Варлам Шаламов

Рецензии В.Т.Шаламова на рукописи самодеятельных авторов

В 1959-1964 гг., после выхода на пенсию по инвалидности, В.Т. Шаламов вынужден был подрабатывать на жизнь, став внештатным внутренним рецензентом журнала «Новый мир». Эта деятельность не давала ему никаких привилегий в плане публикации своих рассказов и стихов в самом авторитетном журнале того времени – наоборот, ставила его в крайне унизительное положение (см. воспоминания о Я.Д.Гродзенском http://shalamov.ru/library/32/8.html . В силу своего заштатного положения общался с редакцией Шаламов главным образом по почте, получая рукописи разных непрофессиональных авторов, на которые надлежало дать обстоятельный и объективный отзыв. Лично с главным редактором «Нового мира» А.Т. Твардовским он никогда не встречался (подробнее об этом см: Есипов В.В. Нелюбовный треугольник: Шаламов — Твардовский — Солженицын // Есипов В.В. Варлам Шаламов и его современники. Вологда, 2008. С. 67-104).

В фонде Шаламова в РГАЛИ (Ф.2596, оп.2, ед.хр.201) сохранилось более шестидесяти машинописных копий внутренних рецензий писателя на подобный «самотек». Несмотря нато, что эта работа отнимала много времени и отвлекала писателя от его главного дела – «Колымских рассказов» и стихов, Шаламов относился к рецензированию со всей свойственной ему добросовестностью. Он занимался схожей работой в 1932-33 годах, когда был консультантом по художественной литературе при Центральной рабочей читальне им. Горького в Доме союзов. Свой опыт работы с «самотеком» и его особенностями Шаламов обобщил в статье «Заметки рецензента» (собр. соч. в 7 томах, т. 5. с.228-243). Нет сомнения, что эта нелегкая деятельность нередко заставляла его улыбаться и даже смеяться – особенно при знакомстве с графоманскими «перлами».

Для данной публикации отобраны наиболее характерные рецензии, показывающие и уровень авторов, с которыми Шаламову приходилось сталкиваться, и чрезвычайную взыскательность писателя в подходе к литературной работе: из шести десятков рукописей он предложил к печати в итоге лишь одну.

Уважаемый тов. Аборигенов!

По поручению редакции журнала «Новый мир» я ознакомился с Вашими короткими рассказами из цикла «Русь уходящая». Рассказы говорят о наблюдательности автора, о способности заметить и обличить антиобщественное, вредное, чужое. Однако, сама «площадь» произведений не дает автору возможности художественного изображения виденного, замеченного. Все эти рассказы – как бы сюжеты рассказов, «скелеты», а не живая словесная ткань. Не хватает главного – изображения характеров. Одни сатирические картинки более удачны («Митькина профилактика»), другие менее удачны («Большой человек», «Мы – по договору!»). В целом же цикл кажется предназначенным для юмористического журнала или сатирического отдела газеты.

Можно посоветовать Вам отослать свои рассказы в один из тонких журналов.

Для «Нового мира» Ваши короткие рассказы не представляют интереса.

Уважающий Вас В.Шаламов. Москва, А-284, Хорошевское шоссе, 10, кв.2. [1]

Уважаемый тов. Бариль!

По поручению редакции журнала «Новый мир» я ознакомился с Вашим рассказом «Россия, желаю тебе счастья».

Рассказ этот – попытка закрепить на бумаге кое-что из подробностей того времени, которое именуется «Тридцать седьмым годом», «Культом личности» и т.д. Автор пытается рассказать, как встречена была война в лагерях, рассказать о людях лагеря – и заключенных, и начальниках. Рассказ отличается достоверностью. Описания в нем – правдивы.

Однако, одной достоверности мало для художественного произведения. К сожалению, «Россия, желаю тебе счастья» не обладает теми важными достоинствами, которыми должно обладать произведение искусства. В «России» нет главного, ради чего пишутся рассказы – нет характеров, нет живых людей, это скорее черновая запись, литературное сырье, где отдельные удачные наблюдения (напр., начальник, укравший письма заключенных, внезапная смерть товарища в темноте) перемежаются рассуждениями газетного плана, многочисленными «казенными» фразами, и живая жизнь тонет в дидактическом море.

Много в рассказе «литературы». Рассуждения о Ромен Роллане и его героях, цитаты из «Кола Брюньона», а привлечение многих других литературных имен не улучшает, как кажется автору, а ухудшает рассказ.

Язык «России» бесцветен, вял.

«Это был прекрасный, задушевный товарищ». «Заполярное лето вступило в свои права».

Подобными штампами автор пользуется все время, не стремясь к свежести, выразительности.

