Варлам Шаламов

Редакция Shalamov.ru

Варлам Шаламов на похоронах Бориса Пастернака: кадры из киносъемки

От редакции Shalamov.ru

Благодаря исследователю кино- и радиоархивов, автору проекта «Старое радио» Юрию Метёлкину несколько лет назад была оцифрована и обнародована любительская запись похорон Бориса Пастернака. На ней Никита Кузнецов обнаружил Варлама Шаламова. Подробности похорон были описаны самим Шаламовым в очерке «Пастернак». И совсем недавно Илья Симановский нашел еще два кадра с В.Т. Шаламовым. Вот что он написал в соцсети:

«На сайте Шаламова есть статья, где приведен кинокадр с похорон Пастернака - с шляпой в руке вполоборота стоит человек очень похожий на В.Ш. - который достоверно был на похоронах и написал о них стихи. Я посмотрел ту же киносъемку и нашел еще два кадра, на которых более крупным планом выхвачен совсем уж очевидный Шаламов - и, да, это тот же человек, которого определили Никита Кузнецов и Валерий Есипов».

 В.Т. Шаламов на похоронах Б.Л. Пастернака

 В.Т. Шаламов на похоронах Б.Л. Пастернака

 В.Т. Шаламов на похоронах Б.Л. Пастернака

Редакция Shalamov.ru благодарит Илью Симановского за ценную находку! Эти кадры — важное дополнение иконографии В.Т. Шаламова

Неизвестное видео с похорон Бориса Пастернака

Один из важнейших дней русской истории и культуры ХХ века — в пятиминутной любительской киносъемке

Елена Пастернак, внучка Бориса Пастернака

«Сергей Балашов, чтец-декламатор, сосед Пастернака по писательскому дому в Лаврушинском переулке, дожил до глубокой старости. Буквально все в доме знали, что он сотрудничал с органами, но, удивительное дело, относились к этому как-то спокойно. „О, Балашов — это тот старик, у которого погоны из-под кожи растут?“ — говорили о нем соседи. Все же ему скорее симпатизировали: он был импозантный артист, хотя о творчестве его в восьмидесятые годы никто уже не помнил. Любитель поэзии, он увлекался самодельной радио- и записывающей техникой, коллекционировал голоса, был гостеприимным хозяином-хлебосолом и во время застолий, переходивших в публичные чтения, записывал гостей. Гостями этими часто были его соседи. Бывал у него и Пастернак — и знал, что его голос тоже записывался.

В начале 2000-х, много лет спустя после смерти Балашова, его вдова стала распродавать оставшиеся вещи. Она позвонила моей матери  и предложила купить пленку с записью похорон Пастернака. Так к нам в семью попала круглая металлическая коробка. Стоимости ее не знаю, но мама говорила, что заплатила огромные деньги. Мы ее оцифровали — качество было не лучшее, — посмотрели, поплакали и заперли в сейф. После маминой смерти в 2012 году я несколько лет разбирала оставшиеся архивные материалы и нашла эту пленку. Я попросила поработать с ней Юрия Метелкина — не знаю никого, кто так качественно работает с материалом, — а затем разрешила ему выложить запись в фейсбук  с указанием на мои права. Нам было необходимо это сделать именно в соцсети, чтобы люди узнали своих близких и рассказали о них.

Интуитивно я убеждена в том, что оператор пленки — сотрудник ГБ (совершенно не факт, что это сам Балашов). Об этом свидетельствует сам характер съемки, крупные планы, наезд на лица, группы беседующих людей. Но это только мои домыслы. Но ответа на вопросы, кто автор пленки и каким образом она попала к Балашову, нет, и очень хотелось бы узнать правду».

Юрий Метелкин, автор проекта AudioPedia, исследователь видео- и аудиоархивов

«Мне позвонил муж Елены Пастернак, Максим Ковальский, сказал, что в каком-то дальнем углу квартиры в Лаврушинском нашли очередную коробку с магнитофонными записями, и привез ее мне на исследование. В этой коробке я обнаружил железную банку, в которой лежали две кинопленки 16 миллиметров. И в этой же коробке я увидел акт-заключение, сделанный еще мамой Елены: это была попытка оцифровки пленки на какой-то киностудии. Но результата оцифровки записи не было — к тому же это делалось около десяти лет назад, и качество было очень плохое: практически ничего не видно, какие-то засветы, помутнения, все было довольно размыто. Но я заинтересовался — ведь в акте было написано, что запись длится четыре с половиной — пять минут. Я решил еще раз оцифровать пленки и обратился в компанию „Топ-Кадр“, у кото¬рой было единственное оборудование, работающее медленным покад¬ровым сканированием с пленкой 16 миллиметров. Та оцифровка, которую вы видите, — это несколько десятков тысяч кадров, отсканированных и отреставрированных в цифровом формате самого высокого расширения, а потом снова смонтированных в фильм. Получилось HD-качество — я был поражен. Мы решили опубликовать это видео в фейсбуке  , и тут началось невероятное: люди начали опознавать своих близких. Я понимаю, что все узнают Нейгауза и что некоторые узнают брата Бориса Леонидовича Пастернака, Александра; понимаю, что узнают знаменитого актера Бориса Ливанова с женой или Вениамина Каверина. Но люди стали находить своих отцов, матерей, друзей и знакомых, каких-то режиссеров, о которых не сохранилось ни словечка, ни звука, ни фотографии».

