Варлам Шаламов

Любовь Колесова

Рассказ «Памяти Мухи» О. Неклюдовой в переводе Д. Рейфилда

Вниманию читателя предлагается сравнительный анализ рассказа О.С. Неклюдовой «Памяти Мухи» с его переводом на английский язык от Дональда Рейфилда.

Ольга Сергеевна Неклюдова (13.01.1909–07.06.1989) — писательница. В 1956–1966 годы была второй женой В.Т. Шаламова. Ольга Сергеевна работала журналисткой, преподавала в школе литературу, была литературным консультантом при разных издательствах и в Комиссии по работе с молодыми авторами при Союзе писателей. Начала печататься в конце 1930-х годов. Её перу принадлежат 10 книг («Я буду жить» (1947), «Повесть о школьном годе» (1953), «Наш двор» (1955), «Мой родной дом. Повесть в четырех страницах» (1961), «Три повести» (1964) и некоторые другие), а также другие прозаические произведения и стихотворения, хранящиеся в архиве [1].

Рассказ «Памяти Мухи» написан в 1965 году. Впервые опубликован в «Шаламовском сборнике» № 5 в 2017 году [2]. История повествует о том, как в ночь на 28 июля у главного героя, в лице которого мы узнаем самого Шаламова, пропадает кошка по имени Муха… Сергей Юрьевич Неклюдов (советский и российский фольклорист и востоковед, один из крупнейших специалистов по семиотике фольклора, доктор филологических наук, профессор, сын Ольги Сергеевны) писал: «Шаламов, как и многие люди, имевшие лагерный опыт, собак не любил — они напоминали ему о конвое. А кошек любил, и к Мухе был невероятно привязан» [2, с. 224].

Кошка Муха неоднократно упоминается в переписке В.Т. Шаламова и О.С. Неклюдовой; например, в письме от 19 сентября 1963 года она писала:

«Муха первые два дня тревожилась, все спрашивала о тебе. Я ей все объяснила, и она успокоилась. Много бывает дома и все больше у меня на коленях (иногда у Сережи). Рационом довольна, Сережа купил трески и мяса. Ест хорошо. Я даю ей еще сгущенное молоко с горячей водой и капельку кофе. Ей этот напиток нравится.

Первую ночь она проспала со мной и никуда не уходила и сейчас сидит около меня. Очень ласковая. Объяснила мне, зачем она ходит на чердак: там спит Рыжий» [3].

Ольга Сергеевна знала, насколько дорога Шаламову кошка, она очень тонко чувствовала его любовь к этому существу и смогла точно передать ее образ в своей повести.

Не только Неклюдова видела привязанность Шаламова к Мухе, но Ирина Павловна Сиротинская (архивист и литературовед, близкий друг В. Шаламова, правопреемник, хранитель и публикатор его наследия) упоминает об этом:

«Кроме моей подруги еще одно существо оказало мне протекцию при знакомстве с Варламом Тихоновичем. Я сначала не оценила всей важности этой рекомендации, и когда большой кот настойчиво стал тереться об мои ноги, я небрежно погладила его ногой. Тогда он вспрыгнул мне на колени и стал бодать мои руки, и я его согнала без всяких церемоний, чтоб не мешал. И удивилась, когда Варлам Тихонович растроганно сказал: “Не подходит к чужим”. Он рассказал мне о другой кошке, о кошке Мухе, которая погибла в 1965 году. “Ближе ее не было у меня существа никогда. Ближе жены...”» [4].

«Памяти Мухи» — первое произведение Неклюдовой, переведенное на английский язык. Перевод «In Memory of Fly the Cat» [5] выполнен мастером — Дональдом Рейфилдом (род. 1942), британским литературоведом, профессором русской и грузинской литературы колледжа Королевы Марии Лондонского университета. Рассказ представляется мне переводческой удачей, и я выделила для себя несколько интересных моментов. Однако заметила и некоторые неточности, и на них тоже хочется обратить внимание.

Первый момент, в точности которого я усомнилась, — использование слова «the skylights» в значении «форточки». Слово «skylight» имеет несколько значений на русском языке (верхний, потолочный свет; застеклённая крыша; световой люк; фонарь; слуховое окно), но ни одно из них не является удачным переводом, так как, судя по истории жизни Шаламова и Неклюдовой (Шаламов, разумеется, — прототип главного героя рассказа), мы знаем, что они жили в совсем крохотной квартире, где никак не могло быть застекленной крыши. С учетом того, что форточки у английских окон отсутствуют, перевод, действительно, проблематичен, и спорно, лучше ли употребить такие выражения, как «upper window», «ventilation window», или ограничиться просто словом «окно» (window).