Автор недостаточно требователен к собственной фразе.

«Подпитывал, согласно заявок» .

«Рисовал обстановку на фронте» .

«Огонек папиросы иногда рисовал амплитуду движения руки рассказчика».

«Таким образом, на руднике всегда энергично трудилась многочисленная масса рударей».

Вам нужно удалить из рассказа все, что напоминает газетную статью невысокого уровня, ввести в текст подробности живой жизни. Лучше и сам рассказ превратить в мемуар, в документ, с подлинными фамилиями действующих лиц.

Для «Нового мира» рассказ «Россия, желаю тебе счастья» не представляет интереса.

Уважающий Вас (В. Шаламов)

Уважаемый тов. Гребенюк!

По поручению редакции журнала «Новый мир», я ознакомился с Вашим рассказом «Заблуждение». Рассказ написан грамотно, отличается литературной культурой.

В попытке очертить характеры, а так же и в том, что называется «писательской интонацией» – Вы слепо следуете манере Чехова. Произведения этого писателя Вы читали очень внимательно и чужое литературное влияние весьма ощутимо в рассказе. Характер главной героини Кати – прямое повторение, ухудшенное издание чеховской Душечки. Второй же персонаж – архитектор Сизов – схема. Живой крови в этом образе мало.

Вам следует хорошо понять одну важную вещь. Всякое произведение искусства всегда открытие, новость, находка. Новизна эта многосторонняя. Это и новизна материала, и новизна сюжета, тонкость и точность психологических наблюдений, яркость описаний, свежесть языка… Подражание любому автору (как бы успешно и удачно Вы ни подражали) всегда просчет, недостаток.

Рассказ «Заблуждение» (не самостоятельный по своей литературной манере) несколько искусственен, надуман, хотя и написан с самыми добрыми намерениями. «Заблуждение» не поднимает никаких новых вопросов. Безликие «катины подруги» не столько символичны, сколько схематичны. В «Заблуждении» мало живой жизни, – при безусловной грамотности, культуре и «правильном» замысле. Рассказ иллюстративен, а не проблемен.

Вам нужно искать сюжеты и темы для своих рассказов в живой жизни вокруг Вас. Нужно много работать над языком, над словом, чтобы избавиться от чужого влияния, чьего бы то ни было. Надо суметь рассказать о виденном по-своему, свои языком.

Новые Ваши рассказы Вам следует прислать в «Новый мир».

Рассказ «Заблуждение» для «Нового мира» не представляет интереса.

Уважающий Вас (В.Шаламов)

В. Емельянов. «Зверушка». Рассказ. 57 стр.

В рассказе «Зверушка» автор глядит на взрослый мир глазами ребёнка-подростка. Этот весьма известный способ суждения о людях и времени нашёл в авторе рассказа способного истолкователя. «Зверушка» по свежести художественных подробностей, по уверенности почерка, – вполне зрелое произведение. Мир «Зверушки» – не подражание.

В рассказе показывается день жизни деревенской школьницы Зины-девочки с мальчишескими ухватками, бойкой, смелой. Это – день дружбы Зины с хорошими людьми родного села, день вражды с плохими людьми – сердце девочки безошибочно в своих симпатиях и антипатиях. Деревенская жизнь отражается в этом рассказе не столько открывая нам какие-то новые стороны, сколько по новому, по своему показывая знакомое. В «Зверушке» нет глубоких новых обобщений, но свежие и интересные наблюдения есть.

Персонажи рассказа – живые люди. Это, прежде всего, сама Зина, её взрослый друг, инвалид войны Василий Иванович, паромщица Лукерья, учительница Вера Петровна, дочерь Веры Петровны… Писательское перо оживило не только человека – о корове Милке, петухе Чёрном интересно читать.

Автор умеет пользоваться художественными подробностями и деталями, немало сцен рассказа остается в памяти читателя. Таковы – сражение Зины с петухом, окопанные яблони, начинающие хлопать листьями, оживая. Хорошо рассказано о сирени, пахнущей по разному у разных домов. Вспомнится каждому читателю сладкая шкурка, сорванная из под коры молоденькой сосенки. Хорошо увиденного и показанного в рассказе немало. Язык «Зверушки» простой и живой.

Повесть годится для печати[2].

/В.Шаламов/

А. КУБРАВА. «Мираж». Повесть – 123 стр.

В повести А.Кубравы «Мираж» изображена трудная судьба бывшего вора, вступающего на трудовой путь.

Решение этой, казалось бы, весьма банальной темы в повести далеко от шаблона. Сюжет «Миража» следующий.

