Варлам Шаламов

Тематический каталог

Поэтика прозы Шаламова

  • События
    • Презентации книги Франциски Тун-Хоенштайн «Писать жизнь. Варлам Шаламов: биография и поэтика» (9 ноября 2022 — 9 декабря 2022)

      «В немецком издательстве “Маттес унд Зайтц” вышла книга Франциски Тун-Хоенштайн “Писать жизнь. Варлам Шаламов: биография и поэтика”, в которой она описывает, откуда писатель черпал жизненные силы, чтобы противостоять своему времени».

    • Ни слова о «тоталитаризме». Отчет о конференции в Сан-Франциско (23 ноября 2019 — 26 ноября 2019)

      «Профессор Сандомирская отметила полное отсутствие в выступлениях на секции двух слов, которые обычно звучат при обсуждении творчества Шаламова: “власть” и “тоталитаризм”. Докладчики исследовали Шаламова вне того привычного контекста, от которого он часто становится неотделимым, а вместо этого анализировали исключительно те тексты, которые он создал сам».

    • XIV международная научная конференция Института философии РАН с регионами России «Проблемы российского самосознания: судьба и мировоззрение В. Шаламова (к 110-летию со дня рождения)» (15 июня 2017 — 18 июня 2017)

      ХIV научная конференция Института философии РАН с регионами России «Проблемы российского самосознания: судьба и мировоззрение В. Шаламова (к 110-летию со дня рождения)» проходит в формате двух пленарных заседаний – в Москве и в Вологде, а также работы круглого стола.

    • Шаламов В.Т. «Колымские рассказы» в одном томе. (2017 — 2017)

      Новое издание «Колымских рассказов».

    • Шаламовский симпозиум в Берлине (12 мая 2016)

      Какие импульсы привносят сочинения Шаламова в современные литературные и культурологические дебаты о биополитике и пограничном состоянии, лагере и Homo sacer, теле и памяти? Какие новые перспективы в размышлениях о литературной форме, биографическом и документальном письме, вымысле и реализме, мемуаристике и мировой литературе открывает прочтение его рассказов? – этим и другим вопросам будут посвящены доклады и выступления участников симпозиума, предлагающих целую серию компаративистских прочтений произведений Шаламова.

    • Еще одна диссертация о Шаламове (2017 мая 15 — 2017 мая 15)

      Приятная новость пришла из Беркли (США): наша молодая коллега Джозефина Лундблад-Янич, обучавшаяся в аспирантуре Калифорнийского университета, защитила диссертацию и получила ученую степень доктора философии (Doctor of Philosophy, DPh), что соответствует российской ученой степени кандидата наук.

  • Сочинения В. Шаламова
  • Исследования


    • Валерий Есипов, За что Шаламов так ценил Рейсдаля? (2019)

    • «Можно ли сомневаться в том, что именно внешнее сходство изломанных старых деревьев (дубов, берез) у Рейсдаля с впечатавшимися в память Шаламова колымскими лиственницами стало изначальной причиной его особых чувств к голландскому художнику?»


    • Елена Михайлик, Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения (2018)

    • Сборник статей о поэтике «новой прозы» Варлама Шаламова, о том, как организованы и из чего состоят «Колымские рассказы», почему они оказывают на читателей такое мощное воздействие, почему это воздействие не опознается аудиторией как художественное — и почему при этом даже два с половиной поколения спустя эта замечательная русская проза по-прежнему большей частью располагается в «зоне невидимости» породившей ее культуры. Книга может быть интересна всем интересующимся русской литературой, в частности русским модернизмом, а также историей превращения концентрированного экстремального опыта в концентрированный экстремальный текст.


    • Елена Михайлик, «Колымские рассказы» — зона двуязычия (2017)

    • «Сам Шаламов был убежден, что его «новая проза» не привязана к лагерю как к предмету изображения. Что, не случись лагеря, он нашел бы ей иное применение. Что она более чем пригодна для работы с человеческими состояниями как таковыми. Везде, где культуре предстоит выдвижение на неосвоенную территорию, где нужно сначала создать язык, на котором можно будет понять, что видишь. Тезис этот, как нам кажется, получил вещественное подтверждение, когда Алексей Герман снял “Хрусталев, машину” — произведение, простроенное на том же принципе отражения в зеркале и его осколках — от атомарного уровня совершенной черно-белой фотографии-кадра, наделенного индивидуальным смыслом, до фактически свободного сюжета (не фабулы) самого фильма, где именно аудитории приходилось определять, с чем она имеет дело».


    • Олег Миннуллин, Беспощадная этика Варлама Шаламова в рассказе «Необращенный»

    • «В шаламовском “инстинкте жизни” и нравственный закон, и вдохновение единосущны по своей природе. В рассказе “Необращенный”, где проблема нравственной свободы в сложной соединенности с вопросами религиозной веры и художественного творчества является центральной, реализована именно такая внутренне напряженная, антиномичная модель человеческого существования. В этом произведении – столь полно представляющем своеобразие экзистенциальной этики и эстетики писателя – ярко воплощено и авторское истолкование смысла творчества как нравственно ответственного акта».


    • Рудольф Веденеев, Джон Глэд, Анна Гунин, Лиана Деяк, Габриэле Лойпольд, Ян Махонин, Франциска Тун-Хоэнштайн , Любовь Юргенсон, Круглый стол переводчиков произведений Варлама Шаламова (2013)

    • «...Один журнал выпустил номер, посвященный русской душе. Я пыталась им объяснить, что понятие несколько нерелевантно, но это было невозможно. И мне предложили туда написать. Когда мне показали список писателей, о которых они предполагали опубликовать статьи, Шаламова там не было. Солженицын, конечно, был. Я сказала, что без Шаламова не может быть номера о русской культуре. Меня спросили: а вы уверены, что именно Шаламов важен для русской идентичности сегодня и для понимания России? Я сказала: уверена. И только после этого, после долгого разговора, Шаламов был включен в этот список».