Следующая деталь, которая показалась мне интересной, — использование выражения «a bad omen» в значении «беда»: «It occurred to him that this might well be a bad omen». В дословном переводе «a bad omen» означает «плохой знак, дурное предзнаменование». Данное словосочетание хорошо отражает передаваемый смысл текста, делает его даже более экспрессивным.

Обратим внимание и на то, что Рейфилд опускает предложение: «Икона, портрет сына его жены и другие вещи остались невредимы». Детали значимы — и факт пренебрежения этим предложением переводимого текста непонятен.

Любопытен перевод предложения «Всякие эти приезды — суетливые и кратковременные — только выводили из колеи» в исполнении Рейфилда. Переводчик использует не нейтральные слова «to bother» или «to interrupt», а идеально подходящее по контексту «to sidetrack», означающее «уводить в сторону, отвлекать от цели»: «All these visits — shortlived, but bothersome — merely sidetracked him».

Следующее предложение («Он о родных не скучал») привлекло мое внимание использованием интересного словосочетания. В русском языке есть устойчивое словосочетание «родные и близкие», и «kith and kin» является его удачным аналогом: «He didn’t miss his kith and kin».

Обращает на себя внимание и использование глагола «to get on» в значении «стареть»: «Черная и поэтому названная Мухой, она была уже не молода». Значение «стареть» у глагола не является главным, но в контексте «to get on» смотрится гармонично и уместно: «She was black, which was why she was called Fly, and she was getting on».

Как известно, английский язык является гендерно-нейтральным, в нем нет как таковых феминитивов (по сравнению с русским). В повести Неклюдова употребляет существительное женского рода, образованное от слова мужского рода, — докторша («Тогда ее возили на рентген, и докторша ежедневно приезжала с уколами пенициллина»). Рейфилд при первом упоминании заостряет внимание, что ветеринар — женщина: «They’d taken Fly for an X-ray and the lady vet had visited every day to give her an injection of penicillin». В дальнейших упоминаниях переводчик придерживается норм своего языка и употребляет «the vet».

Переведенное на английский предложение «Ей трудно было расстаться с этим последним ребенком» обращает на себя внимание тем, что Рейфилд выбирает слово «an offspring»: «Fly found it hard to be separated from her last offspring». Он использует не просто «a child» или «a son», а именно слово со значением «отпрыск, потомок», акцентируя важность этого котенка для Мухи, ее любовь к нему — последнему ребенку — потомку.

Далее хочется выделить то, как Рейфилд переводит на английский выражение «предательские залысины». Он использует прилагательное «give-away», которое — самими составляющими слова — обнажает смысл: «выдающий, выставляющий напоказ». В данном контексте оно хорошо характеризует залысины.

В предложении «– Прочь от моей кошки, — и вырвал ее из рук старух» выражение «вырвал из рук старух» Рейфилд переводит как «snatched her out of the old women’s clutches», что делает данное предложение более экспрессивным.

Отмечу интонирование в предложении «– Ваша кошечка нездорова, — сказала одна из них сладким голосом». Можно ожидать перевода «sweet voice» для «сладкого голоса», но Рейфилд поступает изящнее, выбирая «saccharine»: «“Your cat is sick,” one of them said in a saccharine voice». Сахарин — это суррогат сахара, то есть ненастоящий сахар. Используя слово «saccharine», Рейфилд акцентирует внимание на наигранности, лживости заботы старух, их показной внимательности — на самом же деле они хотят избавиться от кошки из-за ее лишая.

Известна экономность английского языка: в нем существует множество способов передать мысль кратко. В переводе предложения «В те дни, когда приезжала жена, а это бывало редко, они все-таки мазали — и Муха поправилась» Рейфилд мастерски сокращает предложение без потери смысла, и оно остается понятным и легко воспринимаемым: «On the rare days that his wife came to see him they did apply the iodine, and Fly recovered».

Предложение «Ее все равно убьют» переведено на английский таким образом, что у читателя не остается сомнений в тщетности попыток спасти кошку от недоброжелателей: «She’s going to be killed, whatever you do». Последняя часть предложения «whatever you do» (что бы ты ни делал) добавляет экспрессии и обостряет чувство безнадежности.