В абхазскую деревню приезжает из города юноша Зураб, только что окончивший десятилетку. Поступать в институт еще рано, да он и не нашел еще себя, свое призвание. Зураб – добросердечный хороший парень, видящий мир с самой лучшей стороны. У него много друзей и сам он – хороший товарищ. Хорошо относится к Зурабу и старик лесник Арсентий, к которому ходит в гости юноша. Арсентий во время войны воспитал сироту – русского мальчика и дал ему имя Энвер. Через несколько лет Энвер исчез и дальнейшая судьба его неизвестна приемного отцу. А Энвер стал вором, неоднократно сидел в тюрьме, в лагере. Внезапно Энвер возвращается в родные края, к Арсентию и встречается с Зурабом. Молодые люди – добродушный, романтически настроенные Зураб и нервный, озлобленный Энвер нравятся друг другу. Они решают вместе ехать в Ткварчели – работать на шахту. Они работают на шахте некоторое время, но Энвера одолевает тоска, и он уезжает. Все старания Зураба исправить товарища, показать ему верный путь – бессильны. Да и молод Зураб, а к людям он не обращался за помощью. Энвер исчезает из жизни Зураба, как «мираж», но эта встреча оставляет глубокий след в душе Зураба. Оставляет неразрешенный вопрос – что делать с такими людьми, в которых есть и хорошее и сильное – и все же они безнадежны. Встреча с Эневером производит столь сильное впечатление на Зураба, что юноша принимает решение – посвятить свою жизнь защите этих людей.

Зураб решает поступить в юридический институт, чтобы лучше понимать таких людей, как Энвер, чтобы умело и успешно бороться за их душу.

Повесть имеет немало достоинств. Материал ее достоверен, характеры двух главных героев намечены с достаточной четкостью, да лесник Арсентий – живой человек. Удачна композиция повести – лишних сцен в ней нет. Психологии и Зураба и Энвера показаны вполне достоверно, без фальши.

В повести есть художественные подробности, говорящие о хорошем писательском глазе автора («тихий шелест» угля при падении сверху; угольная пыль на лице, которая «скрывает чувства»; ноги, обутые в резиновые сапоги, «проваливаются в уголь» и мн.др.).

Все производственные описания сделаны экономно, грамотно и свежо (работа лесогонов, взрыв и др.).

С любовью изображен старый абхазский быт (сцены у лесника Арсентия). Немало в повести и недостатков. Вряд ли правильна трактовка Энвера, как некоего лермонтовского героя, гордого отщепенца романтического склада, обиженного обществом. В жизни все это гораздо проще. Привлекательное, романтическое в Энвере – маска, та самая личина, которую наденет на себя уголовный рецидив. Энвер, хотя и не настоящий «блатной», но отравлен навсегда блатным миром. Конечно, это Энвер в глазах Зураба, в его восприятии это – правильно, но авторское осуждение Энвера должно быть выражено более четко.

Вернее, точнее, правдивее показан в повести образ Зураба. Все его поступки, размышления – достоверны, хотя и не отличаются мудреностью. Характер Зураба – достижение автора, тогда тогда как фигура Энвера – просчет.

Слабы сцены со Светланой, и сама Светлана изображена бледно, вяло. Это – образ не живой.

Напрасно автор включил в повесть анекдоты столетней давности: о Багратионе и его носе[3], о бумажнике, о «гаке» и др. Рассказ о шотландских пивоварах хорошо известен из переводов Маршака, а «молния, как чиркнувшая спичка» – взята напрокат из чеховской «Степи».

Язык повести имеет много недочетов. Много манерных, вычурных описаний:

«Ночь надула щеки и выпустила ветерок».

«Поезд уронил человек и помчался дальше».

«Каблучки ее туфель, как врач больного, выстукивают грудь земли».

«Глупышка – ветер ласкал щеки Энвера».

«На воле он смотрел на жизнь сквозь пальцы, а теперь он смотрел на нее сквозь тюремную решетку».

«Консервы звуков».

«Душа ударила в набат злости».

«Дать отставку своей мысли».

«Знает, что Энвер способен на все, может носком башмака сыграть на губах человека, как на клавишах и это доставит ему истинное наслаждение, свойственное тому, что испытывает музыкант».

Много шаблона, штампа. Автор недостаточно требователен к языку – ведь в писательском деле не должно быть никаких скидок.

«Лицо ее освещалось чарующией улыбкой».

«Мир, покрытый черной шалью ночи, спит».

«Тень задумчивости лежала на нем. В белой рубашке, чудесно оттеняющей черные волосы, он выглядел хорошо»

и т.д. и т.п.

«Они не кидались друг на друга и это было большим плюсом в их отношениях».

