Франциска Тун-Хоэнштайн

Варлам Шаламов — западному читателю. Архивная находка

17 января 2022 года исполняется 40 лет со дня смерти русского поэта и писателя Варлама Шаламова. Шестью циклами «Колымских рассказов» он воздвиг долговечный литературный памятник тысячам погибшим в лагерях ГУЛАГа. Юбилей дает повод обсудить не только борьбу Шаламова за литературное осмысление организованного государством массового террора против собственного населения. Новая архивная находка выносит на передний план заботу писателя о восприятии его текстов. Поскольку память о терроре и насилии была табуирована в Советском Союзе, при жизни они распространялись только в самиздате и оставались недоступны широкой советской читательской аудитории. Ему было отказано в долгожданном признании. Сейчас его произведения печатаются в России, а по случаю годовщины его смерти проводятся конференции, посвященные его литературным и жизненным достижениям.

Но требование Шаламова помнить, сохранение памяти о сталинистских преступлениях в то же время сегодня наталкивается на стремление российских властей снова стереть эту память репрессивными средствами. Недавно принятое решение Верховного суда Российской Федерации о «ликвидации» Международного историко-просветительского, благотворительного и правозащитного общества «Мемориал», которое было обосновано распространением лживого образа Советского Союза, — является лишь сигналом о политике ресталинизации[1].

«История повторяется, — таким было опасение Шаламова, — И любой расстрел тридцать седьмого года может быть повторен»[2]. Не веря, что литература в силах сделать человека лучше, он всё же пишет для того, чтобы читатель, читая его прозу «смог [сделать] свою жизнь такой, чтобы доброе что-то сделать хоть в малом [плюсе]. Человек должен что-то сделать»[3].

В молодости Шаламов примкнул к антисталинской студенческой оппозиции, за что был арестован в феврале 1929 года и приговорен к трем годам концлагерей. После освобождения он попытался восстановить связь с журналистскими и литературными кругами Москвы, но в январе 1937 года снова был арестован. Затем последовало 14 лет заключения в лагере за «контрреволюционную троцкистскую деятельность» на Колыме. Он выжил и с тех пор посвятил себя литературному анализу того, что он испытал. Освенцим, Колыма и Хиросима означали для Шаламова безвозвратный перелом, после которого встала необходимость нового взгляда на человека и на мир, пересмотра всего арсенала традиционных нарративных средств. Подлинность опыта и «крайняя степень художественности»[4] рассказываемого — между этих двух полюсов были сосредоточены художественные поиски Шаламова.

Разоблачение массового террора, начатое Хрущевым в период оттепели[5], породило надежды на возможность говорить открыто, без цензуры. Но с отставкой Хрущева осенью 1964 года робкая десталинизация снова была остановлена, и надежды Шаламова на публикацию «Колымских рассказов» в Советском Союзе не оправдались. Однако, как и другие писатели того времени, он хотел увидеть свои тексты напечатанными.

В 1965 году Шаламов познакомился с Надеждой Мандельштам, вдовой поэта Осипа Мандельштама, погибшего в ГУЛАГе. Несколько лет он был одним из её ближайших друзей, установил контакт со многими представителями художественного и политического диссидентства и нашел единомышленников, выступавших против возврата к табуизации новейшей истории.

В знак протеста против приговора писателей Андрея Синявского и Юлии Даниэля к срокам заключения в трудовых лагерях в феврале 1966 года за публикацию на Западе своих «клеветнических» и «антисоветских» произведений под псевдонимами (Абрам Терц и Николай Аржак), Шаламов написал «Письмо старому другу»[6]. Письмо, анонимно циркулировавшее в диссидентских кругах, было его последним полупубличным политическим выступлением, сохранявшим надежду на Советский Союз, в котором будет уважаться свобода совести и свобода слова. В 1966 году ничто не указывало на то, что шестью годами позже в открытом письме в «Литературную газету» Шаламов будет яростно протестовать против публикации своих рассказов в русских эмигрантских журналах. В этом письме он объявил эту публикацию антисоветской провокацией и порвал с диссидентством. К тому же он спроецировал свою антизападную позицию на 1960-е годы, хотя его отношение в то время было явно более двойственным.