Однако следующее предложение Рейфилд перевел, частично потеряв смысл: «Человек надменно отклонил предложение». Наречие «надменно» важно, но переводчик упускает его: «The offer was refused». Хозяин Мухи считал себя авторитетом среди соседей, верил в то, что вызывал у них уважение и страх. Можно было бы добавить лишь одно слово (скорее «loftily», чем «arrogantly»), которое бы передало мысль Неклюдовой.

В настоящее время английский язык бурно развивается, и для удобства англоговорящие начинают избегать некоторых грамматических правил. В разговорной речи можно встретить употребление простого будущего времени (Future Simple) c 1-м лицом единственного и множественного числа со вспомогательным глаголом «will». Однако, если следовать правилу, здесь необходимо употребление «shall», и Рейфилд переводит предложение «Пока не увижу, не поверю» именно с использованием этого вспомогательного глагола: «I shan’t believe you until I see her».

В переводе предложения «Голова ее была прострелена, потускневшая шкурка в земле» удачен оборот, использованный Рейфилдом: «She had been shot in the head, and the earth had taken the shine out of her fur». Невозможный на английском ласкательный суффикс («шкурка») компенсирован возвышенностью, поэтичностью оборота, связанного с «землей, лишившей ее мех/шкурку блеска».

Предложение «Он пробыл около нее этот день» Рейфилд обыгрывает таким образом, будто герой провел день не просто около Мухи, а был в ее обществе — был с нею: «He spent that day with her». Этот тонкий выбор на грани между «около нее» и «с нею» трогает читателя.

Переводя предложение «И от страха: она думала, что несчастья еще не кончились, что это только начало, что семья ее будет разбита, а дом — разрушен», Рейфилд добавляет от себя несколько слов, будто нагнетая ситуацию: «She also wept for fear: she thought that this was not the end, that it was just the beginning, that the misfortunes hadn’t stopped coming, that this was only the start, that the family would fall apart and their home would be destroyed».

Добавления «she also wept for fear» и «this was not the end» придают предложению большую трагичность: вновь появляется чувство безнадежности, отчаяния, ведь все станет намного хуже того, что было.

Рассказ Ольги Сергеевны Неклюдовой печален, в нем ощущается безграничная любовь героя к кошке. И поскольку речь идет о Шаламове, нельзя не упомянуть и его стихотворения, из которого мы понимаем роль Мухи в его жизни:

Выщербленная лира,
Кошачья колыбель, —
Это моя квартира,
Шиллеровская щель.

Здесь нашу честь и место
В мире людей и зверей
Обороняем вместе
С черною кошкой моей.

Кошке — фанерный ящик,
Мне — колченогий стол.
Кровью стихов настоящих
Густо обрызган пол..

Кошка по имени Муха
Точит карандаши,
Вся — напряженье слуха
В темной квартирной тиши.

(1964)

Опубликовав это стихотворение в 2-томнике серии «Новая библиотека поэта», В.В. Есипов в комментарии напоминает, что после гибели Мухи летом 1965 года Шаламов записал в дневнике: «Я стал одиноким» [6]. Приводит он и комментарий к стихотворению самого поэта: «Написано в 1964 году в Москве. Домашние животные входят в мир человека — таково мое давнее, давнее убеждение, выросшее в самом раннем детстве» [6].

Варлам Тихонович с детства любил животных и никогда не поднимал на них руки.

«Я горжусь, что за всю свою жизнь я не убил своей рукой ни одного живого существа, особенно из животного мира. Я не разорил ни одного птичьего гнезда, не умел стрелять из рогатки, не держал в руках охотничьего ружья и иного оружия. Это привело меня к глубокому конфликту с моей семьей, отдалило от отца и сделало, как ни странно, безрелигиозным»,

— писал он (цит. по: https://shalamov.ru/library/28/).

В «Четвертой Вологде» он отмечал, что в его «детском христианстве животные занимали место впереди людей». В письме Н.Я. Мандельштам в августе 1965 г., после убийства Мухи, Шаламов писал:

«Животные безусловно входят в мир людей, облагораживают этот мир и понимают гораздо больше, чем думали Павлов и Дуров. Животных делают из лучшего материала, чем человека, и они много вносят в нашу жизнь добра, неизмеримо больше душевного здоровья, чем пресловутый “зеленый друг”» (цит. по: https://shalamov.ru/library/24/36.html).