Как тут не вспомнить о канцелярите К.Чуковского!

Примеры легко умножить.

Автору можно рекомендовать много и тщательно поработать на языком рассказа, устраняя все вычурное, манерное, добиваясь свежести, ясности, краткости и простоты.

Для «Нового мира» повесть «Мираж» не представляет интереса.

(В.Шаламов).

Уважаемый тов. Кубрава!

По поручению редакции журнала «Новый мир» я ознакомился с Вашей повестью «Роса и пепел», ранее называвшейся «Мираж».

Ваша прежняя повесть подверглась значительной переработке. Повесть расширена, сюжет ее изменен, введены новые персонажи, изменена акцентировка произведения, исчез «мираж», составлявший ранее главную мысль повести. Эти переделки сделаны отнюдь не по моим замечаниям. От коренной переработки повесть только проиграла, «оказенилась». Пропала свежесть трактовки банальной темы о перевоспитании блатаря. Внезапный отъезд Энвера, «мираж» добросердечного Зураба, который был настолько экспансивен, что собирался даже стать юристом – все эти сюжетные элементы прежнего варианта повести были психологически достоверными, правдивыми. Вместо этого новый вариант повести (главный герой прежней был Зураб, живой абхазский характер) заканчивается банальным из банальнейших вариантов «перековки». Теперь Энвер не бежит, не исчезает, а спасает раненого Зураба от ножа своих бывших товарищей, и эта «очистительная» драма на глазах сотрудников милиции окончательно приобщает Энвера к «коллективу». Но ведь такой сюжетный оборот – это штамп, шаблон. Именно такого рода «повороты» нужно изгонять из художественного произведения беспощадно.

В новый вариант повести введены в большом количестве дидактические разговоры, даже целые сцены – ненужные, недостоверные. Поэтическая живая сцена встречи Зураба и Арсентия в лесу изменила мотивировку (рубка акации вместо кражи винограда), дана ретроспективно – и потеряла всякую привлекательность.

В повесть введены «анкетным» способом биографии Арсентия и Энвера. Описательность только повредила развитию действия.

Словом, «исправления», внесенные в повесть – это банальности или информационность, а не художественная разработка образа.

Перерабатывая повесть, Вы вовсе не воспользовались моими советами. Главным недостатком «Миража» был характер Энвера – излишняя поэтизация блатаря, его, якобы, «лермонтовского» лица. На эту фальшь я и обращал Ваше внимание. В новом варианте повесть с этой стороны не только не исправлена, но даже усилена, дополнена шаблонным мотивом «перековки» и окончательно утеряла достоверность. Ведь бывает не только сравнение – штамп, но и образ – штамп, сюжет – штамп, характер – штамп.

Ваша задача – уж если Вы решили переработать повесть – заключалась в том, чтобы сберечь живое, свежее, свое, этого Вы не добились.

Недостоверна сцена шахтерского собрания с проработкой Энвера. Советы Энверу дают все, с кем он встречается – и Арсентий, и Кератух, и бригадир, и Зураб и товарищи, и начальство. Это не улучшает, а ухудшает повесть.

Недостатком следует считать и обилие рассуждений героев повести.

Диалоги книжны, а вопросов новых в них не поднимается никаких. С этой точки зрения Вам нужно перечитать повесть, удаляя «умные» разговоры и заменяя их речью живой жизни.

В повести остались хорошие страницы, посвященные подземной работе по шахте, – только эти сцены и читаются с интересом.

Язык «Росы и пепла» лучше, чем «Миража», но не доведен еще до необходимых «кондиций».

«кокетливо изогнутые ветки».

«не снимая с себя ничего».

«На него глянуло его микроскопическое “я”».

«Энвер подумал, что этот поезд уже идет, тогда как их еще стоит».

«Грациозные рюмки были наполнены прозрачной жидкостью».

«Во рту загадочно сверкнула <…>» .

«Ветер ласков, как улыбка ребенка».

Примеры легко умножить.

Блатной жаргон плохо изучен автором, хотя применяется часто. Слово «расколет» применяется не в том смысле, как указываете Вы. Есть и еще случаи подобных ошибок.

На стр. 34 при встрече со Званцевой сразу после кражи, беглец называет себя настоящим именем «Энвер» – такая оплошность недопустима, недостоверна.

Есть фразы, нагромождение одинаковых частей речи затрудняет смысл прочитанного, напр.:

«Он до конца не смог сказать ей, что хотел, но должен был отметить про себя, что девушка боевая и может ему ответить так, что держись».