«Письмо старому другу» — это призыв к моральному сопротивлению любой попытке запугивания. Однако в тексте обнаруживается поразительный пробел, учитывая его позднейший отказ от контактов с Западом. Шаламов яростно защищает право каждого писателя публиковаться под псевдонимом. Но ни слова не говорит о том, что Синявский и Даниэль опубликовали свои произведения под псевдонимами на Западе, в тамиздате. Тамиздат (собирательное название эмигрантских русскоязычных журналов и издательств) в 1960-е годы стал одной из трёх опор русской литературы, наряду с государственным книгоизданием и самиздатом. Литературные произведения, которые не могли быть напечатаны в Советском союзе, попадали на Запад из самиздата, часто без ведома их авторов, и возвращались в Советский Союз в печатном виде через тамиздат (который финансировался в том числе и западными спецслужбами).

Имеются сведения, что машинописные тексты законченных циклов «Колымских рассказов» попали на Запад с согласия Шаламова. Исследование слависта Якова Клоца из Нью-Йоркского Хантер-колледжа показало, что американский мандельштамовед Кларенс Браун в 1966 году контрабандой переправил экземпляр в США — предположительно, по дипломатическим каналам. Как отметил в своем дневнике 26 мая драматург Александр Гладков, Шаламов и Браун встретились 24 мая у Надежды Мандельштам. Переписка Брауна с главным редактором нью-йоркского русскоязычного «Нового журнала» Романом Гулем доказывает, что обширная рукопись, которая могла бы иметь взрывной эффект, о которой Браун сообщил ему в середине сентября, была рассказами Шаламова. На вопрос Брауна, не боится ли он их публикации на Западе, Шаламов якобы ответил: «Мы устали бояться…»[7].

Письменных заявлений Шаламова, подтверждающих передачу Брауну или кому-либо еще, не сохранилось. А вот в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве (РГАЛИ) есть разлинованная тетрадь, которая до сих пор не была замечена — черновики его рассказов в 1950-е и 1960-е годы были записаны в основном в таких тетрадях — с надписью «Фон». Незаметная на первый взгляд тетрадь таит в себе взрывную силу для исследований Шаламова.

Она содержит неопубликованный недатированный автограф, который, по всей видимости, является черновиком текста на обложке, в котором Шаламов представляет свои «Колымские рассказы» и себя самого как автора явно для западной аудитории[8]. Текст содержит исправления, но так и не был доработан. В первой части заглавной «Обложки», объясняются тема и замысел рассказов (рис. 1):

Рис. 1: Рукопись Варлама Шаламова. РГАЛИ. Ф. 2596. Оп. 2. Ед. хр. 120. Л. 3.

Обложка

Родившийся в 1907г. Шаламов провел 20 лет своей жизни в концентрационных лагерях Советского Союза. Сборник, который мы сейчас публикуем, содержит три серии рассказов, которые никогда не находились в обращении в своей родной стране только в форме машинописных копий.

Все они рассказывают об опыте 17 лет лагеря, которые он прожил в золотых рудниках Колымы — Магаданской.

Немедленно напрашивается сравнение со свидетельствами Солженицына и Евгении Гинзбург, тем более, что эта последняя была выслана в тот-же самый район, что и Шаламов.

Точка зрения Шаламова на лагеря радикально в корне пессимистическая. В то время как у Солженицына и даже у Евгении Гинзбург человеческое существо борется чтобы защитить свое человеческое достоинство и чаще всего этого достигает. У Шаламова лагерь лагерь постепенно снижает, спускает Человеческое, низводит его до уровня животного, убивает в нем всякое достоинство.

Затем Шаламов кратко характеризует рассказы, подчеркивая, что их «тон» носит характер «констатирования фактов» и что язык их редуцирован («ни прилагательных, ни порывов»)[9]. Во второй части, озаглавленной «Автор», Шаламов описывает себя (рис. 2):

Рис. 2: Рукопись Варлама Шаламова. РГАЛИ. Ф. 2596. Оп. 2. Ед. хр. 120. Л. 6.

Автор

Варлам Шаламов, советский поэт и прозаик родился в г. Вологде в 1907 году. Был арестован первый раз в 1929 г. и приговорен к 3 годам концентрационного лагеря.

