Варлам Шаламов

Анастасия Подъякова

Анализ стихотворения «Память скрыла столько зла…» и его перевода Р. Чандлером

Анастасия Подъякова

Тема памяти — одна из ведущих в произведениях В.Т. Шаламова. Особое место среди них занимает стихотворение «Память скрыла столько зла…», датируемое 1951 годом [1, с. 122]. Оно входит во второй сборник «Колымских тетрадей» «Сумка почтальона». Прежде всего заострим внимание на истории создания стихотворения и обстоятельствах того времени.

Дата в автографе стихотворения, как указано в примечании [4, с. 502], поставлена самим Шаламовым. Согласно разъяснениям автора примечаний В.В. Есипова, оно могло быть создано в 1951 г., но записать его тогда, когда Шаламов, будучи заключенным, работал фельдшером в центральной лагерной больнице в поселке Дебин, где был строгий надзор, было невозможно. Зафиксировать его на бумаге Шаламов смог только в 1953 г., когда освободился и работал вольнонаемным фельдшером в Якутии, близ Оймякона. Стихотворение занесено в одну из тетрадей того периода (РГАЛИ, ф. 2596, оп. 3. ед. хр. 8, л. 9 об.).

Срок заключения Шаламова закончился в октябре 1951 г. До этого он провел в колымских лагерях на разных работах четырнадцать лет. Если брать за точку отсчета появления стихотворения 1951-й год, то нам трудно даже представить, какое это было время. И.В. Сталин был еще жив (умер 5 марта 1953 г.), созданная им система казалась незыблемой, в стране царил страх, люди (в том числе писатели и поэты) славословили вождя и остерегались говорить правду… И в это время Шаламов на Дальнем Севере размышлял о свойствах памяти — каждого человека в отдельности и общества в целом — и приходил к выводу, что память слишком боязлива и тоже подвержена всеобщему страху. Люди, всячески стараясь просто работать, восстанавливать разрушенное Великой Отечественной войной, безотчетно избегают воспоминаний о недавнем страшном прошлом, которое как будто померкло перед ужасами войны. Между тем сам Шаламов помнил все: и 1937-й год, когда он вместе с десятками тысяч невинных людей был арестован и отправлен на Колыму, и сами колымские лагеря с бесчеловечным режимом, особенно в предвоенные годы: «Сказать вслух, что работа тяжела, — достаточно для расстрела. За любое самое невинное замечание в адрес Сталина — расстрел» [2].

Можно сказать, калейдоскоп подобных страшных преступлений стоял перед глазами Шаламова, когда он писал короткое, всего из трех строф, стихотворение.

Память скрыла столько зла
Без числа и меры.
Всю-то жизнь лгала, лгала.
Нет ей больше веры.
Может, нет ни городов,
Ни садов зеленых,
И жива лишь сила льдов
И морей соленых.
Может, мир — одни снега,
Звездная дорога.
Может, мир — одна тайга
В пониманье бога.

Прежде чем перейти к анализу стихотворения, следует еще раз обратиться к автографу, предоставленному нам В.В. Есиповым. На нем видно, что третья строфа записана иначе: «Может, мир — одни снега, / Синие дороги./ И они умеют лгать, / Но не так уж много». Это первая — черновая редакция стихотворения, и третья строфа могла быть переделана в 1954–1956 гг., когда Шаламов вернулся на «материк» и работал на торфопредприятии под Москвой, где редактировал многие колымские стихи, считая их черновиками, записанными в спешке. Все это подтверждает наблюдение Шаламова: «Когда пишется стихотворение, поэт не знает, какой строкой, какой строфой, каким чувством и мыслью он кончит» [3]. Промежуточных редакций данного стихотворения не найдено, и окончательный его вариант зафиксирован в сводной машинописи «Колымских тетрадей», которые были впервые опубликованы И.П. Сиротинской в 1994 г. и затем вошли в 4-томное собрание сочинений В.Т. Шаламова. Таким образом, третья строфа, придающая стихотворению законченность и определяющая его философский смысл, появилась не сразу, в 1951-м году, а позднее, но она органично передает колымское мироощущение поэта.

Как писал Шаламов, «работа над стихом проходит несколько стадий — даже в записи, не говоря уже о том, что идет подготовка в голове; копятся впечатления, выбирается тема, генеральная тема» [3].

Генеральная тема данного стихотворения заявлена в первой строке: «Память скрыла столько зла…». Далее эта тема углубляется, расширяется, обрастая новыми многозначными смыслами. Примечательно, что Шаламов не конкретизирует понятие «зла» — оно приобретает обобщенное значение глобальной и фатальной силы (равной «силе льдов»), и это меняет и сам характер стихотворения.