Убеждение в том, что «животных делают из лучшего материала, чем человека» стало, может быть, важнейшей частью философии Шаламова после его пребывания на Колыме, где он увидел множество случаев моральной деградации людей и отразил это в своих рассказах. В рассказе «Памяти Мухи» дан только один намек на лагерную биографию героя:

«Ему дали лопату. Он копал, плача и бранясь, и ему вспомнилось то далекое и одновременно близкое, навсегда прислоненное к нему вплотную прошлое, в котором, вот как теперь, лопатой, тяжело преодолевающей сопротивление земли, он копал могилы».

Юстына Тыменецка-Суханек в работе, посвященной экоэтическим проблемам, отмечает:

«Известно, с какой горечью и экзальтацией писатель переживал гибель (убийство людьми) своей Мухи: многим казалась неестественной столь эмоциональная его реакция, в ней находили некую болезненную сентиментальность. Однако для Шаламова это было еще одним доказательством того, что природа людей слишком жестока» [7].

К сожалению, немногим удаётся понять те переживания за свою любимую кошку, какие испытывал писатель, и понять их глубинные причины.

Что касается перевода Дональда Рейфилда, то я считаю его удачным, в том числе и благодаря деликатному обнажению экспрессивности в английской интерпретации.

Научный руководитель — доктор филолог. наук, профессор Л.В. Егорова

Литература

1. Авторский каталог: Ольга Неклюдова. URL: https://shalamov.ru/authors/213.html

2. Неклюдова Ольга. Два рассказа: «Освобождение» и «Памяти Мухи» // Шаламовский сборник. Вып. 5. Вологда, Новосибирск: Common place, 2017. С. 221–245. URL: https://shalamov.ru/memory/326/

3. Переписка Шаламова с Неклюдовой О.С. URL: https://shalamov.ru/library/24/12.html

4. Сиротинская И.П. Мой друг Варлам Шаламов. — Москва, 2006. — С. 6–167. URL: https://shalamov.ru/memory/37/

5. Nekliudova O. In Memory of Fly the Cat // New Statesman. — 20–26 сентября 2019. — C. 82–83. URL: https://drive.google.com/file/d/1Kixfxkrd2-VIUdlsDR6_KuD2mW55qGY3/view?usp=sharing

6. Шаламов В.Т. Стихотворения и поэмы: в 2 томах / Вступ. статья, составление, подготовка текста и примечания В.В. Есипова. — СПб.: Издательство Пушкинского Дома; Вита Нова, 2020. — Т. 2. — С. 500.

7.Тыменецка-Суханек Юстына. Шаламов в контексте экоэтических проблем и поисков // «Закон сопротивления распаду». Особенности прозы и поэзии Варлама Шаламова и их восприятие в начале XXI века. Сборник научных трудов. Составители: Лукаш Бабка, Сергей Соловьёв, Валерий Есипов, Ян Махонин. — Прага, Москва, 2017. — С. 397–405. URL: https://shalamov.ru/research/407/

