Варлам Шаламов

Исследования

Философия


  • Сергей Соловьёв Шаламов — Воронский — Мандельштам: Литература как воля к сопротивлению (июнь 2022)

  • «Сочетание трех имен, вынесенных в заглавие этой статьи, может вызвать недоумение. Александр Константинович Воронский — профессиональный революционер-большевик, литературный критик, редактор и писатель, расстрелянный как “троцкист” в 1937 году. Варлам Тихонович Шаламов — писатель, автор великих “Колымских рассказов”, который как «троцкист» провел 20 лет в сталинских лагерях и ссылках, из них почти 17 — на Колыме. Осип Эмильевич Мандельштам — великий поэт серебряного века, погибший в лагере под Владивостоком и только поэтому не попавший на Колыму. Кажется, что их объединяет только принадлежность к писательской профессии. А также тот факт, что все трое были жертвами массовых репрессий при сталинской диктатуре. Но это далеко не всё».


  • Людмила Артамошкина «Искусство – способ жить: Варлам Шаламов о мире “после”» (июнь 2021)

  • Знакомство с Шаламовым я начала не по текстам, а с его биографии, которая появилась в журнале, и это была публикация друга его последних лет, публикатора, она сохраняла архив Шаламова, и кто знаком с биографией Шаламова, тот знает, какую миссию выполнила это женщина – Ирина Павловна Сиротинская. В журнальной публикации было сказано достаточно подробно о жизни Шаламова, особенно о последних днях. Когда передо мной развернулась жизнь этого человека, я поняла, что около пятнадцати лет он провел в лагерях, и особенно больно было читать о последних днях. Меня поразило то, что, наверное, не поражало ни в одной биографии до этого (это был 1990 год, начало перестройки, многие тексты только стали входить в официальную, разрешенную к публикациям литературу) – трагизм жизни, изжитый до конца. Когда я увидела (а я внимательно отношусь всегда к фотографиям, особенно когда есть возможность увидеть в движении лицо от детства к последним дням или наоборот – зависит от того, как мы смотрим фотографии), всё было явлено в его лице – одиночество самостоянья, цельность личности и жизни.


  • Борис Завьялов Испытание пределов человеческого в антропологическом опыте В. Шаламова (2019)

  • «Большая трагедия для человека — это непонимание своего действительного положения. Посмотреть правде в глаза — это требует мужества, на которое оказывается способным не каждый, но именно на такое усилие ориентирует антропологический опыт В.Т. Шаламова. Для него является очевидным, что иллюзии и надежды, преувеличение собственных возможностей, особенно в определенных обстоятельствах, делают человека слабым, уязвимым для обмана, унижения и насилия. <…> В более широком контексте такое непонимание не позволяет увидеть суть сталинского террора — лишение личностного начала в бытие человека, превращение его в послушный инструмент, в коллективное тело, не осознающее себя в качестве жертвы социальной машины подавления».


  • Игорь Чубаров Литература факта post mortem левого проекта. Сергей Третьяков, Вальтер Беньямин и Варлам Шаламов (2019)

  • «…Шаламов же работал с социальным материалом, возвращающемся в стихию социального насилия, пытаясь документировать эти процессы и по возможности дегевальтизировать соответствующий материал в языке своей прозы. Поэтому он и пользовался фактографическими методами и самой прогрессивной литературной техникой своего времени — очерковой, следуя неизменяющей себе левой политической тенденции, т.е. пытаясь оставаться на точке зрения самого угнетенного, выталкиваемого за границы жизни социального слоя «доходяг» — этих новых пролетариев ГУЛАГа. Методология литературы факта помогла Шаламову найти способ литературного выражения лагерного опыта, который не поддается однозначному документированию без потерь самого в нем существенного. Как и подлинную поэзию, шаламовскую прозу «своими словами», в информационном режиме документа, ориентируясь на сюжет и содержание не перескажешь».


  • Людмила Артамошкина «Аристократизм духа» в исторической памяти поколений (август 2017)

  • «Опыт Шаламова, выраженный в словесной форме, это еще один образец “аристократизма духа”, создающего биографический текст культуры ХХ в. И прежде всего потому, что Шаламов обладал “способностью суждения”, умел “стоять в одиночку”, наперекор общему интеллектуально-политическому курсу».