    • Валерий Есипов, Варлам Шаламов и его современники (2007)

    • Издание первой в России монографии о Варламе Шаламове приурочено к столетию со дня рождения выдающегося писателя, чье творчество в контексте русской культуры остается до сих пор малоизученным. В книге исследуются взаимоотношения писателя с его историческим временем и крупнейшими литературными современниками Борисом Пастернаком, Александром Твардовским, Александром Солженицыным. Особый акцент делается на разных подходах Варлама Шаламова и Александра Солженицына к осмыслению и художественному отражению лагерной темы в литературе. Исследуемый материал рассматривается с широких историко-социологических и культурологических позиций. Особое внимание в книге уделяется проблеме «художник и власть».


    • Ирина Некрасова, Судьба и творчество Варлама Шаламова

    • Книга рассказывает о трагической судьбе и творчестве яркого и самобытного писателя ХХ века Варлама Тихоновича Шаламова. Большое внимание здесь уделено рассмотрению этической и эстетической концепций художника, разным аспектам поэтики его прозы. В монографии приводятся неизвестные широкому читателю архивные документы.

      Книга адресована студентам-филологам, преподавателям вузов, школьным учителям литературы, а также тем, кому небезразлична история отечественной словесности.


    • Юлий Шрейдер, Философская проза Варлама Шаламова (1991)

    • «При жизни Шаламова мы читали ее в самиздате, сами организовывали перепечатку и давали читать друзьям. Сегодня произведения Шаламова становятся доступными более широкому кругу, и не только в СССР. Но истинный масштаб этого автора еще не прочувствован широким читателем. Необычно жестка его проза, нет в ней утешения, нет очистительного катарсиса».


    • Елена Михайлик, Варлам Шаламов: рассказ «Ягоды». Пример деструктивной прозы (1997)

    • «На наш взгляд, предметом художественного осмысления является здесь лагерь как феномен. Лагерь как за­мкнутая иррациональная система. Лагерь, чьей кон­кретной сиюминутной задачей является уничтожение пеньков, остатков, ибо сама вырубка уже произошла. Лагерь, чьи основные свойства — индетерминированность, бесчеловечность, безвременье, тотальный мгно­венный распад — существуют уже не в одной лишь семантике текста, но и в сознании поглощенного тек­стом читателя».


    • Михаил Золотоносов, Последствия Шаламова (1994)

    • «Случай Шаламова парадоксален: писатель выступил против русской литературы, против ее гуманизма и проповедничества».


    • Мирей Берютти, Крест его судьбы (1994)

    • «Судьба проявляется уже через минуту после смерти человека — точно в сознании знающих его вдруг пролегла одна линия, прямая или извилистая, соединяющая концы его существования, и мерещится, что со дня рождения человек направлялся именно по этой линии к своей кончине. Так, наверное, перед глазами читателей обрисовался трагический путь Варлама Тихоновича десять лет назад».


    • Елена Волкова, Повторы в прозаических текстах В. Шаламова как порождение новых смыслов (2002)

    • «Повторы В. Шаламова — это приведение читательской и исследовательской эстетической позиции или в сторону общего, панорамно единого Текста или в направлении текста неповторимого и законченного. При этом смысловые центры сдвигаются на периферию, а периферия — к ядру текста. Единичный, точечный смысл вырывается в универсум, физическое — в метафизическое».


    • Мирей Берютти, Утверждение истины (2002)

    • «Кроме парадокса элементом категорического тона Шаламова является сопротивление чужому мнению. Все, от чего он отказывается в любой сфере – политической, философской – служит писателю исходной точкой для утверждения собственной точки зрению. Он, как правило, высказывается, выражая свой протест».


    • Леона Токер, Оттенки суждения в рассказах Шаламова (2007)

    • «По ту сторону баррикады действуют в рассказах Шаламова и блатные осведомители. Эссе и очерки Шаламова последовательно непримиримы к этим вражеским станам. Но художественное произведение не призвано подтверждать и пропагандировать идеи и понятия».


    • Сергей Фомичев, По пушкинскому следу (2002)

    • «Шаламов всегда с тревогой относился к тем, кто воспринимал его творчество лишь как обличение, тем более — как учебник жизни. Предельно обнаженная правда об унижении человека государственной машиной неотделима в колымских рассказах от проникновенной лирики. Именно эта “разность потенциалов” и создает высокое напряжение его художественного мира».


    • Елена Волкова, Тексты «Колымских рассказов» Варлама Шаламова в ракурсе неориторических и антириторических смыслопорождений Ю.М. Лотмана (2007)

    • «Данное сообщение стимулировано стремлением автора скорректировать некоторые собственные теоретические положения, сформулированные в моих книгах и статьях о В. Шаламове. А именно: несмотря на целый ряд оговорок, в них просматривается слишком четкое разграничение между риторическими фигурами шаламовской поэзии и его установкой на антириторику “Колымских рассказов”».


    • Любовь Юргенсон, Кожа — метафора текста в лагерной прозе Варлама Шаламова (2005)

    • «При рассмотрении многочисленных произведений, повествующих о концентрационных лагерях и лагерях уничтожения, мы выделили два типа текстов. К первому мы отнесли тексты, написанные вскоре после освобождения. В них пережитое передается в настоящем времени, т.е. как бы вторично развертывается на глазах читателя. В текстах второго типа лагерный опыт дистанцируется...».