There was a thunderstorm that night at the end of July. Both the skylights in the big room, which was both his wife’s room and their common living room, had been left wide open. The armchair by the table was soaked; the wind had ripped the portraits of grandmother and grandfather off the wall. The glass was shattered, and the ancient decrepit frames had fallen apart. Grandfather and grandmother were still intact, but, deprived of those black slatted frames, they seemed to have lost their old-fashioned charm and their place in this room and in the building. What could be done with them? He swept up the bits of glass and frame, and leant the portraits against the back of the sofa over which they had hung. В ту предавгустовскую ночь была гроза. Обе форточки в большой комнате, которая была комнатой его жены и одновременно общей гостиной, были настежь. Дождь залил кресло у стола, ветер сорвал со стены портреты бабки и деда. Стекла разбились, дряхлые старинные рамы рассыпались. Дед и бабка остались невредимы, но без этих черных багетовых рам они, казалось, потеряли свою старомодную прелесть и место свое в этой комнате и в доме. Что было с ними делать? Он собрал стекла и кусочки рам, портреты оставил на диване, над которым они висели, прислонил к спинке.
The two of them now looked as if they had come back from the next world to sit on a low-backed divan in this world. It occurred to him that this might well be a bad omen. At least the mirror hanging between the windows had not been smashed. It happened on the night that the cat vanished. Теперь они будто бы сидели, вернувшись с того света, на этом современном, с низкой спинкой диване. Он подумал, что это, может быть, к беде. Хорошо еще, не разбилось зеркало, висевшее меж окон. Икона, портрет сына его жены и другие вещи остались невредимы. Это было в ночь, когда исчезла кошка.
They had lived here, just the two of them, since spring. His family was in the country. Occasionally he felt lonely and hurt because he was alone and had very few visits, but more often than not he was happy. He could work better like this. All these visits – shortlived, but bothersome – merely sidetracked him. He didn’t miss his kith and kin. He had with him the creature closest to his heart, the cat. She was black, which was why she was called Fly, and she was getting on. She was nearly nine. Здесь жили они вдвоем с весны. Семья на даче. Подчас ему было одиноко и обидно, что он здесь один и его редко навещают, но чаще он был доволен. Так ему лучше работалось. Всякие эти приезды – суетливые и кратковременные – только выводили из колеи. Он о родных не скучал. Самое близкое ему существо – кошка была с ним. Черная и поэтому названная Мухой, она была уже не молода. Девятый год.
Fly had been ill the whole year so far, and each new illness seemed to bring her nearer to a final catastrophe. She had a litter that went badly; then she pierced her paw when she was making her way along the fence which the old lady next door had topped off with barbed wire to protect her «front garden”. They’d taken Fly for an X-ray and the lady vet had visited every day to give her an injection of penicillin. The wound developed a fistula which had to be painfully and slowly probed, but Fly understood she was being given treatment and took a liking to the vet. The paw healed and Fly went off again and had two kittens. One died of distemper; the other, Grisha, her favourite, was sent to live in the country. Fly found it hard to be separated from her last offspring. She had loved him for a long time. Весь этот год Муха болела, и каждая из болезней, казалось, приближала ее к катастрофе. Неблагополучные роды, потом лапа, которую она насквозь проткнула, когда пробиралась по забору, огораживающему «личный» палисадник старухи соседки, обмотанный колючей проволокой. Тогда ее возили на рентген, и докторша ежедневно приезжала с уколами пенициллина. Обкалывали лапу вокруг образовавшегося свища долго и очень больно, но Муха понимала, что ее лечат, и привязалась к докторше. Лапа зажила, Муха гуляла опять и родила двух: один погиб от чумки, другой – любимый Гришка – рос на даче. Ей трудно было расстаться с этим последним ребенком. Она долго любила его.
Later, someone set a dog on her, and she was no longer strong enough to defend herself or to run away. The dog bit her ears and neck. That brought her very near to death. Потом на нее натравили собаку, а она была уже не так сильна, чтобы защищаться или убегать. Собака покусала ей уши и шею. Тогда она очень близка была к гибели.
Finally came a fungal skin infection. Her fur was all patches and bald spots, such an unpleasant sight that everybody avoided her. Наконец лишаи. Она ходила вся в пятнах, в залысинах, такая безобразная, и все избегали ее.
The woman next door had hammered nails around the edges of her kitchen table to stop people using the telephone from leaning on the table, so that, if they did, they would stab themselves in the hand or the elbow. Fly, however, kept leaping on to the table, avoiding the nails. Once, when Fly’s owner was away, the neighbour and the old women she called her friends put on their glasses and examined Fly’s give-away bald patches. They clasped their hands in horror: «Mange! It might be ringworm! My God! We’ve got to get rid of her! Соседка набила гвозди по краям своего кухонного стола, чтобы люди, разговаривающие по телефону, на него не облокачивались, а уж если облокотятся, то пронзят себе ладонь или локоть. Муха все-таки вскакивала на этот стол, минуя гвозди. Однажды в отсутствие хозяина, соседка и ее старушки-подружки, надев очки, разглядели ее предательские залысины и в ужасе всплеснула руками:
