Варлам Шаламов

Натаниэль Голден

«Колымские рассказы» Варлама Шаламова: формалистский анализ

Реферат книги Golden, Nathaniel. Varlam Shalamov's Kolyma Tales a Formalist Analysis. Editions Rodopi B.V., Amsterdam – New York, NY 2004.
Реферат подготовлен Дарьей Лапшиной.

Первые представители формалистической школы при анализе художественного произведения уделяли бóльшее внимание его форме, нежели содержанию. Отправной точкой явились исследования А. А. Потебни и А. Н. Веселовского о языке и фольклоре. Так, процесс превращения слова в метафору стал объектом научного интереса для В. Я. Проппа, который хоть официально и не примыкал к формализму, но внес огромный вклад в развитие этого течения. Изучая сказки, Пропп обнаружил, что определенные типы сюжетных построений встречаются всегда и везде, в любую историческую эпоху.

Разработки Проппа в дальнейшем послужили и неоформалистам: в 1970 году группа британских славистов решила возродить применявшиеся ранее формалистические методы, избрав для своего структурного анализа малые литературные формы. В частности, эффективность данного подхода показала работа Л. М. О'Тула, предметом изучения которой явился «Студент» Чехова. Свою методику О'Тул описал в труде «Строение, слог и прочтение русского рассказа»[1] – именно на эту работу опирается в своем анализе Натаниэль Голден. Следует отметить, что, в отличие от ранних формалистов, исследователь «Колымских рассказов» как раз пытается показать тесную взаимосвязь между самими рассказами и той средой, в которой они возникли.

Система О'Тула подразумевает использование шести отдельных уровней: строй повествования, точка зрения, фабула, сюжет, создание образа, окружающая обстановка. К отдельно взятому рассказу применяются все уровни, но один из них непременно должен быть основным, а остальные — вспомогательными. Благодаря малой форме анализируемого произведения риск выбрать неверный основной уровень сокращается. Однако данная система, по мнению Голдена, обширна и не лишена элементов структурализма. Используя ее в качестве «скелета» для своей работы, он делает это не без оговорок. Во-первых, объединяет в один уровень фабулу и сюжет, во-вторых, поскольку именно изучаемый текст диктует методику, а не наоборот, Голден привлекает к анализу дополнительные источники: например, работы Леоны Токер[2] и Лоры Клайн[3], «Природу повествования» Скоулза и Келлога[4], теорию времени Шукмана[5].

Необходимо упомянуть и об особенностях, которые могут быть интересны именно российскому читателю: автору исследования не чуждо использование моделей, принятых в русском литературоведении, обращение к русскому фольклору, он также ориентирован на поиски межтекстовых связей (иначе называемых интертекстуальными) и библейских аллюзий.

Итак, для анализа Голден выбрал одиннадцать рассказов Варлама Шаламова. Книга состоит из пяти глав, в каждой их которых два-три рассказа рассматриваются сквозь призму основного и вспомогательного уровней. Например, как объясняет автор исследования, строй повествования рассказа «Поезд» анализируется с помощью следующих вспомогательных уровней: точка зрения, фабула и сюжет, создание образа, окружающая обстановка. Такой метод позволяет читателю составить четкое представление о построении рассказа и о том, как один уровень влияет на другой.

Соответствие уровней выбранным рассказам следующее: строй повествования рассматривается с помощью рассказов «Заговор юристов» и «Поезд», точка зрения – «Одиночный замер», «Ягоды» и «Тишина», фабула и сюжет – «Сентенция» и «Кусок мяса», создание образа – «Ночью» и «Последний бой майора Пугачева», окружающая обстановка – «По лендлизу» и «Укрощая огонь».

В первой главе, посвященной строю повествования, анализируются рассказы, лейтмотивом которых является путешествие, в связи с чем автор исследования упоминает теорию Проппа о том, что в сказках постоянно присутствует мотив странствия героя в неизвестность. В «Заговоре юристов» и «Поезде» строй повествования общий, но используется по-разному. В первом случае доминирующими являются темы страха и неизбежности наказания, правда и вымысел сплелись настолько, что простое линейное развитие событий в атмосфере секретности и иллюзорности дезориентирует человека. Окружающая действительность динамична и напоминает Голдену условия, в которых, по М. М. Бахтину, путешествовали герои греческого авантюрного романа. Автор исследования уделяет особое внимание метафорам (например, в именах собственных — Атлас, Смертин) и символике: темнота символизирует одиночество человека (в том числе и в смерти), а дом, по Ван Бааку[6], является воплощением того, что противостоит внешнему хаосу. Теория последнего также использована Голденом во втором рассказе, с той лишь разницей, что в качестве дома и микрокосма там выступает поезд — герой боится опоздать, пропустить его. Строй повествования в «Поезде» основан на той борьбе, которая происходит внутри героя — без его душевных переживаний это была бы просто поездка. Данное путешествие рассматривается как физическое и психологическое, связанное со свободной волей и возможностью воскрешения героя. Если в «Заговоре юристов» читатель наблюдал динамику, то здесь, наоборот, статику, поскольку цель путешествия известна — бóльшее внимание уделяется не его причине, но тому, как оно происходит. Так, например, полки в вагоне символизируют иерархию общества, а билет на поезд — аллюзия на причастную облатку, дарующую избавление и спасение души.