Константин Поливанов, филолог

«Перед нами видео, как теперь это называется, или, точнее, пятиминутная любительская киносъемка, одного из важнейших дней в русской истории и культуре ХХ века — 2 июня 1960 года. В кадрах этой пленки — участок переделкинской дачи Бориса Пастернака (где теперь помещается музей поэта) в день похорон. Из мемуаров современников мы знаем, что вынос гроба из дома задержался на полтора часа, — к дому идут и идут люди проститься с поэтом. Кинокамера зафиксировала сад на участке — сирень и пышно цветущие яблони. Двор полон народом: согласно „секретной“ информации ЦК КПСС, на похоронах было 500 человек — авторы записок и воспоминаний и вслед за ними биограф Пастернака Дмитрий Быков называют цифру четыре тысячи. Люди, пришедшие к дому или на кладбище к могиле проститься с поэтом, не были никем организованы, не были даже толком предупреждены о похоронах.

За полтора года до смерти Пастернак был громко, со скандалом и под проклятия советских газет исключен из Союза советских писателей после объявления о присуждении ему Нобелевской премии по литературе. О кончине одного из первых русских поэтов ХХ столетия „Литературная газета“ оповестила кратким извещением как о смерти „члена Литфонда“. Для многих пойти на похороны было не только данью уважения скончавшемуся поэту, но и актом гражданского мужества, причем, вероятно, первым за много десятилетий в Советской России.

Среди людей, которых мы видим, можно разглядеть иностранцев (скорее всего, корреспондентов), кого-то с фото- и киноаппаратурой (видимо, были сделаны и другие фотографии, другие киноленты — может быть, когда-то они еще найдутся). Кого-то легко можно узнать: брата поэта — Александра Леонидовича, ближайшего друга — великого пианиста Генриха Густавовича Нейгауза. Но производят впечатление не эти лица людей старшего поколения, а множество совсем молодых людей (как мы знаем из мемуаров, даже старших школьников) и совсем простых лиц: мужчин в рабочих кепках и женщин в платочках (очевидно, именно о таких Борис Леонидович писал в 1941-м: „бабы, слобожане, учащиеся, слесаря“). Кинолента позволяет увидеть, что состоялись в настоящем смысле всенародные похороны.

Гроб поэта окружен огромным количеством цветов, так же как на похоронах героя его романа:

«В эти часы, когда общее молчание, не заполненное никакою церемонией, давило почти ощутимым лишением, одни цветы были заменой недостающего пения и отсутствующего обряда. Они не просто цвели и благоухали, но как бы хором, может быть, ускоряя этим тление, источали свой запах и, оделяя всех своей душистою силой, как бы что-то совершали. Царство растений так легко себе представить ближайшим соседом царства смерти. Здесь, в зелени земли, между деревьями кладбищ, среди вышедших из гряд цветочных всходов сосредоточены, может быть, тайны превращения и загадки жизни, над которыми мы бьемся. Вышедшего из гроба Иисуса Мария не узнала в первую минуту и приняла за идущего по погосту садовника. (Она же, мнящи, яко вертоградарь есть…)».

Вот как это вспоминает один из присутствовавших:

«Ко времени выноса тела установилась какая-то необыкновенно торжественная и серьезная обстановка. Был теплый, почти жаркий солнечный летний день. Тысячи людей стояли молча и серьезно на участке, на дороге, на поле перед дачей. Никто не теснился, не было ни давки, ни суеты, ни разговоров».

От дома на кладбище — около километра — гроб понесли на руках. На могиле, как мы знаем, единственный человек, друг Пастернака Валентин Фердинандович Асмус, произнес речь о великой русской литературе, к которой поэт принадлежал и принадлежит. Когда гроб опустили в могилу, собравшиеся еще долго читали стихи».