Мы знаем, что всё пережитое Шаламовым на Колыме привело к перелому его сознания, и именно этот момент драматического духовного перелома мог быть запечатлен в стихотворении, которое с полным основанием можно отнести к философской лирике. Не случайно Шаламов в окончательной редакции заменил «синие дороги» на «звездную дорогу» и ввел образ Бога. В этом, вероятно, сказалось влияние М.Ю. Лермонтова, его знаменитого стихотворения «Выхожу один я на дорогу» («Ночь тиха, пустыня внемлет Богу. / И звезда с звездою говорит»).

Но с лермонтовской гармонией и философской уравновешенностью трудно согласуется тема иллюзорности, недействительности, в конце концов — абсурдности мира, присутствующая у Шаламова. Поэт сомневается в самой реальности — в существовании того, что было раньше обыденным: «…может, нет ни городов, ни садов зелёных…» Это ярко передает состояние лирического героя, оказавшегося среди «белого безмолвия» Дальнего Севера — на много лет оторванного от нормальной жизни, культуры и цивилизации. Для него нет более прежней жизни, он потерян и находится в поисках истины. Строки: «…может, мир — одни снега <…> может, мир — одна тайга…» подчеркивают мучительное одиночество поэта среди мёртвой, спящей природы. Мы понимаем, что ранее его восприятие мира было другим, а теперь жизнь разделилась на «до» и «после». Он прошёл через слишком многое и многое переосмыслил, чтобы остаться тем, кем был раньше. Духовный перелом заставил лирического героя задаваться вопросами, которые раньше его не волновали: «может, мир — одна тайга в пониманье бога» Но эти вопросы остаются открытыми. Герой — в поисках истины и, возможно, себя… «Память скрыла столько зла…» — одно из наиболее печальных, трагических стихотворений Шаламова, которые пропитаны горечью его жизненного опыта, кровью сердца.

Особое внимание читателей и исследователей обычно привлекает строка «может, мир — одна тайга в пониманье бога». Является ли она выражением религиозности поэта или, наоборот, — его неверия? Для ответа на этот сложный вопрос необходимо обратиться к текстологии. Как отмечает В.В. Есипов, Шаламов «писал слово “Бог” почти постоянно со строчной буквы, за исключением случаев, когда это отвечало религиозному образу героя (как в поэме “Аввакум в Пустозерске”). В остальных случаях он следовал, с одной стороны, советским канонам правописания (не изменившим эту норму и в 1956 г.), и, с другой стороны, строго придерживался своих атеистических взглядов, которым никогда не изменял (испытывая при этом огромное уважение к истинно верующим людям, к Христу и Евангелию и глубоко осознавая художественную роль библейских образов и символов). Следование авторскому написанию, на наш взгляд, имеет чрезвычайно большое значение: оно сохраняет не только аутентичность рукописей, но и — что гораздо более важно — дает возможность читателю понять подлинное мирочувствование поэта. Следует заметить, что механический переход на написание слова “Бог” с прописной буквы в новейших изданиях стихов Шаламова, сделанный без каких-либо комментариев, примитивизирует их художественно-философское содержание и образ лирического героя» [1, с. 476].

Мне представляется, слово «бог», написанное Шаламовым со строчной буквы (что зафиксировано в академическом издании стихов), является не символом веры автора и лирического героя, а художественным образом, олицетворяющим творца мироздания. Это не противоречит рассмотрению его стихов колымского периода (включая данное) как метафизических.

Именно такой подход заявлен в переводческой интерпретации данного стихотворения у Роберта Чандлера (а также в исследовании Леоны Токер).

Роберт Чандлер (р. 1953) — известный английский поэт, эссеист и переводчик с русского и других языков. Он перевел 18 стихотворений Шаламова, в том числе «Память скрыла столько зла…»:

Memory has veiled
much evil;
her long lies leave nothing
to believe.

There may be no cities
or green gardens;
only fields of ice
and salty oceans.

The world may be pure snow,
a starry road;
just northern forest
in the mind of God. [4]

Очевидно, что Чандлер отступает от буквального перевода и демонстрирует творческий подход к тексту. В первой строфе он опускает «без числа и меры» и «всю-то жизнь лгала, лгала», заменяя их словосочетанием «long lies» (долгая ложь).