Для «Нового мира» повесть «Роса и пепел» не представляет интереса.[4]

Уважающий Вас

(В.Шаламов)

Уважаемый тов. Пахота!

По поручению редакции журнала «Новый мир» я ознакомился с Вашим рассказом «Это было в лесу».

Рассказ Ваш имеет ряд больших недочётов. Автором руководили самые благие намерения, когда он писал своё произведение. Борьба с религией во всех её формах и по сей день — одна из важных задач нашей агитации и пропаганды. Суждение автора о природе, шаг за шагом искореняющей злое начало мира, о человеке — помощнике природы в этом историческом процессе (это и есть главная мысль рассказа) имеет некоторый интерес, хотя эта мысль далеко не новая.

«Это было в лесу» – вариант полемической статьи на антирелигиозные темы. Рассказ этот — вовсе не художественное произведение. У художественных произведений есть свои законы,свои обязательные правила, считаться с которыми необходимо. Главное, ради чего пишутся рассказы, – это изображение живых людей, изображение характеров. В Вашем рассказе живых людей нет. И Аркадий и баптист Кондрат — всё это только схемы, а не живые люди. Даже как схемы персонажи романа малоудачны (аргументация баптиста и ответ Аркадия), находятся на невысоком уровне и даже в плане газетной полемики заинтересовать читателя не могут. Это — переписанные (с ошибками) антирелигиозные брошюры — не более.

Герои Ваши сидят в шалаше во время грозы и ведут друг с другом беседу, диспут, высказываясь по-очереди одинаково скучным, газетным языком. Разве можно вообразить себе такой диалог под ударами грома, под шум дождя? В рассказе нет ни одной живой подробности, ни одной детали, которая говорила бы об остроте писательского зрения автора.

Вот портрет главного героя:

«Открытый высокий лоб выражал задумчивую величественность и чуть-чуть грустноватый (!) взгляд серых глаз веял (!?) непостижимым глубокомыслием».

Всякое ремесло, всякое дело требует определённых элементарных навыков, которыми необходимо овладеть раньше, чем заниматься этим делом. Писательское дело — одно из самых трудных.

Лесорубы говорят на таком языке между собой:

«Повлечёт ли (война) когда-нибудь за собой деформацию жизненных процессов».

Фраза звучит как пародия, но автор далёк от такого намерения.

Рассказ написан небрежно, неряшливо. На 79 странице есть фраза, занимающая шестнадцать (!) строчек рукописи (79-80). Разве в жизни люди говорят такими фразами?

Дело не только в орфографических ошибках, которые просил поправить автор.

Что, например, значит такая фраза:

«Лес был бессилен ему устоять».

«В результате всего этого пополз мрак».

«Все части тела наполнились гибкостью».

«Всё пришло в неестественное движение».

«Всеми силами стараясь преградить продвижению (падеж!) этого зловещего парохода» (?).

или:

«Стоя на платформе священного писания он буквально ложил на лопатки Степана».

«Разве только тогда ты мог и познать, когда твой возраст достиг высшей точки твоего формирования».

«В процессе этого размышления у каждого мысли расходились в разные стороны».

«Семья и и тому подобное, отсюда исходящее».

Примеры легко умножить. Для печати рассказ «Это было в лесу» не годится.

Уважающий Вас (В. Шаламов).

Ю. Сиверский. «Двенадцать эссе» – 21 стр.

«Двенадцать эссе» — это бесформенные «импрессионистические» картинки ленинградского быта, по преимуществу литературного. Рассказы нарочиты, претенциозны. Это — монтаж отдельных наблюдений, сцен, сравнений, острот, — далеко не всегда удачных и не всегда нужных. Пытаясь во что бы то ни стало «выразиться красиво», автор не замечает, что манерность, витиеватость, претенциозность только затемняют немудрёный смысл замечаний и суждений.

«Двенадцать эссе» написаны «модной» короткой фразой, включают сведения о литературных событиях последних дней. «Опыты» выглядят искусственными, книжными. Лучше заметки выглядят попыткой пародии на раннего Виктора Шкловского по строению фразы, по принципам «монтажа».

Рассказы далеки от простоты, ясности-первых достоинств прозы.

Литературные ребусы автора не скрывают наблюдений значительных и важных. Это – остроты ради остроты.

Вот несколько примеров:

«Я смотрел на свои руки,как котёнок на хвост». «Я,как забывший себя актёр, предложил страховаться». «Заходит старейшина, с чёлкой какого-нибудь чемпиона Санкт-Петербурга»

и т. д. и т. п.

Для «Нового мира» «Двенадцать эссе» не представляют интереса.

(В. Шаламов).

Н. Тимофеева. «Сильные люди», повесть — 127 стр. «Буря» — рассказ — 27 стр.