    • Анна Аношина, Художественный мир Варлама Шаламова (2006)

    • В своем диссертационном исследовании А.В. Аношина обосновывает необходимость системного и целостного изучения творчества писателя для выявления интертекстуальных корреляций шаламовских рассказов в литературно-философском контексте эпохи.


    • Ирина Некрасова, Варлам Шаламов-прозаик: Проблематика и поэтика (1995)

    • В диссертации анализируются особенности хронотопа, поэтики, композиции и стилистики прозаических произведений Варлама Шаламова. Отдельный раздел работы посвящен анализу экзистенциальной проблематики прозы писателя.


    • Антон Антипов, Новеллистическая природа «Колымских рассказов» В. Т. Шаламова (2006)

    • Диссертационное исследование посвящено исследованию эстетико-философских и психологических аспектов новеллистической природы «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова.


    • Полина Панченко, Циклизация как прием создания художественного единства в книге рассказов В. Шаламова «Левый берег» (2009)

    • П.В. Панченко исследует формы организации книги Варлама Шаламова «Левый берег» как художественного целого. Малая проза писателя проанализирована в контексте литературы 1950-х годов.


    • Елена Михайлик, Интертекстуальные возможности рассказа «На представку». Варлам Шаламов и проблемы культурного контекста (декабрь 2009)

    • «В своей статье Елена Михайлик анализирует свойства и функцию интертекстуальных аллюзий в рассказе Варлама Шаламова «На представку», а также природу их взаимодействия с другими структурными элементами шаламовской поэтики, попутно выясняя, существует ли «новая проза» (где стараниями автора читатель превращается из стороннего наблюдателя в участника событий) в отрыве от русской классической литературы».


    • Леона Токер, Доказательства и сомнения. На материале произведений Шаламова «Как это началось» и «Почерк» (декабрь 2009)

    • «Таким образом, подводит итог Леона Токер, повторяя сказанное в начале статьи, некоторые воспоминания достовернее выглядят в виде литературного произведения, чем в виде автобиографии – и не только потому что сам пережитый опыт настолько непостижим, что не укладывается ни в какие концепции и может быть выражен лишь художественными средствами. Если художественная обработка и вызовет сомнения в прагматической функции повествования как свидетельства, она, напротив, снимает подозрения морального характера, которые может вызвать описанное в произведении».


    • Майкл Брюер, Колымские рассказы Варлама Шаламова: проблема расположения (аннотация) (1995)

    • «Данная работа посвящена прежде всего проблеме порядкового расположения произведений в эпическом лагерном цикле Варлама Шаламова “Колымские рассказы”. Поскольку “Колымские рассказы” писались “в стол” и автор был лишен возможности принимать участие в их публикации, компоновка в ряде изданий обусловливалась чужими политическими и финансовыми соображениями».


    • Натаниэль Голден, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова: формалистский анализ (декабрь 2009)

    • «В 1970 году группа британских славистов решила возродить применявшиеся ранее методы формализма, избрав для своего структурного анализа малые литературные формы. В частности, эффективность данного подхода показала работа Л. М. О'Тула, предметом изучения которой явился “Студент” Чехова. Свою методику О'Тул описал в труде “Строение, слог и прочтение русского рассказа” – именно на эту работу опирается в своем анализе Натаниэль Голден. Следует отметить, что, в отличие от ранних формалистов, исследователь “Колымских рассказов” как раз пытается показать тесную взаимосвязь между самими рассказами и той средой, в которой они возникли».


    • Валерий Есипов, Шаламов и Солженицын: один на один в историческом пространстве (2007)

    • «Все это легло на благодатную почву традиционного русского (впрочем, не только русского) легковерия, в данном случае в наибольшей степени проявленного гуманитарной, воспитанной скорее на филологическом, нежели на историческом знании, интеллигенцией. (Как я полагаю, явление Солженицына во многом связано с известным российским историческим феноменом самозванства)» .


    • Елена Михайлик, Другой берег (1997)

    • «В тот момент, когда Шаламов поставил себе задачу “запомнить и написать”, он, подобно Пугачеву и его товарищам, повел бой по своим правилам – из “Заключенного” стал “Писателем”. Человек, написавший “Колымские рассказы”, перенес сражение с вне человеческой системой на чуждую лагерю и родную для него самого территорию культуры».


    • Роберт Чандлер, Варлам Шаламов и Андрей Федорович Платонов (2002)

    • «Шаламов и Платонов описывают миры, в которых чрезывычайная степень жестокости представляется вполне обыкновенной. Во всех других отношениях, однако, эти два крупных писателя противоположны друг другу. В то время, как Платонов раскрывает читателю тело и душу своих персонажей во всей их глубине, Шаламов изображает своих героев со стороны».


    • Джозефина Лундблад-Янич, Перекличка через столетие — через простую баню (2011)

    • «В “Колымских рассказах” В.Т. Шаламова можно наблюдать своеобразный литературный диалог с «Записками из Мертвого дома» Ф.М. Достоевского. Новеллы великого писателя XX века нередко опираются на произведения великого классика XIX века в качестве исходной точки. Этот диалог можно проследить, отталкиваясь не только от частотного употребления у Шаламова имени Достоевского и “Записок из Мертвого дома”, но и самого важного в содержательном плане — сопоставления российской каторги XIX века со сталинским лагерем XX века, что представляет собой огромную социально-историческую и философскую проблему».