– Лишай! Может быть, стригущий! Боже мой! От нее надо избавиться!
That was when her owner came back. He yelled, «Get away from my cat,» and snatched her out of the old women’s clutches. «Your cat is sick,» one of them said in a saccharine voice. «I reckon she has mange, mange! It’s dangerous!»
«Rubbish,» he shouted. «There’s no sign of mange!»		 И в этот момент вернулся хозяин. Он закричал:
– Прочь от моей кошки, – и вырвал ее из рук старух.
– Ваша кошечка нездорова, – сказала одна из них сладким голосом.
– По-моему, лишай у нее, лишай! Это опасно!
– Вздор! – Закричал он. – Никаких лишаев!
He went to his room, cursing and clutching Fly. She had to be anointed with iodine, and he tried to do so, but couldn’t manage on his own. On the rare days that his wife came to see him they did apply the iodine, and Fly recovered. Он ушел в комнату, бранясь и прижимая к себе Муху. Ее надо было мазать йодом, и он пытался делать это, но не справиться было одному. В те дни, когда приезжала жена, а это бывало редко, они все-таки мазали – и Муха поправилась.
Soon after that came the first attempt on her life. At night, when she was wandering outside, someone lashed her back with a whip. Вскоре было совершено первое покушение. Ночью, когда она гуляла, кто-то ударил ее плетью по спине.
At five in the morning her owner, badly worried, came out to look for her. Almost on the verge of death, she crawled up to him on her belly. She recovered once more, but miscarried, since her kittens had been killed in her womb. В пять часов утра перепуганный хозяин вышел ее искать. Она ползла к нему на животе, почти умирающая. И снова она поправилась, только выкинула котят, потому что их убили во чреве ее.
His wife came and told Fly’s owner, «She’s going to be killed, whatever you do. It will be the same as happened to Liza. You’d better bring her to the country, or I’ll take her myself.» Приехала жена. Она сказала хозяину:
– Ее все равно убьют. Будет то же, что с Лизой. Лучше приезжай с ней на дачу, или я сама увезу ее.
The offer was refused. Fly’s owner believed he was all-powerful and that the neighbours regarded him with respect and a certain amount of fear. He believed that these people, who despised animals and anyone who looked after them, respected his affection for Fly. She had lived here for eight years, very much loved until the old women saw her fungal infection. That was when a decision to kill her was taken and an attempt was made, but Fly recovered after a time. Человек надменно отклонил предложение. Он верил в свое всемогущество и в то, что вызывает у соседей уважение и некоторый страх. Казалось, эти люди, презирающие животных и тех, кто им покровительствовал, уважали его привязанность к Мухе. Она прожила здесь восемь лет, горячо любимая, пока старухи не разглядели ее лишаев. Тогда ее решено было убить, и покушение произошло, но снова Муха через некоторое время оправилась.
Fly disappeared on the night of 28 July.
When the storm came, when grandfather and grandmother fell off the wall, when he had an absurd and degrading dream, when his wife dreamed of her relatives, missed them badly and heard their voices. Fly’s owner woke up and couldn’t find her anywhere. Mad with grief, he rushed to the veterinary clinic, to see the vet who had treated Fly. Had she been taken there? Had she met her end during a roundup of strays?		 Муха исчезла в ночь на двадцать восьмое. Когда была буря, когда упали со стен дед и бабушка, когда ему снилось что-то нелепое и позорное; когда жена его видела во сне своих родных и, тоскуя по ним, слышала их голоса. Человек, проснувшись, не нашел ее нигде. Безумный от горя, он кинулся в ветеринарную поликлинику, к врачу, лечившему Муху. Не приносили ли ее туда? Не погибла ли она при облаве?
«There haven’t been any round-ups,» — said the vet who had treated Fly. But he felt that she knew something. She was not just a local vet now, she was in charge of the clinic: she advised him to go to the morgue. To have a look at the place where they kept cats found in the street for three days. The cats were killed on the fourth day if nobody came to pick them up: he went there. Among the small creatures whose life was to be terminated in gas chambers, painfully and without good cause, there were infants. The condemned were kept in boxes as restrictive as picture frames… The spectacle was unbearable for anyone with the slightest hint of compassion, and he found it hard to endure. Fly wasn’t there. But she wasn’t among the corpses, either. – Никаких облав не было, – сказала докторша, лечившая Муху, но ему показалось, что она что-то знает. Докторша – теперь она была не просто участковым врачом, но заведующей поликлиникой – посоветовала съездить в морг. Поискать там, где содержатся по три дня кошки, пойманные на улице. Их убивают на четвертый, если никто за ними не придет, и он побывал там. Среди этих маленьких созданий, чья жизнь должна была – мучительно и без вины – прерваться в газовых камерах, были и дети. Смертники находились в тесных, как рамы, ящиках... Зрелище это было нестерпимо всякому, имеющему хоть ничтожную долю сострадания, и он вынес его с трудом. Мухи здесь не оказалось. Не оказалось ее и среди мертвых.