В повести «Сильные люди» речь идёт не о героях войны или мирного труда, не о подвигах в Арктике или Антарктиде. Речь идёт о победе разума над чувством в повседневном московском быту.

Замысел «Сильных людей» более чем своеобразен, хотя сюжет и не отличается новизной. Известная актриса, «прима» одного из московских театров по совету режиссёра бросает временно театр — затем, чтобы лучше узнать живую жизнь тех героев пьесы о современности, которую театр готовит. Актриса поступает смотрителем в музей, и, хотя эта работа далека от того, что ей надо, актриса находит время и силы для многочисленных экскурсий на разные фабрики и заводы Москвы, где она знакомится с молодёжью, с её трудом, заботами и бытом. Всё увиденное она записывает. рассказывает о своей деятельности,время от времени встречаясь со стариком-режиссёром,и наступает время, когда режиссёр зовёт её вернуться в театр — она участвует в новогоднем концерте в Кремлёвском Дворце съездов. После встреч с живой жизнью и даже с людьми тяжёлого труда актриса возвращается в театр.

Мы не знаем, обогатило ли Елизавету Петровну (так зовут актрису) посещение фабрик и заводов, охран общественного порядка и московских квартир?

Об этом говорится скороговоркой, и все «вылазки» актрисы в жизнь, её «казённые» вопросы к ударникам коммунистического труда и не менее казённые ответы, которые актриса получает, торопливость при изложении подробностей её путешествий – всёэто показывает, что важный материал, собранный наспех и кое-как, не представил интереса для автора. Все эти сцены и наблюдения остались «непросеянным материалом». На этом материале можно было поставить и решать много интересных вопросов (о связи искусства и жизни, о психологических трудностях постижения психологии молодёжи и т. д. и т. п.).

Однако, весь этот материал «освоен» автором плохо. Здесь нет ни важных наблюдений, ни новых мыслей. Выводы, размышления, обобщения актрисы сделаны казённым языком, газетными фразами. Видно, что автора интересует совсем другое. Это другое изображённое весьма подробно, и есть то главное, ради чего написана эта повесть. Актриса Елизавета Петровна на страницах повести «Сильные люди» встречается и сближается со многими мужчинами самых различных профессий (пожарник, писатель, столяр, майор МВД, администратор Кремлёвского Дворца Съездов). Эти встречи носят особенный, слегка патологический характер. «Идеалы» актрисы хорошо известны любому врачу. С «партнёрами» актриса расстаётся быстро, ища человека, который «понял» бы её. Такого человека она находит в лице Семёна Карповича, администратора Дворца Съездов.

Значительное количество страниц повести занято эротическими сценами. «Сильные люди», по мнению Елизаветы Петровны, это те, кто может укротить свои чувства, подчинить их разуму, те, у которых разум «превалирует (автор почему-то везде пишет «привалирует») над чувством». Проба этих «сильных людей» делается в повести полней в сексуальном плане. «Сильных людей» здесь оказывается два — сама актриса и Семён Карпович. Их отношения [так в машинописи – ред.] Елизавета Павловна самым энергичным образом отстаивает право на это патологическое,по существу, поведение. Несколько раз возвращаясь к декларированию победы «воли», автор изображает такие победы многократно.

Актриса Елизавета Павловна отнюдь не смотрит на свои приключения, как на некоторое патологическое отклонение от нормы. Напротив Елизавета Павловна показала, как новый пророк, несущий миру миссию торжества разума над чувством. Актриса Елизавета Павловна достаточно грамотна, чтобы связать обуревающие её чувства с эпохой Ренессанса, прославляемого на разные лады актрисой. Действительно, в быте Ренессанса встречается кое-что из идей, которые проповедует актриса в Москве в 1961 году.

Это — главный «предмет» повести. Герои «Сильных людей» часто упоминают Шишкина, Левитана, но характеристики, которые даются этим художникам, не выходят за уровень банальности. То же относится и к суждениям актрисы о своём собственном грузе, о поисках режиссёра и о много другом. (Это сделано таким,например, языком. «Как быстро подхватываются и размножаются идеи партии, активируясь самими массами — восторженно мыслит актриса» и т. п.). Автор делает попытку очертить характеры. Это прежде всего относится к главной героине. Остальные действующие лица, т. е. лица мужского пола — очерчены много туманнее, хотя Семёна Карповича мы можем отличить ( и по языку и по манерам, и по психологии) от Сергея Капитоновича или пожарника Соловьёва. Вот это различие характеров — есть единственная удача автора повести «Сильные люди».