Из комментария Валерия Есипова к публикации стихотворений В.Т. Шаламова на смерть Б.Л. Пастернака

Напомним, что Шаламов посвятил этому событию цикл из восьми стихотворений (венок) «Стихи к Пастернаку. На похоронах», впервые полностью опубликованный в двухтомном издании: В.Шаламов. Стихотворения и поэмы. СПб.: Изд-во Пушкинского Дома; Вита Нова, 2020 (Новая Библиотека поэта). . В автокомментарии Шаламов отметил: «Написано 2 июня 1960 г. в Переделкине на похоронах Пастернака».

Некоторые готовые стихотворения цикла были переданы автором семье Б.Л. Пастернака, а затем получили распространение в самиздате. Об этом можно судить по письму к Шаламову его постоянной машинистки Е.А. Кавельмахер от 15 ноября 1964 г.: «Наша близкая знакомая (еще по Воркуте) Зальма Федоровна Руофф — большая поклонница Б. Л. Пастернака — на днях в семье Пастернака прочитала Ваши стихотворения „На смерть Пастернака“. Так как у нее много литературы о Б. Л. (она ее собирает), она попросила меня обратиться к Вам, не можете ли Вы дать эти стихотворения мне, чтобы я их перепечатала для нее...».

С сожалением можно констатировать, что авторизованный текст полного цикла «Стихи к Пастернаку», включая второй раздел «На похоронах », не дошел до семьи Пастернака. Об этом свидетельствует публикация во втором томе антологии «Б.Л. Пастернак: Pro et contra» (Сост., коммент. Е.В. Пастернак, М. А. Рашковская, А. Ю. Сергеева-Клятис. СПб., 2013. С. 754–761), основанная на архивных материалах поэта и его наследников. Здесь вместо восьми ст-ний шаламовского венка напечатано лишь шесть (отсутствуют «Будто выбитая градом...» и «Он из окон своей квартиры...»), а кроме того включено раннее, 1954 г., ст-ние «Все то, что было упущеньем...», которое Шаламов никогда не публиковал и не включил в цикл. Явная ошибка содержится и в комментарии к стихотворению «Рояль» в антологии: «Во время последней болезни Пастернак лежал в маленькой гостиной, в которой когда-то принимал Шаламова и откуда теперь вынесли рояль. Туда Шаламов приходил 31 мая 1960 года проститься с Пастернаком, узнав о его смерти». На самом деле Шаламов, как явствует из его очерка «Пастернак», 31 мая только узнал от своей соседки по квартире А. Б. Асмус о смерти поэта, 1 июня приехал в Переделкино проститься, а 2 июня, узнав, что похороны назначены на 3 часа дня, «приехал в 2 часа, чтобы еще раз поговорить с поэтом... Но не удалось. Уже было полно людей, и по всем тропам и дорогам шли гости» (ВШ7. Т. 4. С. 615). Таким образом, поэтический венок Шаламова вобрал в себя впечатления двух дней прощания с Пастернаком — 1 и 2 июня.

При жизни Шаламова публиковались разрозненно лишь отдельные ст-ния цикла, без упоминания имени Пастернака и с устранением любых намеков на то, что они связаны с его похоронами (что, несомненно, имело цензурные причины — инерцию политического скандала вокруг романа «Доктор Живаго»). Только по публикации 1969 г. в журнале «Юность» (№ 3) сокращенного цикла, состоявшего из двух стихотворений — «Поэту» и «Орудье высшего начала...» — чуткий читатель мог догадаться, что речь идет о Пастернаке. Следует заметить, что этой публикацией Шаламову удалось одному из первых прорвать негласную блокаду вокруг трагедии великого поэта (большинство стихов других поэтов, посвященных его памяти, увидело свет лишь в 1980-е годы — см. указанную антологию). Первая попытка объединить напечатанные стихи в цикл была предпринята И. П. Сиротинской в четырехтомном (1998) и шеститомном (2007) собраниях сочинений. Однако, в связи с тем, что публикатору не было известно полное содержание цикла, дело ограничилось лишь четырьмя стихотворениями. Это привело к сужению рассматриваемого материала в некоторых исследованиях, в частности, в содержательной и тонкой статье Е. Гофмана «“Видны царапины рояля... ”: (О четырех стихотворениях В. Шаламова на смерть Б. Пастернака) » (Знамя. 2015. № 3; то же в кн.: Гофман Е. Необходимость рефлексии. М., 2016).

Аутентичный текст цикла в полном составе впервые напечатан в: «Литературной России», 2018. 19 янв. (публ. В. В. Есипова). В целом для оценки цикла и для понимания отношения Шаламова к Пастернаку необходимо учитывать записи Шаламова в записной книжке 1960 г.: «Оптина пустынь — Переделкино» (РГАЛИ. Ф. 2596. Оп.2. Ед. хр. 29. Л. 85 об.) и «Похороны потихоньку. Сходство двух могил» (сравнение с похоронами Пушкина; Там же. Л. 88; там же даты: «1837 — 1960»).