Варлам Шаламов

Тематический каталог

Революция

  • События
    • В серии ЖЗЛ вышла книга Валерия Есипова «Шаламов» (август 2012)

      «Главное в биографической книге — историческая точность. К этому и стремился автор, понимая, что трагизм жизненной и литературной судьбы выдающегося русского писателя Варлама Тихоновича Шаламова может быть по-настоящему осознан лишь в контексте времени. Весь путь Шала­мова был “сплетён”, как он писал, “с историей нашей”. Это и дореволюци­онная российская культура, и революция, и 1920-е годы, в которые писатель сложился как личность, и сталинская эпоха, повергшая его в преисподнюю Колымы, и все последующие годы, когда судьба тоже не была благосклонна к нему. Как же удалось Шаламову выдержать тяжелые испытания и выра­зить себя со столь мощной и величественной художественной силой, по­трясшей миллионы людей во всем мире? Книга может дать лишь часть от­ветов на эти вопросы — обо всем остальном должен подумать читатель, опираясь на многие новые или малоизвестные факты биографии писателя».

  • Сочинения В. Шаламова
  • Исследования


    • Валерий Есипов, Шаламов (август 2012)

    • «Главное в биографической книге — историческая точность. К этому и стремился автор, понимая, что трагизм жизненной и литературной судьбы выдающегося русского писателя Варлама Тихоновича Шаламова может быть по-настоящему осознан лишь в контексте времени. Весь путь Шала­мова был “сплетён”, как он писал, “с историей нашей”. Это и дореволюци­онная российская культура, и революция, и 1920-е годы, в которые писатель сложился как личность, и сталинская эпоха, повергшая его в преисподнюю Колымы, и все последующие годы, когда судьба тоже не была благосклонна к нему. Как же удалось Шаламову выдержать тяжелые испытания и выра­зить себя со столь мощной и величественной художественной силой, по­трясшей миллионы людей во всем мире? Книга может дать лишь часть от­ветов на эти вопросы — обо всем остальном должен подумать читатель, опираясь на многие новые или малоизвестные факты биографии писателя».


    • Валерий Есипов, Он твёрже своего камня (В. Шаламов и А. Камю: опыт параллельного чтения) (1997)

    • «Весьма показательно, что материалом для “Праведных” Камю послужили книги Б. Савинкова (В. Ропшина) — автора, который оказал очень сильное влияние на Шаламова в юности. В “Четвертой Вологде” есть тому прямое подтверждение: Шаламов пишет, что любимыми книгами его тогда были повести Ропшина “Конь бледный” и “То, чего не было”. При этом он подчеркивает, что его влекли не программы эсеров, не психология террора, а “моральный уровень” героев Ропшина, воплощенный в принципе соответствия слова и дела».


    • Валерий Есипов, «Развеять этот туман» (Поздняя проза В.Шаламова: мотивации и проблематика) (2002)

    • «есть основания рассматривать позднюю прозу Шаламова по ее ведущим мотивам как предельно искреннюю исповедь перед собой и потомками, и одновременно — как развернутую фронтальную полемику с неприемлемым для писателя комплексом идей и представлений (связанных не только с Солженицыным, но в первую очередь с ним — вождем и эмблемой «духовной оппозиции»); как прямой и ясный ответ на ключевые, «невротические» для либеральной интеллигенции вопросы эпохи, и главный из них — о революции и ее значении в судьбе России».


    • Марк Головизнин, Образ революции и революционера у Варлама Шаламова (2007)

    • «В свете вышеизложенного очевидно, что популярные сегодня трактовки русской революции и, в особенности, большевистского переворота, как социального регресса по содержанию и “верхушечного заговора отщепенцев” по форме были для Шаламова категорически неприемлемы».


    • Валерий Есипов, Нелюбовный треугольник: Шаламов — Твардовский — Солженицын (2007)

    • «Отвергать советскую власть и социалистическую систему “с порога”, как решил для себя на определенном этапе Солженицын, у Твардовского не было никаких оснований, потому что он был глубоко убежден, что не только он сам, но и народ – массовый трудовой человек и вышедший из его недр демократический интеллигент - приобрел со времени Октябрьской революции несравненно больше, чем потерял».