    • Валерия Гончарова, Чеслав Горбачевский, «Ответственность графита на Колыме необычайна...» (2011)

    • «В жанровом отношении анализируемый рассказ весьма близок прозаическому гимну, хвале графиту и изобилует иносказаниями, аллюзиями, своеобразной поэтической рефлексией на пережитые автором-повествователем годы колымской каторжной неволи. “Графит” — это тот “жанровый сплав” (рассказа, стихотворения в прозе), который рождает своеобразный лирическо-философский сюжет, образует некий колымский контекст в его относительной целостности, контекст, возникший на стыке множества воспоминаний, посвященных единой теме — теме памяти о каторжной Колыме».


    • Францишек Апанович, На низшей ступени унижения (Образ женщины в творчестве В.Т. Шаламова) (2007)

    • «Если образ женщины-жертвы преимущественно был пассивным в творчестве Шаламова, она была в основном предметом изображения и не влияла на ход событий, то образ женщины-борца, наоборот, активен: она в значительной степени влияет на ход событий, а кроме того, писатель часто использует ее точку зрения в повествовании, и ее голос сливается с голосом автора, а она сама вырастает до роли подлинной героини в самом высоком смысле слова. Таковы героини очерка “Золотая медаль” — Наталья Сергеевна Климова и ее дочь, Наталья Ивановна Столярова, Таковы также Наталья Шереметева-Долгорукова из “Воскрешения лиственницы”, боярыня Морозова из одноименного стихотворения — святая, которая “возвышается над толпой порабощенной” и, подобно писателю, “ненавидит жарче, чем любит”. Такова и мать писателя из “Четвертой Вологды”.


    • Альфред Галл, Лаконическое выражение лагерного опыта: «Колымские рассказы» Варлама Т. Шаламова и «Иной мир» Густава Херлинга-Грудзиньского в сравнительной перспективе (2007)

    • «И в рассказе Шаламова и в воспоминаниях Херлинга-Грудзиньского можно наблюдать проведенную на основе сжатого, лаконического интертекстуального построения текста полемику с великой традицией русского реализма, в том числе и с великим писателем Достоевским. Полемика проводится с целью создания нового языка и соответственного нового описательного словаря для того, чтобы способствовать расширению знания и сознания о ГУЛаге, а это значит и расширить границы нашего мира, “ибо границы моего языка означают границы моего мира”».


    • Любовь Юргенсон, Землемер у Кафки и топограф у Шаламова: некоторые параллели (2005)

    • «Пространство колымских лагерей могло бы послужить идеальным местом действия для классических романов Франца Кафки, принимаемых за точку отсчета, когда дело касается абсурдно-тупиковой ситуации. У Кафки герой тщетно пытается осмыслить всё происходящее через призму правовых норм, исходя из того, что поскольку реальность закономерна априори, то она и есть функция закона. Закон же, являясь высшей инстанцией, фиксирует законность мира».


    • Елена Михайлик, Вишерский антироман как неопознанный объект (июнь 2015)

    • «В “Вишере”, как нам кажется, Шаламов попытался сделать тот самый, последний шаг в сторону полной аутентичности — написать вишерские лагеря «правдой того самого дня», глазами и руками именно того человека, который в них побывал — и не успел накопить еще иного опыта. Себя-прежнего. Увидеть то, что видел Шаламов образца 1929 года. Не увидеть того, чего тот не заметил бы. Восстановить язык, на котором утонувший в том времени человек описал бы свой лагерь. И этим описанием — приоритетами, отношением, лакунами — в свою очередь создать портрет рассказчика».


    • Михаил Михеев, О «новой» прозе Варлама Шаламова

    • «Колымские рассказы» Шаламова (1954–1973) написаны как некий единый текст, со сквозными героями, переходящим из рассказа в рассказ повествователем, но при этом и со сложной сменой повествовательных позиций, как бы передачей их – от одной ипостаси автора другой. То, что для Шаламова выбор имени героя в рассказе всегда был важен, кáк именно он связан с употреблением собственно грамматического лица, свидетельствуют такие фрагментарные (несколько загадочные, как бы конспективные, написанные для себя самого? заметки.


    • Сергей Бондаренко, Ирония в поэтике «Колымских рассказов» Варлама Шаламова

    • «Очевидно, между ошибкой и иронией в “Колымских рассказах” существует функциональная связь. Ошибка — своего рода медиум иронии, с её помощью различение становится возможным, как и попытка создания картины лагеря для читателей за его пределами. В этих рассуждениях о шаламовской стратегии письма так или иначе немало терминологии формальной школы, уделявшей особое внимание творческому потенциалу «ошибки» в литературе».


    • Елена Михайлик, Кот, бегущий между Солженицыным и Шаламовым (2002)

    • «Там, где Солженицын выстраивает батарею значений, Шаламов демонстрирует, что значения тоже не выживают. Разъедающий опыт Колымы транслируется не в упорядоченную информацию, а в переизбыток неупорядоченной. Шаламов пытается заставить читательский текст — личную культурную память читателя — взаимодействовать не с текстом рассказа, а с текстом лагеря».


    • Елена Михайлик, Незамеченная революция (2009)

    • «Когда Варлам Шаламов решил написать цикл рассказов о Колыме, он параллельно начал формулировать положения теории, описывающей природу этих рассказов. Один из таких документов назывался “Манифест о новой прозе”. Шаламов собирался сводить счеты не только с историей и антропологией – но и с литературой. Избранный же термин – “новая проза” – принадлежал не концу 1950-х, когда он был создан, а совсем другому времени, когда все, от литературы до быта, было, по выражению того же Шаламова, “огромной проигранной битвой за действительное обновление жизни”».


