретико-литературные эссе. Его откровения, связанные с созданием прозаических текстов, воспринимались тогда (да и сейчас тоже) как уникальные свидетельства не только художника, но и талантливого литературоведа. Стиховедческие работы были менее известны, хотя, например, глубокая статья «Звуковой повтор — поиск смысла» вышла ещё при жизни Шаламова[1]. Издание сборника «Всё или ничего», собравшего воедино лучшие работы Шаламова о поэзии и прозе, убеждает в актуальности подобного исследования, тем более, что проблемы восприятия поэзии, поиска особого поэтического слова волновали Шаламова давно — ещё с 1920-х годов, со времен его студенческой молодости. В эссе «Двадцатые /137/ годы…» Шаламов признавался, что как художник, как поэт он формировался через приятие или отрицание опыта современников именно в это время. Он писал: «Я искал, где живет поэзия. Где настоящее?»[2]

Из всего комплекса статей о лирике обращает на себя внимание глубокая стиховедческая работа «Поэтическая интонация»[3]. Надо признать, что в начале 1960-х гг., когда эта работа создавалась Шаламовым, теоретические аспекты стихосложения были периферийными в науке о литературе.

Статья открывается пространной цитатой из «Краткого словаря литературоведческих терминов», определяющей понятие «интонация»[4]. Шаламов справедливо считает, что приведенная дефиниция недостаточна, так как «трактуется не поэтическая интонация в узком смысле слова, не интонация стихотворной строки или строфы, а интонация, находящаяся в художественной прозе»[5] . Это тонкое шаламовское замечание и сегодня перспективно. К примеру, автор словарной статьи «Интонация» в «Литературной энциклопедии терминов и понятий» теоретик литературы В. Тюпа пишет, что «интонация — экспрессивная, эмоционально-волевая сторона стихотворной и прозаической речи (выделено мною — И.Н.)»[6] . Шаламов же, расширяя и уточняя термин, называет именно поэтическую интонацию «литературным портретом поэта», «паспортом поэта». Справедливости ради отметим, что один из теоретиков стиха В. Холшевников так же особо говорил о поэтической интонации, толкуя ее расширительно и глубоко, признавая отличия от интонации в прозаическом тексте[7] . Попытаемся, выделив основные признаки поэтической интонации в шаламовском понимании, найти их отражение в самом творчестве поэта. /138/

Итак, в эссе «Поэтическая интонация» Шаламов первым признаком «паспорта поэта» называет инверсию. Примеры нарушения прямого порядка слов можно найти и в прозе Шаламова. Часто это изменение связано с определением, которое стоит не до, а после определяемого слова (выделено мной — И.Н.): «В этом безмолвии белом я услышал не шум ветра…» (рассказ «Погоня за паровозным дымом»); «Было начало сентября, начиналась зима колымская» (рассказ «Город на горе»); «Посредине кабинки зимой и летом топилась печечка маленькая, вроде печки для кабин шоферов колымских» (рассказ «Александр Гогоберидзе») и др. Наконец, литературоведами не раз отмечена инверсия в рассказе «Сгущенное молоко», меняющая не только стилистическую, но и содержательную окраску всего текста: «Молоко просачивалось и текло широкой струёй Млечного Пути. И легко доставал я руками до неба и ел густое, сладкое, звездное молоко».

Но поэтические инверсии иные по сравнению с прозаическими. Нами проанализировано с точки зрения использования инверсии 79 стихотворений из сборника «Синяя тетрадь». Частотность инверсий в нем невелика, а их концентрация заметна в начале сборника. В свое время Г. Белая отмечала, что «инверсия фразы усиливает ее мелодичность»[8]. С этим трудно спорить применительно к прозе, поэзия и без того музыкальна. В стихах Шаламова названный прием, как правило, служит для усиления акцента или же контраста, для концентрации читательского внимания на той или иной строке: «Ты югом нагретые руки протянешь на север ко мне…»[9]. Здесь часто в качестве инверсированных членов предложения выступают подлежащее и сказуемое: «Пещерной пылью, синей плесенью мои испачканы стихи <…> Они своей гранитной клеткою довольны будут много лет…»[10]; «Холодной кистью виноградной стучится утро нам в окно…»[11].

В анализируемом сборнике два стихотворения — это стилизации средневековой баллады («Ронсеваль» и «Рыцарская баллада»). Поэт активно использует прием инверсирования /139/ для придания стихам возвышенной — собственно балладной — интонации. Один пример:

Излюбленный размер — тоже входит в понятие интонации», — констатирует в анализируемой статье Шаламов[13]. С позиции поиска такого «излюбленного» размера нами проанализирован другой сборник «Колымских тетрадей» — «Сумка почтальона» (58 стихотворений), хотя общая тенденция прослеживается и в других циклах. Итак, в «Сумке почтальона» более 62% стихотворений (а именно, 36 произведений) написаны ямбом (двусложные размеры с преимуществом ямба превалируют также в книгах «Синяя тетрадь», «Лично и доверительно», «Златые горы»).