В повести есть ещё один герой — одиннадцатилетний сын актрисы Алёша, учащийся художественной школы. Этот персонаж введён в повесть для усиления эротизма — любовные сцены происходят в соседней комнате.Никакой самостоятельной роли этот герой не играет, хотя тема воспитания сына, отношений матери и сына тоже могли бы быть развиты и поначалу ожидаешь от присутствия Алёши в повести чего-то важного.

Язык повести не вполне грамотен. Чувствуется,что автор нетвёрдо владеет правилами русской речи. Вот несколько примеров этих словестных «огрехов».

«Явственно ощутила незнание того, что делать». «Откроет занавес на жизнь многих людей».

«Молодая женщина была увлечена коррозией, но что-то взволновало сознание».

Речь идёт о ржавых водопроводных трубах.

«Почему-то наслаждалась нарастающей в себе томительной неги» (?) .

«Ощутила к нему потребность в ласке».

«Удивляло что-то сумбурное и вместе с тем что-то волевое в порывах его натуры».

«Первым надо было идти в противоположную сторону вторым».

«По сердцу молодого столяра полоснуло холодным остриём бездонной пустоты».

«Солнце импонирует настроению».

«В конце актов, присоединяясь к толпе, он хлопал».

«Задушевность грудного тембра волнует его как мужчину».

«В каждом порыве обладания духовно-красивым, целует её руки».

«Я хочу наслаждаться ньюансами вашего голоса».

«Сидение в залах подчас кажется ужасной пропастью».

«Испытав от окрика нравственное неудобство».

«Но та всё не унималась, незаконно дёргая нервы».

«Притягивала симпатия моей физиономии».

«В их тусклой невзрачности растворилась вся его похотливая натура».

«Женщина загадочна для мужчины, когда она – умеет тонко поддерживать в нём «горение».

«Сила воли должна привалировать (превалировать) над чувствами».

«И всё-таки именно через это так хорошо жить».

«Хочу соприкасаться в вас той стороной, которая».

«Сила сознания вольна привалировать (превалировать) над чувствами».

Эта сентиментальная фраза, содержащая в себе «философскую» суть «Сильных людей», повторяется в повести много раз. Когда не знаешь, как правильно пишется иностранное слово, лучше это слово совсем не употреблять.

Примеры бесвкусицы, неправильного построения фраз, «канцелярита», штампа легко увеличить во много раз. «Огрехи» встречаются буквально на каждой странице. Комплименты, которыми осыпают Елизавету Павловну её поклонники (Божественная! Царственная! Роскошная! Мадонна!) производят тягостное впечатление. Автор, впрочем, делает попытку разнообразить эти комплименты, в зависимости от культурного уровня того или иного приятеля Елизаветы Павловны. Пожарник Серезнёв выражается иначе, чем администратор Кремлёвского театра. Но это небольшое «достижение» не спасает, разумеется, повести.

Для печати повесть «Сильные люди» не годится.

Автор прислал вместе с этой повестью рассказ «Буря». Это — рассказ о воспитании ребёнка, художественно одарённого. Его мать принимает героические меры, чтобы заставить ребёнка много, по-взрослому, работать, отбросив все детские желания,привычки, радости. Труд мальчика, а главное труд матери, её педагогический подвиг венчается успехом.

Рассказ несколько схематичен, иллюстрационен. Здесь опять формулируется, защищается борьба воли против чувств, которую мать воспитывает в сыне с самых ранних лет, ломая его детскую природу. Полезно ли это? Педагогично ли это? Правильно ли мнение о том, что крошечный талантик может пышно расцвести при геркулесовском трудолюбии и прилежании? Не лежит ли решение извечного спора о таланте и труде в другом плане, а именно, что труд есть потребность таланта — и всё. Но, разумеется, автор имеет право на собственное суждение, на собственное решение вопроса.

«Буря» имеет ряд недостатков, чисто литературных. Здесь множество рассуждений, дидактики. Сравнения шаблонны,а иные фразы не вполне соответствуют правилам русского языка:

«Только воля поддерживает явить (поддерживает выявить!) в нём истинный талант к рисованию».

«Творение великого Чайковского околдовывает слух мягкостью музыкального напева, изумительной гармонией звуков».

«И через это — реально открывающийся простор — творчество мысли».

«Стройностью своих фигурок они вызывают не один косвенный взгляд».

«Бросается в воду, в среде которой сразу чувствует облегчение».

«Дивная, чарующая пора цветения земли — ковёр волшебных рисунков».

«единый аккорд гармонических созвучий»

и т. д. и т. п.

Для «Нового мира» рассказ «Буря»не представляет интереса.

(В. Шаламов).

Уважаемый тов. Ханух!