Во второй строфе Чандлер не акцентирует внимание на «силе» («и жива лишь сила льдов»). В целом он стремится к языковому разнообразию и дает яркое описание, позволяющее читателю представлять, «видеть» то, о чем говорит Шаламов. При этом в переводе сохраняются лаконизм и точность оригинала. На мой взгляд, Чандлеру удалось передать настроение, мысли и состояние лирического героя. Особый интерес вызывают последние строки, где слово «Бог» по английской традиции пишется с большой буквы: «just northern forest / in the mind of God». Отметим, что Чандлер переводит шаламовское «в пониманье бога» как «в сознании Бога».

Леона Токер в глубокой и содержательной статье выделила три типа влияния переводчика на восприятие читателем стихов Шаламова:

«(1) переводчик выступает в качестве экзегета, толкователя загадочных строк; в таких случаях истолкование стихотворения переводчиком ограничивает возможности читательского выбора, усиливая воздействие той интерпретации, которая выделена им самим; (2) в случаях, которые можно назвать “очевидной двусмысленностью”, переводчик избирает лишь один из явных способов толкования; выбор интерпретации читателем соответственно также ограничен, но путем убавления, а не дополнения; (3) перевод представляет собой поэтическое открытие, проливает новый свет на текст, не сокращает, а, наоборот, обогащает содержащиеся в нем пласты смыслов» [5].

По мнению Токер, перевод стихотворения «Память скрыла столько зла…» представляет второй случай, когда в ситуации «очевидной двусмысленности» Чандлер сознательно ограничивает себя:

«Это стихотворение особенно тревожит читателя художественной прозы Шаламова, прозы, в которой личная память выступает историческим свидетелем. Лжет ли память? Были ли ее “города и зеленые сады” лишь иллюзией, скрывающей собственную эфемерность? Последние две строки неоднозначны. Какой генитив в них употребляется — субъектный или объектный, как в латинском выражении amor matris — любовь матери к ребенку или любовь ребенка к матери? Понимает ли Бог мир только как тайгу, закон джунглей? И если так, то не должен ли поэт, человек, странник на дороге под звездами, писать другой текст на белом листе снежного пространства? Или же, когда мы ищем какую-либо меру “пониманья Бога”, облик мира уподобляется монотонной тайге? Некоторые из этих вопросов затушеваны в переводе…» [5].

С мнением Токер трудно не согласиться. Однако «затушеванность» у Чандлера может проистекать от неоднозначности или «открытого финала» — вопроса или предположения («может…»), заключающего стихотворение Шаламова. Сама Токер пишет по этому поводу:

«Чандлер выбирает одно из возможных толкований: может ли быть, что in the mind of God (“в сознании Бога”) мир — это одна лишь тайга? После второй строки последнего четверостишия переводчик вместо точки ставит точку с запятой, чем ослабляется возможность контраста между человеческим видением мира как снежного простора, который можно пересечь, следуя за звездами, и Господним видением его как леса, обрамленного снегом и звездами. В этой печальной версии снег — незыблемая пустота, посягающая на память. Мир — это не Terra Incognita путешествия и письма, а своего рода божественная деменция, белая масса, в которой тает значение человеческой судьбы» [5].

Cама стилистика интерпретации Леоны Токер подводит нас к толкованию данного стихотворения Шаламова как метафизического. Вероятно, к этому и стремился Роберт Чандлер. Как бы то ни было, мы видим, что стихотворение «Память скрыла столько зла….» получило новую жизнь в англоязычном мире, сохранив качества оригинала, и прежде всего — глубокое философское содержание.

Научный руководитель – доктор филолог. наук, профессор Л.В. Егорова

Литература

1. Шаламов В.Т. Стихотворения и поэмы в 2 томах / Вступ. статья, сост., подг. текста и примеч. В. В. Есипова. — СПб. Издательство Пушкинского Дома ; Вита Нова, 2020. (Новая Библиотека поэта).

2. Шаламов В.Т. Как это началось. URL: https://shalamov.ru/ library/1/3.html

3. Шаламов В.Т. Кое-что о моих стихах. URL: https://shalamov.ru/library/21/34.html

4. Russian Poetry from Pushkin to Brodsky / Ed. R. Chandler, B. Dralyuk, I. Mashinski. — New York: Penguin Classics, 2014. Ввиду недоступности данного печатного издания цитируется по URL: https://ruverses.com/varlam-shalamov/memory-has-veiled-much-evil/

5. Токер Л. О переводах Робертом Чандлером поэзии Варлама Шаламова. Перевод С. Агишева // Toronto Slavic Quarterly. — № 47 (Winter 2014). URL: https://shalamov.ru/research/251/

Шаламов глазами молодых. Вологда: Сад-огород, 2021. С. 59-66.