Арестованный во второй раз в 1937 году, он провел семнадцать лет своей жизни в лагере Колымы. После своего возвращения в Москву он публикует в 1957 году первый цикл стихов «Стихи о Севере»; в 1961 г. и 1967 году две тонких книжки, вызвавшие, в частности, восхищение Пастернака[10].

Его творчество в прозе пока полностью [?] не опубликовано.

Однако, оно известно советской публике, которая ставит Шаламова в ряды лучших современных писателей рядом с Солженицыным.

Далее следует последнее, трудно читаемое предложение, которое становится понятным, если иметь в виду, что публикации в тамиздате с целью защиты авторов в Советском Союзе содержали помету о том, что они напечатаны без ведома автора. В последнем предложении у Шаламова некие «мы» подчёркивают, что по «видимо понятным соображениям» могут брать на себя ответственность только за «это издание». На этом фрагмент заканчивается.

Остается несколько вопросов и недоумение: вопреки возможному предположению, время написания текста не может быть связано с возможной передачей машинописного текста Кларенсу Брауну. Передача машинописи должна была произойти до сентября 1966 года, однако на самой тетради типографским способом обозначено, что она была напечатана только в четвертом квартале 1966 года. Ссылки на мемуары Евгении Гинзбург, изданные на Западе в 1967 году, и на его собственный сборник стихов, изданный в том же году, позволяют предположить, что черновик следует датировать не ранее, чем 1967 годом.

Вызывает недоумение прежде всего литературное соседство «Колымских рассказов». Он ставит их в один ряд со свидетельствами писателей-лагерников, чью прозу он, как известно, отвергал. Первую часть «Крутого маршрута» Евгении Гинзбург Шаламов прочитал в самиздате и в письме Солженицыну от 29 мая 1965 года пренебрежительно охарактеризовал как «журналистскую скоропись» и «претенциозную мазню» [11]. Первоначальное увлечение солженицынской прозой давно уступило место принципиальной критике содержания и формы повествования. Но здесь он прямо-таки требует сравнения с ними обоими. Он также упоминает, что на родине автора были распространены только машинописные экземпляры рассказов. Тем не менее «советская аудитория» знает, что Шаламов — один из лучших современных писателей. Как это следует понимать?

Из черновика становится явственной потребность Шаламова в признании его литературных достижений. В этот момент он потерял надежду на издание книги в Советском Союзе. Машинописные копии обеспечили ему известность в литературных (особенно диссидентских) кругах, но не могли компенсировать отсутствие общественного резонанса. С его точки зрения, это было возможно только в том случае, если «Колымские рассказы» будут изданы в виде задуманных им циклов, каждый со своим «пульсирующим ритмом повествования» [12] — и если нет иной возможности, то на Западе. Из литературных свидетельств о ГУЛАГе западные читатели знали прежде всего Солженицына и Гинзбург. Оба имени упомянуты как сигналы для западной аудитории. Однако упоминание себя в одном ряду с ними, противоречило его убеждению, что не они, а он нашел повествовательную форму, адекватную случившемуся.

Эти архивные документы не только подтверждают непреодолимую потребность Шаламова наконец-то увидеть издание «Колымских рассказов». Скорее, они документально свидетельствуют, что в 1967 году он все еще обдумывал возможность объяснить свой замысел западной читающей публике. Шаламов хотел сам задать акценты для восприятия «Колымских рассказов». Он хотел добиться, чтобы они были восприняты как форма прозы, с помощью которой он сумел выразить словами то «сотрясение», которое 20-й век «принес в литературу» [13]. По всей видимости, однако, эти фрагменты так и не попали на Запад.

Славистка Франциска Тун-Хоэнштайн — старший научный сотрудник Центра по литературным и культурным исследованиям (Берлин) и редактор немецкого издания Шаламова. Статья представляет собой фрагмент её книги «Писать жизнь. Варлам Шаламов: биография и поэтика», которая будет издана издательством «Маттес унд Зайтц Берлин» в 2022 году.

Критический комментарий В.В. Есипова и ответ на него Ф. Тун-Хоэнштайн.

Все права на распространение и использование произведений Варлама Шаламова принадлежат А.Л.Ригосику, права на все остальные материалы сайта принадлежат авторам текстов и редакции сайта shalamov.ru. Использование материалов возможно только при согласовании с редакцией ed@shalamov.ru. Сайт создан в 2008-2009 гг. на средства гранта РГНФ № 08-03-12112в.