Ещё в 70-е гг. ХХ в. филолог Е. Эткинд назвал одну из своих статей «Ритм поэтического произведения как фактор содержания», признавая процесс «семантизации материи стиха» в пределах поэтического текста[14]. В своих эссе Шаламов дал ямбу немало точных характеристик, признавая большие возможности этого размера. Он писал: «Ямбы Пушкина — это вроде постоянно угла полета ракет (65˚). Уверенность руки в возможности добычи новых и новых завоеваний в стихе»[15].

Каков же ямб в его лирике? Поэт Шаламов нечасто использует в ямбических строчках строгую метрическую форму ударных 2 — 4 — 6 — 8 — 10. Как исключение из общего правила — интересный пример: в «Синей тетради» есть стихотворение, начинающееся словами:

Так вот: все это обращённое к хорею большое произведение (восемь четверостиший) написано строгим ямбом с минимальным пропуском ударных слогов.

Пиррихий в лирике Шаламова — излюбленный метрический прием, позволяющий воспринять стихи более плавными и мелодичными. На такой эффект «работает» и активно используемая поэтом классическая «стопность». Ямбы в большинстве его лирических произведений из «Сумки почтальона» четырехи пятистопные (например, в стихах «В часы ночные, ледяные…», «Едва вмещает голова…», «Копье Ахилла», «Приподнятый миллионом рук…» и др.; в «Атомной поэме»). Обратим, кстати, внимание на суждение М. Гаспарова о том, что «со второй половины 19 века около четверти всей лирики пишется четырехстопным ямбом, четверть — остальными ямбическими стихотворными размерами…»[17]. Плавный ямб — восходящий размер — как никакой другой органичен интонационному и синтаксическому членению речи и потому востребован лучшими русскими поэтами.

Г. Померанц отмечал, что «есть Шаламов-прозаик. Но… есть и Шаламов-поэт. Красота Колымы спасла его от ужасов Колымы»[18]. В эссе «Поэтическая интонация» Шаламов говорит о важности метафоры как составляющей анализируемого понятия. В анализе шаламовских стихов уместно расширить этот постулат и рассмотреть эпизоды использования автором иных изобразительно-выразительных средств.

В своих рассказах писатель предельно скуп на пейзажные зарисовки. Но в тех случаях, когда читателю представлена колымская природа, эти описания воспринимаются как уникальные.

Например, Шаламов использует прием «овеществления» при изображении людей, и это — отражение свойств абсурдности мира колымских лагерей. В противовес этому мир природы антропоморфен, что позволяет разглядеть в Шаламове тонкого лирика, внимательного и чуткого художника.

В поэзии Шаламова очеловечивание природы становится константой. /141/

В стихах Шаламова с деревьями можно поиграть в лапту, у земляники — «веснушчатое лицо», а малина «попав ко мне на именины, спешит понравиться гостям»[20]20; снегопад сравнивается со «строгим богом», выметающим за порог «клочья старых рукописей»[21]; в голосе бурана — басовые ноты, а у метели — тенор[22]. Находим в стихах и прямое обращение поэта к памяти:

Стихи с олицетворенными природными образами позволяют поэту заполнить свой мир одиночества, населить его новыми существами, с которыми можно беседовать, к которым можно просто обратиться. Только в морозной тьме Колымы стала возможна такая бытовая деталь:

Поэт сознается:

В этом мире и сад, и стены дома — «ледяные»[26], здесь постоянно ожидание пурги, снегового каскада, когда

Шаламовская палитра достаточно сдержанна, она под стать окружающему пейзажу. Ведь лютый мороз поднял краски земли на небо:

И при этом «природа для Шаламова принципиально доброкачественна в своих самых суровых проявлениях», — точно заметил Ю. Шрейдер, друг писателя, чуткий и вдумчивый критик шаламовского творчества[29].

На развернутой метафоре построено стихотворение «Старинной каменной скульптурой…», где «в деревьев голых арматуру прольется воздух как бетон»[30]. Олицетворенная метафора — в основе лирического сюжета стихотворения «Все так. Но не об этом речь»:

«Местом своим в русской поэзии, в русской жизни ХХ в. я считаю свое отношение к природе, свое понимание природы. Длительность многолетнего общения с природой один на один — и не в качестве ботаника — дает мою формулу поэзии», — написал Шаламов в эссе «Кое-что о моих стихах»[32].

Художественный мир Варлама Шаламова парадоксален. Это аксиома. Уникальность его лирики, на наш взгляд, — это простота в невозможном и невозможное в простоте.

Мы знаем, что художник бывал подчас противоречив, не всегда последователен в своих высказываниях, что /143/ сложности его мировосприятия и отношения к людям — трагические последствия его судьбы. Но в своем художественном творчестве — и прозаическом, и лирическом, а также в приоритетах, которые он определял себе как теоретик, как стиховед, Шаламов предельно последователен и точен.

Перспективность дальнейших изысканий по линии интегрирования теоретических предчувствий Шаламова и его стихотворной практики очевидна. Ближайшие задачи — изучение строфики «Колымских тетрадей», выявление содержательной наполненности первого стиха его лирических текстов. /144/

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.