Во второй главе рассматривается та категория, которая является решающей в построении рассказов Шаламова. Если строй повествования — отражение темы, то точка зрения — нечто среднее между мимесисом и диегезисом. Авторский голос является точной копией изможденного и безразличного героя — это отражает сам тон и настроение текстов. Шаламов почти никогда не выступает в роли всеведущего рассказчика, не проповедует, не комментирует. Его мнение о персонажах основано на инстинкте, на языке тела – он не читает их мысли, только предугадывает. Точка зрения — это не просто голос, но средство для определения траектории рассказа. «Одиночный замер», «Ягоды», «Тишина» — все это рассказы о человеческой смерти, но повествовательный ракурс, используемый Шаламовым, во всех трех случаях различен. Если нельзя постичь массовые смерти, то смерть отдельного человека для автора «Колымских рассказов» — трагедия. В смерть заключенного всегда вовлечены окружающие персонажи — читатель смотрит на них поочередно, но с точки зрения автора-наблюдателя (это создает эффект «камеры», позволяющей увидеть окружающее с разных ракурсов). Автор исследования проводит библейские параллели, сравнивая героя «Одиночного замера» и воскресшего на третий день Христа. В рассказе «Ягоды» Натаниэль Голден усматривает межтекстовые связи, объединяя «переступивших черту» Рыбакова и Раскольникова, а также утверждает противопоставление Шаламов — Солженицын, заявленное еще в начале работы.

Целью третьей главы является демонстрация взаимодействия главной мысли рассказа и формы, в которой она воплощается. В соответствии с традиционной теорией формализма лейтмотив — это фабула, а форма — сюжет (что оспаривается некоторыми исследователями, применяющими понятия «время повествования» и «время события»). В рассказах «Сентенция» и «Кусок мяса» отражены два пути представления фабулы и сюжета (а также времени и повествовательной перспективы), а в целом показано отношение Шаламова к памяти. Память необходима человеку, но в лагере важна лишь память инстинктивная, а роскошь воспоминаний опасна и будет доступна лишь гораздо позже — это физиологическая реакция организма на то давление, которому подвергается психика заключенного. В данной главе интересна также трактовка Голденом образа снегиря из рассказа «Сентенция», а также параллели, которые он проводит между героем комедии «Сон в летнюю ночь» Паком и героем рассказа «Кусок мяса», в целом усматривая в произведении Шаламова шекспировскую иронию.

Говоря в четвертой главе о чисто структуралистском подходе, Голден упоминает о том, что существуют различные пути идентификации типов персонажей и их категоризации. Однако существует и такое мнение (которое высказывает М. Мадрик[7]), что все персонажи — лишь часть образов и событий текста. Сам Голден при анализе образа пользуется следующими ключевыми понятиями: значение имени, данного персонажу автором, описание физических качеств героя, описание места, в котором он находится, а также его психологические характеристики, его биография, действия и речь. Шаламов стремится сделать персонажи человечными, с той лишь оговоркой, что это человечность ГУЛАГа. Если события рассказа «Ночью» воплощают изменчивость морали, то персонажи рассказа «Последний бой майора Пугачева» символизируют бунт и могут ассоциироваться как с фольклорным героем Проппа, так и с героями греческого эпоса, описанными Бахтиным. Интересен тот факт, что оба рассказа, по мнению Натаниэля Голдена, имеют ярко направленную интертекстуальность. Персонажи рассказа «Ночью» Глебов и Багрецов имеют параллели с тургеневскими героями: Хорь и Калиныч, Гамлет и Дон Кихот. Этот же рассказ (точнее, такая деталь, как палец ноги) наводит исследователя на мысль о «Шинели» Гоголя. В рассказе «Последний бой майора Пугачева» Голден прослеживает очевидную связь с героем Пушкина и русским фольклором.