He went home with the faint hope that she had just wandered off, as she had previously: then he saw close to the house a workman digging a trench for the water pipes. He had seen him in the morning, but hadn’t thought to ask him. Now he approached, and the workman turned to face him.
«I buried a black cat here.»		 Возвращаясь с некоторой надеждой, что она, как прежде это бывало, загулялась, человек увидел возле дома рабочего, роющего траншеи для водопроводных труб. Он видел его и утром, но ни о чем не спросил. Теперь подошел. Рабочий обернулся:
– Черную кошку я зарыл здесь.
Fly’s owner felt fear, and then could take no more. «I shan’t believe you until I see her. Dig her up.»
«I’m not going to. Honestly, there’s no point.»
Another workman came out of the boiler room. «Is it the cat? It’s buried over there. You dig if you want to, old man.»		 И человеку стало страшно. Стало нестерпимо.
– Пока не увижу, не поверю. Отройте.
– Не стану. Честное слово, ни к чему.
Из котельной вышел другой:
– Кошку, что ли? Вон там она зарыта. Сам копай, дед.
He was handed a spade. Weeping and cursing, he dug, and he remembered the past, distant and at the same time close, always pressing on him, a time when he used a spade to fight and overcome the earth’s resistance, when he dug graves… Ему дали лопату. Он копал, плача и бранясь, и ему вспомнилось то далекое и одновременно близкое, навсегда прислоненное к нему вплотную прошлое, в котором, вот как теперь, лопатой, тяжело преодолевающей сопротивление земли, он копал могилы...
Cursing and weeping, he went on digging. The boiler-room workmen and the man who’d been digging the trench for the water pipes looked on. At first they were laughing. Then they tried to talk him out of it. Finally, when the hole was about half a metre deep, they showed him the exact place where Fly had been buried. He gave them enough money for a halflitre bottle of vodka, and they dug Fly up. The man he had first talked to did the digging. This man was amazed, he felt sorry, he felt indignant, but he sympathised. Had he wanted to, Fly’s owner could have found out whose hand had done this. But he asked no questions, because he was afraid what he might do. Finally a small black head was visible… Бранясь и плача, он копал. На него смотрели рабочие из котельной и тот, кто копал траншею для водопроводных труб. Сначала они смеялись. Потом уговаривали. И наконец, когда яма была с полметра глубины, указали ему место, где действительно была зарыта Муха. Он вынес им денег на пол-литра, и они откопали ее. Копал тот, с которым он говорил прежде. Удивляясь, жалея, негодуя и все же сочувствуя. Если бы захотел, он мог узнать бы, чья же это все-таки рука! Но он не стал расспрашивать, боясь самого себя. Наконец показалась маленькая черная головка...
Holding Fly in his arms, he went into the building. She had been shot in the head, and the earth had taken the shine out of her fur. He laid her on his bed and sat on the floor next to her, weeping… He spent that day with her. He wept and remembered everything from the very beginning, when she first appeared in their house, a little black kitten, caught around the garbage tip. Держа Муху на руках, человек ушел в дом. Голова ее была прострелена, потускневшая шкурка в земле. Он положил ее на свою постель и сел возле нее на пол, плача... Он пробыл около нее этот день. Плакал и вспоминал все сначала, с тех пор как появилась она у них в доме – маленький черный отенок, пойманный возле помойки.
By the time his wife came back from the country, Fly had been buried and everything was tidied up, but grandmother and grandfather were still sitting on the sofa, framed now in cardboard that was yellow with age. Когда жена вернулась с дачи, Муха была похоронена и убран беспорядок, но бабушка и дед все еще сидели на диване в обрамлении желтого от старости картона.
His wife wept for Fly, for the cat’s violent death, for her own inability to punish the killer. She wept because her husband had lost the creature closest to him and would now be even more lonely and isolated. She also wept for fear: she thought that this was not the end, that it was just the beginning, that the misfortunes hadn’t stopped coming, that this was only the start, that the family would fall apart and their home would be destroyed. Жена плакала о Мухе, о насильственной ее смерти и своем бессилии наказать убийцу. О том, что муж ее потерял самое близкое существо и теперь будет еще более одинок и обособлен. И от страха: она думала, что несчастья еще не кончились, что это только начало, что семья ее будет разбита, а дом – разрушен.
Fly’s owner stood in silence, thinking of his unforgotten past, where neither life nor death had any value… Человек стоял молча, думая о своем незабытом прошлом, где жизнь и смерть равно не имели цены…
Вологда: Сад-огород, 2021. С. 128-144.