    • Валерий Есипов, Традиции русского Сопротивления (1994)

    • «При всех обстоятельствах Шаламов оставался прежде всего художником, для которого искусство — самодостаточное средство Сопротивления. Страстный протестант по натуре, он сознательно ограничивал себя, понимая, сколь разрушителен для писателя срыв в сферу публицистики».


    • Сергей Соловьёв, Неизбежность одиночества. Варлам Шаламов и идеологическая традиция (2012)

    • «Известную сложность для реконструкции взглядов Шаламова создает противоречие, которое становится очевидным каждому, кто хорошо знаком с его творчеством. С одной стороны, известны резкие слова Шаламова о народе и крестьянстве. В своей ранней — пока ещё благожелательной — критике «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына Шаламов, помимо прочего, отмечает: «Из крестьян стукачей было особенно много. Дворник из крестьян обязательно сексот и иным быть не может».<...> С другой стороны, известны совершенно иные слова писателя о революции, шаламовская симпатия к эсерам, преклонение перед народовольцами, наконец, участие в троцкистской оппозиции конца 20-х годов».


    • Францишек Апанович, На низшей ступени унижения (Образ женщины в творчестве В.Т. Шаламова) (2007)

    • «Если образ женщины-жертвы преимущественно был пассивным в творчестве Шаламова, она была в основном предметом изображения и не влияла на ход событий, то образ женщины-борца, наоборот, активен: она в значительной степени влияет на ход событий, а кроме того, писатель часто использует ее точку зрения в повествовании, и ее голос сливается с голосом автора, а она сама вырастает до роли подлинной героини в самом высоком смысле слова. Таковы героини очерка “Золотая медаль” — Наталья Сергеевна Климова и ее дочь, Наталья Ивановна Столярова, Таковы также Наталья Шереметева-Долгорукова из “Воскрешения лиственницы”, боярыня Морозова из одноименного стихотворения — святая, которая “возвышается над толпой порабощенной” и, подобно писателю, “ненавидит жарче, чем любит”. Такова и мать писателя из “Четвертой Вологды”.

  • Критика


    • Валерий Есипов, О новой нищете философии (13 июля 2017)

    • Уже при появлении на первом пленарном заседании в одной из аудиторий ИФ стало ясно, что Шаламов попал в обыденный «конвейер» перманентной симпозиумной деятельности философов, без какого-либо пиетета к его личности: даже портрета писателя здесь по этому случаю не обнаружилось. Как можно понять из дальнейшего, это не было случайным. Между тем, изображение писателя, хотя бы мультимедийное, было необходимо не только в знак элементарных приличий, но и просто для того, чтобы напомнить выступавшим, ради кого и чего они здесь собрались.


    • Евгений Шкловский, Жажда совершенной правды (1994)

    • «Предпочтение, которое отдает Шаламов этому началу в революционной деятельности, характерно не только для него. Оно имеет глубокие корни в национальном мироощущении, или, как теперь бы сказали, менталитете. Героический максимализм революционной интеллигенции, по сути, не столь уж далек от христианского подвижничества, воодушевляемого религиозным духом».

  • Видео
    • «Прямой наследник русского модернизма». Варлам Шаламов и авангардная традиция
      Как вышло, что «лагерная проза» стала наследницей художественных экспериментов начала ХХ века? Какую роль сыграла московская авангардная школа в становлении писателя Шаламова? Что такое «новая проза» Шаламова и как нужно читать его «Колымские рассказы»? Казалось бы, свободные художественные эксперименты начала ХХ cтолетия к середине века ушли в небытие, задавленные идеологической цензурой и ужасом советской действительности. Но автор самого глубокого и правдивого свидетельства о колымских лагерях – предельного, худшего варианта этой действительности – прямо называл себя продолжателем авангардной традиции.