    • Игорь Сухих, «Новая проза» Варлама Шаламова: теория и практика (июнь 2013)

    • «Теория и практика писателя-творца (в нашем случае – В. Шаламова), текст и его автометаинтерпретация не обязательно должны рифмоваться. Их контрапункт, даже конфликт – нормальное явление, требующее исследовательского внимания и объяснения. Авторские суждения и рассуждения должны быть соотнесены с научными представлениями и проверены его собственными текстами».


    • Евгения Абелюк, «Смерть» и «воскресение» человека в «Колымских рассказах» В. Шаламова (2013)

    • «Жизнь в лагере очень часто приводит к духовной “смерти”, и человек перестает быть человеком. И даже когда писатель показывает тех, кто не “погиб” или же, почти “погибнув”, все же “воскресает” (шаламовское словечко), он все равно говорит нам: в лагере человек перестает быть собой. Для Шаламова это аксиома».


    • Любовь Юргенсон, Воскрешение двойника (2017)

    • «Кипреев – дитя шаламовского “Кипрея” – носящий фамилию родителя, отделяется от своего прототипа, обретая литературную родословную, укореняясь в системе образов Шаламова и превращаясь в знак его поэтического языка, благодаря которому увязываются два перформатива: фиксация исторической памяти и завоевание собственного пространства в литературном процессе. Неудивительно, что отношения с реальным Демидовом – который к тому же является автором своих собственных “Колымских рассказов”, чуждых Шаламову по духу – осложняются в результате несоответствия литературного персонажа своему прототипу. Может быть, мифологизация образа Демидова является ответом на вопрос, непосредственно следующий у Шаламова в записной книжке за записью о Жанне д'Арк: “«Гомерова болезнь»” – это что такое? Приснилось во сне”».


    • Майкл Брюер, Изображение пространства и времени в лагерной литературе: «Один день Ивана Денисовича» и «Колымские рассказы» (1995)

    • «Лагерное испытание Шаламова было, по словам Солженицына, “горше и дольше моего, и я с уважением признаю, что именно ему, а не мне досталось коснуться того дна озверения и отчаяния, к которому тянул нас весь лагерный быт». Это также чувствуется в прозе Шаламова. Его извращенный лагерем менталитет отражен в самом изображении пространства и времени. На его памяти, время и пространство потеряли свою устойчивость и приобрели нравственное, и психологическое значение. В конечном счете, рассказы, может быть, говорят нам столько же о послелагерном менталитете Шаламова, сколько об исторической действительности. Повторы являются не столько изображением фактических действий, сколько изображением неудачной попытки автора мириться с ними. В этом плане, Солженицын описывает облик лагеря, а Шаламов его душевное наследие. Ведь он однажды писал: “Я летописец собственной души, не более”. “Что значит — отразить как в зеркале? Зеркало не хранит воспоминаний”».


    • Франциска Тун-Хоэнштайн , Работа Варлама Шаламова над поэтикой оперативности (2013)

    • «Эстетической целью Шаламова является при этом непосредственное сталкивание читателя с ситуацией человека в условиях лагеря. Опираясь на такие ключевые понятия Шаламовской поэтики как “авторитет подлинности” или “документ души”, я буду говорить не столько о проблеме достоверности рассказанного в смысле исторической или фактографической правдивости и не столько о литературном тексте как документе (хотя проблема литературного свидетельства будет затронута, правда, в немного ином ракурсе). Если подойти к анализу «Колымских рассказов» со стороны заложенной в них задачи воздействия на читателя, то обращает на себя внимание, что Шаламов доверял прежде всего перформативной силе литературного слова, иными словами, эффекту речевого (воз)действия литературного слова».


    • Чеслав Горбачевский, Об одном образе-символе в «Колымских рассказах» В. Т. Шаламова (2013)

    • «...Возникает настоятельная необходимость в выявлении и интерпретации тех образов-символов, которыми пронизаны все тексты «Колымских рассказов», имеющие самое непосредственное отношение как к ключевой проблеме всего творчества Шаламова — проблеме памяти, так и к различным ее аспектам, связанным со сферами лагерного существования арестантов на каторжной Колыме».


    • Джозефина Лундблад-Янич, Роман воспитания наоборот: «Вишера. Антироман» В. Т. Шаламова как переосмысление жанровых традиций (2013)

    • «Между классическим романом воспитания и “Вишерой” Шаламова, несмотря на очевидные различия, существует несколько параллелей, по отношению как к содержанию и теме, так и к желаемому воздействию на читателя. Роман воспитания Вильгельм Дильтей в 1906 г. определил как повествование о молодом человеке, “...который вступает в жизнь в блаженном состоянии неведения, ищет родственные души, испытывает дружбу и любовь, борется с жесткими реалиями мира, и, таким образом, вооруженный разнообразным опытом, взрослеет, находит себя и свою миссию в мире”. Подобное определение можно применить к повествованию в антиромане Шаламова».


    • Елена Михайлик, Автор Шрёдингера: «Сагу надобно рассказывать так, как она случилась» (2013)

    • «За последние несколько лет свет увидело множество работ, пытающихся разобраться в том, почему и за счет чего “Колымские рассказы” все еще остаются в глазах читателей в первую очередь литературой свидетельства. Остаются, несмотря на все, сказанное выше — и множество иных не менее верных примет. Нам кажется, что подобное буквалистское восприятие, в числе прочего, позволяло обществу не отождествлять себя со случившимся, отделять его от себя датами и географическими названиями. Но никто еще не задавался вопросом — а зачем самому Шаламову с его установкой на документность и достоверность потребовалось столь демонстративно подчеркивать и выявлять литературную природу “КР”?»


