Варлам Шаламов

Редакция Shalamov.ru

Комментарий к публикации открытого письма Петра Якира

Публикуя открытое письмо Петра Якира и сопроводительный текст Ирины Галковой, мы считаем нужным отметить следующее.

1. Данное письмо представляет собой еще один источник и еще одно свидетельство культурно-политического контекста 1970-х годов, тем оно и интересно. При всей несопоставимости фигур П.И. Якира и В.Т. Шаламова обращает на себя внимание сам жанр писем-отречений от зарубежных публикаций, которые в этот же период вынуждены были опубликовать в советской прессе Б.Ш. Окуджава, братья Стругацкие, А.А. Вознесенский, Е.А. Евтушенко, А.Т. Твардовский и другие литераторы.

2. Петр Ионович Якир на следствии в 1972-1973 гг. дал показания более чем на 200 участников диссидентского движения, более того, В. Фрид в своих воспоминаниях «58 ½. Записки лагерного придурка» утверждал, что Якир начал сотрудничать с «“органами” еще во время своего первого срока»[1]. Публичная пресс-конференция 5 сентября 1973 г. с «покаянием» Якира и Красина, фрагменты которой были показаны по телевидению, стала серьезнейшим ударом по всему диссидентскому движению. В.А. Красин в книге «Суд», изданной после его эмиграции за границей в 1983 г.[2], так характеризовал свое поведение: «Когда я был в Сибири в ссылке, я позволил себе вступить в торги с ГБ. Сейчас, глядя назад, я вижу, что этот эпизод был началом той нравственной порчи, которая предшествовала моему слому на следствии 1972-1973 гг.» И далее: «Моральная ответственность за арест Гарика [Суперфина] лежит на мне. Я убеждал его делать подлости, я подсовывал ему низкие оправдания»[3]. О поведении Петра Якира: «Петром руководил только страх».

В отличие от В.Т. Шаламова, Якир и Красин не осудили свои зарубежные публикации, но выдали КГБ на следствии и документы, и массу людей, более того, убеждали других арестованных последовать их примеру. На этом фоне набор этических претензий, которые Петр Якир бросает в публикуемом письме В.Т. Шаламову, выглядит просто-таки фарсом. В одном случае налицо прямое предательство. В другом — воля автора.

3. О причинах письма в ЛГ написано уже немало. Мы адресуем читателя прежде всего к тексту самого письма и к дневниковой записи Шаламова в связи с этим письмом [4], а также к разным исследованиям на эту тему: В.В. Есипова[5], [6]; М.В. Головизнина[7], Л. Токер[8], наконец, к воспоминаниям И.П. Сиротинской, которая была свидетелем написания Шаламовым этого письма:

«Три давления совместились в этом печальном инциденте с письмом: не печатали здесь, грозила полная немота; печатали там — жалкими кусочками, без согласия автора, “спекулируя на чужой крови”; немалую роль сыграло и раздражение против “ПЧ”, против этой истеричной и глупой публики, толкавшей его на Голгофу»[9].

В.В. Есипов исследовал связь между письмом в ЛГ и известным стихотворением Шаламова «Славянская клятва» (1973), обнаружив их тесное генетическое родство [10]. Кроме того в архиве обнаружено еще одно стихотворение, связанное с письмом в ЛГ:

«В шесть часов истекает мой ультиматум, /Клятва ночная — к шести утра. / Я прекращаю любые раскаты /Разбушевавшегося пера. / В шесть прихожу я к нормальной жизни, / Ровно, минута в минуту, в шесть, / Где все запасы сына отчизны,/ Все обязательства, жизнь и честь...».

Эти строки, как и другие записи свидетельствуют, что письмо Шаламова было абсолютно искренним, написанным на волне справедливого негодования писателя против политических спекуляций на проблематике «Колымских рассказов», развернувшихся на Западе. Следует заметить, что Шаламов никогда не считал это свое письмо «ошибкой» и, наоборот, гордился им.

4. Из разных воспоминаний известно, что письмо Шаламова в ЛГ было болезненно воспринято многими представителями интеллигенции (читавшими «КР» в самиздате и тамиздате). Однако следует отметить, что такие совершенно разные люди как Г.Г. Демидов (к тому моменту уже находившийся в ссоре с Шаламовым), Н.И. Столярова, Ф.Ф. Сучков, Ю.Л. Шрейдер не осудили автора «Колымских рассказов» и — пусть по-разному — поняли его мотивы. Зато о мнимой «сломленности» Шаламова заявил на весь мир А.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ», а также М. Геллер в парижской газете «Культура»: «И вдруг Шаламов, проведший 20 лет в лагерях, не выдержал нового нажима и сломался, изменил самому себе».[11].

5. Нельзя не сказать непосредственно о публикации письма П.И Якира Шаламову и о послесловии И.Г. Галковой в сборнике «Мемориала»[12]. Само по себе соединение имен Якира и Шаламова в одном контексте нам представляется, мягко говоря, некорректным. В послесловии И.Г. Галковой содержится еще одна [до этого уже несколько отмечалось] неточность. Автор пишет:

«Суд над Петром Якиром и Виктором Красиным, состоявшийся в августе 1973 г., и их публичное покаяние, стоившее свободы многим их бывшим соратникам, было событием слишком громким, чтобы Шаламов мог его пропустить. Однако ни в одном из его писем и ни в одной дневниковой записи (по меньшей мере в сохранившейся и опубликованной их части) нет ни малейшего упоминания о нем, как нет и возвратной рефлексии по поводу писем — своего и ответного».

Смеем разуверить уважаемого автора: рефлексия по поводу П.И.Якира и его деятельности у Шаламова была. Знаменитая фраза Шаламова, приводимая в воспоминаниях И.П. Сиротинской: «ПЧ состоит наполовину из дураков, наполовину — из стукачей, но дураков нынче мало» — непосредственно связана как раз с делом Якира!

6. Наконец, представляется крайне странным упоминание о «капитуляции» Шаламова, прозвучавшее в конце текста И.Г. Галковой. На самом деле полной и безвозвратной капитуляцией были показания на следствии Якира и Красина. Письмо Шаламова, как показывают в уже упомянутых исследованиях и В.В. Есипов, и М.В. Головизнин, и Л. Токер, а также как свидетельствует в воспоминаниях И.П. Сиротинская, носило совершенно иной характер. Называть это письмо капитуляцией или характеризовать как «покаянное» совершенно неприемлемо.

Что нам представляется необходимым: продолжение дискуссионного изучения и публикации всех источников, связанных с именем Шаламова, позволяющих пролить свет и на его биографию, и на тот культурно-политический контекст, в котором Шаламов находился на разных этапах своей трагической биографии.

Примечания