Современное литературоведение основное внимание уделяет строю повествования, точке зрения, сюжету и часто пренебрежительно относится к анализу окружающей обстановки, которому посвящена заключительная глава исследования Натаниэля Голдена. Последний же считает, что окружающая обстановка выполняет решающую функцию в любой работе, зачастую выходя за ее пределы. Основываясь на системе О'Тула, для данного анализа он выбрал следующие главные признаки: информативность, нравственная подоплека, структурность, символичность. Мир, увиденный глазами зэка, очень ограничен, и Шаламов создает такие условия, в которых читатель сам будет искать смысл, а не ждать от автора прямых ответов или даже подсказок. Огромное внимание автор уделяет позиции героя не только в рамках рассказа, но и в рамках отдельной сцены. Окружающий мир выступает и в роли декорации, и в качестве элемента сюжета. В лагере погода и окружающая среда не прощают пренебрежительного к ним отношения и убивают человека. Шаламов часто использует антиподные пары. Так, в рассказе «Укрощая огонь» грибы и мнимые змеи представляют рай, лагерь — преисподнюю: между ними река и лодка, эти извечные символы границы между мирами.

Цель работы Натаниэля Голдена — показать сложность и глубину каждого из выбранных им рассказов. Из самого ужасного жизненного опыта Шаламов создает подлинное искусство, а его точность позволяет читателю самому погрузиться в мир ГУЛАГа, увидеть его своими глазами. Голден также видит в авторе «Колымских рассказов» оппозицию Солженицыну, вслед за Дж. Глэдом [8] утверждая, что свидетельства Шаламова — главный документ той эпохи, и все попытки его дискредитировать обречены на неудачу.

Строй повествования в «Заговоре юристов» и «Поезде» помогает лучше понять бессмысленность и опасность жизни героя. Читатель знает только то, что знает сам главный герой, отсюда и ощущение близкой смерти, и «избегание» наказания. Читатель лучше понимает внутреннюю жизнь лагеря, которой не касается прогресс и перспективы которой во всех смыслах ограничены. Идея Шаламова заключается в том, что в предсмертном состоянии все люди становятся похожими, но через рассказы можно преодолеть близость смерти.

Из-за постоянной дезориентации, в которой находится заключенный, важно не линейно изложить события, а просто воссоздать факты. При отсутствии памяти человек опускается до уровня животного: слова и мысли исчезают первыми и появляются последними — это душевное состояние обуславливает восприятие заключенного и ограничивает рамки сюжета, который включает также исторический, социальный и политический контекст. Так, в «Последнем бое майора Пугачева» автор говорит о массовом психозе, который распространился от Кремля до самых далеких окраин страны.

Стойкое желание Варлама Шаламова заключалось в том, чтобы образ ГУЛАГа продолжал оставаться в истории — так же, как он остался в его сердце. Формальные приемы обеспечивают это: краткость рассказов позволяет провести детальный анализ на всех уровнях, а использование основного и вспомогательного уровней дают нам возможность близкого прочтения — это особенно важно, учитывая, что сам Шаламов в рассказах дистанцировался от событий и от себя-автора, используя многообразные повествовательные и текстуальные приемы.

Реферат выполнен при поддержке РГНФ, грант №08-03-12112в.


Примечания

  • 1. L. M. O'Toole. Structure, Style and Interpretation in the Russian Short Story, New Haven & London: Yale University Press, 1982
  • 2. Toker, Leona. A Tale Untold: Varlam Shalamov's A Day Off. Studies in Short Fiction 28, no. 1 (Winter 1991). pp. 1-8; Toker, Leona. Stories from Kolyma: The Sense of History, Hebrew University Studies in Literature and the Arts 17, 1989, pp. 188-220; Toker, Leona. Toward a Poetics of Documentary Prose — From the Perspective of Gulag Testimonies. Poetics Today 18, no. 2 (Summer 1997). p. 187-221
  • 3. Kline, Laura. PhD. Dissertation, Novaja Proza: Varlam Shalamov's Kolymskie Rasskazy, University of Michigan, 1998.
  • 4. Scholes, R. & Kellogg, R. The Nature of Narrative, Oxford: Oxford University Press, 1971
  • 5. Shukman, A., The Russian Short Story, Theory, Analysis, Interpretation, Essays in Poetics, II, 2, September 1977, pp. 27-95
  • 6. Van Baak, Joost. The House in Russian Avant-garde Prose: Chronotope and Archetype, Essays in Poetics, XV, 1, 1990, pp. 1-16
  • 7. Mudrick, M. Character and Event in Fiction, Yale Review, L, 1961, pp. 202-18
  • 8. Glad, John. Art out of Hell: Shalamov of Kolyma. Survey Vol.24, No.2 (107) (1979), pp. 45-50