    • Михаил Михеев, Загадка «сквозных» персонажей и перетекание сюжетов в текстах Варлама Шаламова (2013)

    • «Все это (повторы и сюжетные несогласованности) распространяется не только на отдельных персонажей в рассказах внутри циклов. Не только на повествователей в них. И даже не только на рассказы внутри цикла. Но и вообще — на все тексты колымских циклов, потенциально на любой сюжет из них».


    • Леона Токер, Литература и документ: опыт взаимопрочтения (2013)

    • «Несостоятельность изучения истории ГУЛАГа только на основе “объективных” документов, без привлечения «субъективной» перспективы жертв, связана и с традицией отчетности в советской системе: с некоторыми исключениями (например, в докладах инспекций), данные подгонялись к директивам сверху и к различным нуждам, практическим и политическим, снизу». Лагерная литература много говорит нам о том, какими способами изготовлялась документация. Но и осмыслению лагерной литературы может значительно содействовать — иногда неожиданным образом — архивный документ».


    • Любовь Юргенсон, «Колымские рассказы» в свете современных дискуссий об эстетических аспектах свидетельских документов (2013)

    • «Изучение шаламовских текстов в свете современных исследований и дискуссий может оказаться важным фактором, влияющим на сближение между историей и литературоведением — сближение, в котором заинтересованы обе дисциплины. При этом одной из главных задач на сегодняшний день мне представляется пересмотр классической схемы, сложившейся у западного исследователя, о выстраивании исторической памяти, о взаимоотношениях между свидетелем и историком. В случае ГУЛАГа встречи между этими двумя инстанциями, собственно, не состоялось, как не состоялось ее и между юристами и свидетелями. Поэтому тексты свидетелей вобрали в себя и юридическую функцию, их роль — не только рассказать, что было, но и доказать, что это было. В отсутствие судей свидетели ГУЛАГа сами берут на себя ответственность за выявление исторической правды, присягают — на своем собственном тексте».


    • Радка Рубилина (Бзонкова), В отсутствие публики, в присутствии читателя (2013)

    • «Шаламов и Баркова, впоследствии оба — узники лагерей, в отличие от многих других лагерных авторов писали и публиковались еще до заключения, у них уже выработалась привычка к литературной среде и публике. Баркова читала свои стихи в Кремле для Луначарского, Шаламов был участником литературного кружка при журнале “Новый ЛЕФ”. Однако их авторская оригинальность и целостность сформировалась на основе лагерного опыта. Лагерю суждено было стать экзистенциальной темой, основой и началом текстов Барковой и Шаламова. И его, и ее три раза судили: Шаламов провел в тюрьмах и лагерях почти 20 лет, Баркова более 20 лет. Как ни странно, оба выжили и вернулись в Москву. Последнюю часть жизни писателям было предначертано провести в авторском одиночестве. Если Шаламову удавалось общаться с некоторыми писателями, то Барковой было суждено одиночество в коммунальной квартире, без публикаций и аудитории».


    • Йорг Зильберманн, Литература свидетельства как письмо свидетеля (2013)

    • «На мой взгляд, Варлам Шаламов попытался посредством терминологических сдвигов переписать утопически воображаемый проект «литературы факта» (с ее установкой на неискаженные факты, на отказ от условностей беллетристики, на малые формы прозы и т. п.) в подлинно свидетельскую поэтику. Концепция «новой прозы» для Шаламова является не только попыткой осмыслить идеал будущего искусства, но и выступает для него ориентиром самоописания и самоназначения в качестве автора-свидетеля».


    • Францишек Апанович, Система рассказчиков в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова (2013)

    • «Проблема рассказчика в произведениях о лагерях (как фашистских, так и советских) всегда считалась — причем прежде всего самими авторами — особенно важной. Это было связано с тем, что предмет изображения — лагерная действительность, степень унижения людей, с одной стороны, и растления, озверения, с другой, — был столь невероятен, невозможен, что рассказ обо всем этом требовал особого подтверждения достоверности. Пишущие о лагерях неоднократно это подчеркивали. Например, Евгения Гинзбург предварила свой “Крутой маршрут” признанием, что основным чувством ее в годы заключения было изумление: “Неужели такое мыслимо?” — и заявила, что “старалась все запомнить в надежде рассказать об этом тем <…> людям <…>, которые <…> будут когда-нибудь меня слушать”».


    • Ирина Некрасова, Проблема документализма и особенности субъектной организации прозы Варлама Шаламова (2013)

    • «Необходимо учитывать неоднозначный характер документализма в прозе Варлама Шаламова. С одной стороны, он совпадает с автобиографическими фактами (так происходит в большинстве рассказов писателя), с другой – автор иногда уходит за пределы автобиографии, ведь колымский мир не может быть исчерпан судьбой лишь одного заключенного (таковы рассказы “Последний бой майора Пугачева”, “Серафим”, “Инжектор” и другие)».