По поручению редакции журнала «Новый мир» я ознакомился с Вашим рассказом «Перед рассветом».

Рассказ написан грамотно, отличается литературной культурой, имеет удачное название.

Замысел рассказа неплох – показать лагеря сталинского времени глазами конвойных – рассказ ведется от имени проштрафившегося, недостаточно «бдительного» конвоира.

В «Перед рассветом» есть и кое-что увиденное в живой жизни: конвойный Бадюк, портной Степин, чтение нового приказа капитаном Мягонским…

Недостатки рассказа в его подражательности (ряд мест явно повторяет «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, да и интонация заимствована у этого же писателя).

Истории с разоружением конвоя не производит впечатления достоверности. Разговор с №417 – тоже. Все это кажется чуть-чуть искусственным.

Для «Нового мира» рассказ «Перед рассветом» в его настоящем виде не представляет интереса.

Уважающий Вас

(В.Шаламов).

Публикуется впервые. Оригинал: РГАЛИ. Ф.2596, оп.2, ед. хр. 201.

В 1959-1964 гг., после выхода на пенсию по инвалидности, В.Т. Шаламов вынужден был подрабатывать на жизнь, став внештатным внутренним рецензентом журнала «Новый мир». Эта деятельность не давала ему никаких привилегий в плане публикации своих рассказов и стихов в самом авторитетном журнале того времени – наоборот, ставила его в крайне унизительное положение (см. воспоминания о Я.Д.Гродзенском в наст. издании). В силу своего заштатного положения общался с редакцией Шаламов главным образом по почте, получая рукописи разных непрофессиональных авторов, на которые надлежало дать обстоятельный и объективный отзыв. Лично с главным редактором «Нового мира» А.Т. Твардовским он никогда не встречался (подробнее об этом см: Есипов В.В. Нелюбовный треугольник: Шаламов — Твардовский — Солженицын // Есипов В.В. Варлам Шаламов и его современники. Вологда, 2008. С. 67-104.).

В фонде Шаламова в РГАЛИ сохранилось более шестидесяти машинописных копий внутренних рецензий писателя на подобный «самотек». Несмотря на то, что эта работа отнимала много времени и отвлекала писателя от его главного дела – «Колымских рассказов» и стихов, Шаламов относился к рецензированию со всей свойственной ему добросовестностью. Он занимался схожей работой в 1932-33 годах, когда был консультантом по художественной литературе при Центральной рабочей читальне им. Горького в Доме союзов. Свой опыт работы с «самотеком» и его особенностями Шаламов обобщил в статье «Заметки рецензента» (наст изд, т.5. с.228-243). Нет сомнения, что эта нелегкая деятельность нередко заставляла его улыбаться и даже смеяться – особенно при знакомстве с графоманскими «перлами».

Для данной публикации отобраны наиболее характерные рецензии, показывающие и уровень авторов, с которыми Шаламову приходилось сталкиваться, и чрезвычайную взыскательность писателя в подходе к литературной работе: из шести десятков рукописей он предложил к печати в итоге лишь одну.

1959 - 1964
Шаламов В.Т. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 7 М., 2013. – С. 444-460.
Именной указатель: Солженицын А.И., Чуковский, Корней Иванович, Ямпольский

Примечания

  • 1. Все рецензии сопровождаются домашним адресом Шаламова, что было обусловлено его статусом внештатного рецензента-«надомника».
  • 2. Рассказ Вадима Емельянова «Зверушка» был опубликован в №7 «Нового мира» за 1964 г.
  • 3. Имеется в виду известный эпизод из воспоминаний Е. Багратион:

    «Однажды, когда неприятель сильно напирал на части Багратиона (он командовал 2-ой дивизией в 12-ом году), и положение было серьезное, он занят был обсуждением дальнейших распоряжений. Вдруг вбегает взволнованный адъютант и докладывает: ’’Ваше сиятельство, неприятель на носу! Багратион, видя возбужденное состояние адъютанта, чтобы охладить его нервность, улыбаясь, спокойно спрашивает: ”На чьем носу? На твоем или на моем?” Надо вам сказать, что Багратион по происхождению был грузин, и нос имел длинный, а его адъютант отличался коротким носом. Так вот, Багратион ответил: ’’Если на моем носу, то значит далеко, а если на твоем — следует принимать экстренные меры”».

  • 4. Амиран Кубрава (р.1938) – в ту пору начинающий литератор, работник прокуратуры, впоследствии известный абхазский писатель. Его документальный роман «Дорога к сраму» (2010 г.), посвященный грузино-абхазской войне 1994 года, стал большим событием в Республике Абхазия.