    • Лариса Червякова, «Поэтика небытия» В. Шаламова: своеобразие хронотопа «Колымских рассказов» (2013)

    • «Характеризуя время автора в “Колымских рассказах”, следует отметить, что, в отличие от ограниченного моментом настоящего времени героя, оно имеет открытый характер. Несмотря на то, что автор часто находится в одной пространственно-временной и этической плоскости с героем, он осуществляет проекции в прошлое и будущее. Однако ценностным центром для автора “Колымских рассказов” является лагерный опыт, и временная перспектива служит для переоценки, перепроверки устоявшихся истин прошлого и определения значимости полученного знания о жизни для будущего. Характер временной перспективы у Шаламова изменяется: ценности культуры и науки уже не являются абсолютом, в сопоставлении с которым определяется значимость настоящего. Напротив, лагерный опыт становится способом проверки истин, казавшихся незыблемыми».


    • Роберт Чандлер, «Колымой он проверяет культуру»: Шаламов как поэт (2017)

    • «Самые великие шаламовские стихи, на мой взгляд, те, в которых он перерабатывает темы символистов. Они, в частности, сомневались, в реальности мира в общепринятом смысле. И Шаламов тоже начинает в ней сомневаться, но из-за других, более реальных причин:

      Память скрыла столько зла / Без числа и меры. / Всю-то жизнь лгала, лгала. / Нет ей больше веры. / Может, нет ни городов, / Ни садов зеленых, / И жива лишь сила льдов / И морей соленых».


    • Радка Рубилина (Бзонкова), Поэтика документальности Шаламова: опыт сопоставлений (2017)

    • «Шаламов пишет так, как колют дрова: без введения и до ознакомления читателя с контекстом он показывает вещи, людей или новые семантические поля. При помощи такой художественной стратегии выявляется фрактура лагерной жизни, ее нелогичность, вывернутость. В этой стратегии отражается связь Шаламова с художниками-авангардистами и авангардными поэтами начала ХХ века, которые часто пользовались изображением вещей при помощи “ломки” и фрактуры (говоря шире — гротеска). Шаламов актуализировал это наследство авангарда на основе своего лагерного опыта».


    • Ефим Гофман, Загадка «Надгробного слова» (2017)

    • «Сквозь атмосферу тотальной обречённости, казалось бы — преобладающую в прозе Шаламова, непрестанно ощущается подспудная пульсация энергии духовного сопротивления, пусть и не имеющего шанса привести к победе. Думается, что именно такой энергией порождены, в частности, подробно рассмотренные нами мировоззренческие и эстетические особенности, предопределяющие до конца необъяснимую загадку “Надгробного слова”».


    • Франциска Тун-Хоэнштайн , «Фантики» жизни. К поэтике автобиографических текстов Варлама Шаламова (2017)

    • «Шаламов писал свои автобиографические произведения после того, как его жизнь раскололась на две части, после его пребывания в колымском аду ГУЛАГа, убедившего его в принципиальной хрупкости человека и человеческой цивилизации. Этот жизненный опыт является подтекстом всех его размышлений и произведений. “Волевое усилие”, с которым Шаламов связывает любой акт воспоминания, на уровне текста “Четвертая Вологда” приводит к своего рода катарсисной разрядке, способной в некотором смысле перекинуть мост через этот разлом в его жизни, не отрицая, однако, его необратимость. Сталинские практики террора и в “Четвертой Вологде” и в других текстах порой хотя и остаются за кадром восстановленных Шаламовым автобиографических сцен из собственной жизни, но бросают свои тени на все повествование».


    • Любовь Юргенсон, Пейзажная зарисовка как метатекст в прозе Шаламова (2017)

    • «Возврат пейзажа в его изначальное дикое состояние, так сказать, долагерное, имеет онтологические последствия. Девственная природа снова завоевывает лагерные места, ставя под сомнение существование самого лагерника, как бы вытесняя его из бытия. Поэтому Шаламов задает вопрос: “Были ли мы?” И сам на него отвечает: “Отвечаю: “были” — со всей выразительностью протокола, ответственностью, отчетливостью документа”».


    • Ирина Некрасова, Рецепция личности Варлама Шаламова в художественных текстах (2017)

    • «Личность Варлама Тихоновича Шаламова еще при его жизни стала для многих людей олицетворением честности и стойкости, пронесенных сквозь годы страданий. Его редкостное литературное дарование, отмеченное ещё первыми читателями самиздатских “Колымских рассказов”, а также сборников и подборок стихов, создавало впечатление необычайной цельности и прямоты его характера и особенной философии. В то же время современники не могли не отмечать, что многолетняя лагерная жизнь оставила глубокий отпечаток на личности и на мироощущении Шаламова…»


    • Ян Махонин, Документальность прозы Шаламова как литературная стратегия (В интересах достоверности литературы) (2017)

    • «Искать в прозе В. Шаламова “документальность” в буквальном смысле слова было бы ошибочно, и многие, хотя и очень интересные попытки выводить из шаламовской прозы факты и анализировать ее с точки зрения документальной и исторической точности и достоверности, по моему мнению, противоречат авторскому замыслу. Более того — инерционная привычка знатоков и вслед за ними и широкой публики ставить прозу Шаламова в один ряд, или даже отождествлять ее с потоком документальных текстов на лагерную или мартирологическую тему насильно выталкивает Шаламова из пространства художественной литературы в иное пространство. Не важно, назовем ли мы его документальной литературой или нон-фикшн — проза Шаламова застревает, не находя себе надлежащее ей место ни в русской литературной традиции ни, тем более, в традиции литературы мировой. Может показаться, что единственным надежным и самым ярким сторонником и защитником художественной стороны прозы Шаламова является сам ее автор».


    • Валерий Есипов, Послесловие к публикации неизвестных глав «Вишерского антиромана», или Приглашение к заочному семинару

    • «Знакомство с любыми новыми, не печатавшимися прежде произведениями В.Т. Шаламова вызывает повышенный интерес не только у читателей, но и у исследователей. В этом смысле публикация неизвестных глав “Вишерского антромана” дает необычайно богатую пищу для размышлений — и о самом тексте, раскрывающем важные эпизоды биографии Шаламова, связанные с его первым лагерным сроком, и о художественном своеобразии жанра “антиромана”, и о перипетиях авторского замысла, и о причинах его недовоплощения (произведение, как известно, осталось незаконченным)».


    • Ирина Сиземская, Голос совести в художественном творчестве В.Т. Шаламова (2017)

    • «Говоря о настоящей поэзии, Шаламов называл поэта совестью времени. Поэт чувствует и знает, что он необходим времени, что он не просто его свидетель, а соучастник в творении человеческого бытия, видящий в этом свой долг перед человечеством. Для него поэзия — это итог длительного духовного напряжения, она подобна огню, который высекается при встрече с самыми крепкими, самыми глубинными породами. Такая поэзия, имея безусловное этическое, не говоря уже о философском, основание не даёт душе “завязнуть в тёмных углах жизни”, она подобна палке слепого, которой он ощупывает мир. Поэтическая лирика Шаламова полностью соответствует этим критериям».


    • Сергей Соловьёв, Колымское дерево надежды Варлама Шаламова (18 июня 2022)

    • «Природа оказывается не просто фоном для развертывающихся человеческих трагедий времен существования Севвостлага. Именно природа Колымы является единственным сквозным положительным героем “Колымских рассказов”. Ее красота и требования, предъявляемые к человеку, по Шаламову, отнюдь не являются частью зла, порождённого социальной системой. Попав “В страну морозов и мужчин / И преждевременных морщин”, Шаламов не ожесточается по отношению к краю. Он стремится показать его красоту, и не случайно сохранившаяся человечность некоторых колымских заключенных в наибольшей степени проявляется в их отношении к северной природе».


    • Елена Михайлик, Варлам Шаламов: Призраки сюжета (февраль 2022)

    • В статье автор пытается реконструировать один из способов работы Варлама Шаламова с контекстом культуры. В частности, автор стремится показать, как Шаламов использует расходящиеся пласты этого контекста, чтобы генерировать в пределах рассказа альтернативные сюжеты (выбор между ними диктуется культурным багажом читателя). В пределах цикла тот же прием порождает некий лейтмотив распада культуры как личной и коллективной памяти.

  • Воспоминания


    • Ирина Емельянова, Неизвестные страницы Варлама Шаламова или История одного «поступления» (2011)

    • «“Я напишу, — сказал Варлам Тихонович. — А вы перепечатайте, и пусть она в понедельник отнесет. Пусть добавит что-нибудь из Маркса — для проходимости...” И он написал для меня эссе о Хемингуэе как мастере новеллы. Быть может, он и приспосабливался к менталитету вчерашней ученицы, «писал по-школьному», как можно популярней, упрощал свои мысли, но тем не менее даже здесь содержится набросок того, чего он касался и в своих письмах, и в статьях, о чем постоянно думал как писатель — в чем искусство новеллы, секрет ее построения. Ведь это была его тема — тайна рассказа, его нарративного механизма».

  • Критика


    • Евгений Шкловский, Варлам Шаламов (1991)

    • «Шаламов доносит до нас правду этой борьбы, этого отчаянного призыва к свободе. Правду человека, который вместо слепой жерт­венности и покорности несправедливой участи избрал бунт. Прав­ду, которая до последнего времени оставалась вне закона, как будто человек только затем и родится, чтобы унавозить почву истории».


    • Роман Сенчин, Необходимое наследие Шаламова (17 июня 2017)

    • 18 июня исполняется 110 лет со дня рождения Варлама Шаламова. С одной стороны, дата из другой, прошедшей эпохи — больше века минуло. И Шаламова можно зачислить в прошлое. Но он не зачисляется.


    • Елена Михайлик, Спасения нет (17 января 2019)

    • «С точки зрения Шаламова, есть уровень давления, которому по определению невозможно противостоять. Вообще. И этот фактор — одна из тех вещей, которую он системно воспроизводит. Можно, если повезет, умереть раньше. Это все, что можно. Можно не пытаться выжить за счет других, пока сохранилась воля, которая позволяет от этого удерживаться. За определенной границей ты не будешь помнить, что ты там делал. Просто потому, что тебя там не было. Личности там не было, она распалась. Человек, который потихонечку восстанавливается от лишних капель тепла, лишних крошек еды и от более легкой работы в рассказе «Сентенция», он не помнит, что с ним было в темноте. Он не знает. Это, кстати, вполне зафиксированное медицинское обстоятельство. Та часть мозга, которая фиксирует качество и продолжительность сильной боли, с сознанием практически не соотносится. Люди этого не запоминают. Ощущают, чувствуют, а опыта не остается».

  • Видео
    • Люба Юргенсон «Поэтика документа: Колыма в рассказах Шаламова»
      Лекция писателя, филолога и переводчика, профессора Любы Юргенсон состоялась 17 сентября 2015 года в Московском педагогическом государственном университете в рамках программы «Мемориала» и сайта Shalamov.ru «Правда, явившаяся в искусство».
    • Лекция Валерия Есипова в Литературном институте
      В рамках программы  круглого стола «Правда, явившаяся в искусство», организованного «Мемориалом» и сайтом Shalamov.ru, в сентябре 2015 года в ряде  вузов Москвы прошли открытые лекции  ведущих российских и зарубежных исследователей Шаламова.