  • Валерий Есипов «Доказательства надо предъявлять самому» (30 мая 2017)

  • Странное дело: признав, наконец, В. Шаламова одним из величайших писателей ХХ века, наши современники очень мало потрудились над тем, чтобы по достоинству оценить его как мыслителя. Все это тянется издалека.


  • Николай Мурзин, Константин Павлов-Пинус Шаламовский проект: от риторики — к опыту или от опыта — к искусству? (2017)

  • «Мы часто слышим по поводу Шаламова, что ему должно верить в самом худшем, самом пессимистичном — мол, кто, как не он, имеет право свидетельствовать о том, что сам испытал. Почему тогда не поверить ему в лучшем, и на тех же самых основаниях — если уж человек прошел то, что прошел, и все равно нашел в себе силы так сказать, значит, положение не безнадежно. Но искусство — не только эскапизм, возможность постройки “воздушных замков” и бегства в них de profundis. Оно позволяет и осмыслить, заключить в какую-то форму сам опыт ада, теоретизированию, как настаивал Шаламов, неподвластный».


  • Владимир Порус По ту сторону человеческого? (2017)

  • «Это, пожалуй, самая мучительная мысль Шаламова. Надежда на выживание в колымском аду как будто бы убивает дух, низводит его до скотского инстинкта. Страшный парадокс, опрокидывающий одну из заветных идей “гуманистической литературы”: даже в безнадежности дух хранит и поддерживает надежду. Contra spem spero — говорили древние. Но какой смысл в этой фразе для зеков, истребляемых лагерной машиной?»


  • Светлана Неретина Ухрония: время отрицательного опыта (2017)

  • «Шаламов затронул нерв ХХ в. Сказать об этом что-то более существенное, важное и емкое, чем он, трудно. Время, особенно то, в которое не жил, которое обозначено пятью буквами — ГУЛАГ — просачивается между пальцами, между предметами в пространстве, между словами. Это, наверное, и есть главное: молчание и ничто, если бы речь шла только о времени. Есть еще выживший и стоящий на могиле этого времени, да и на могиле ли, Шаламов, которого уже почти не знают, да и время то не желается знать, да и было ли оно…»


  • Борис Завьялов Расчеловечивание и возвращение к человеческому в антропологии Варлама Шаламова (2016)

  • «Для описания неописуемого, для блокирования любой, даже невольной, лжи о человеке в нечеловеческих обстоятельствах писателю В. Шаламову понадобилась особая “антропологическая оптика”. В этой оптике следует различать: выбор дистанции (позиции), фотографическую достоверность (фактографичность), опору на телесную память и символизацию».


  • Фабиан Хеффермель Проблема нерукотворности и мнемотехники ГУЛАГа (2015)

  • «Учитывая нигилизм Шаламова, который здесь плавно переходит в анархизм (“...я буду только опровергателем”), рассмотрим его рассказ “Перчатка” как отрицание или даже искажение и извращение социологического авторитета и сотериологического смысла нерукотворной иконы. Иконе как таковой Шаламов в рассказе не уделяет ни одного слова. Поэтому мы в данной статье не столько рассматриваем нерукотворную икону, сколько сравниваем/сопоставляем разные формы принципа нерукотворности, такие как отпечаток, фотография, зеркало. Исследуя письменные работы таких разных мыслителей, как Иоанн Дамаскин, Симон Ушаков, Павел Флоренский и Варлам Шаламов, мы проанализируем, как этот принцип у них воплощается и к каким приводит последствиям. В нашей статье нерукотворность понимается как концептуальная технология памяти, которая в нескольких случаях диалектически взаимодействует с принципом нетронутости».


  • Валерий Подорога Дерево мертвых: Варлам Шаламов и время ГУЛАГа (июнь 2013)

  • «Особенность шаламовского видения в том, что он не боится сближаться с тем, что кажется чудовищным и отвратительным, невыносимой, троекратно преувеличенной и невозможной физиологией лагерного бытия. Его оптика отнюдь не искажается от этого ужаса, он не столько видит или пытается передать это состояние, сколько старается его не замечать. Он знает, что перед ним ужас человеческого позора и унижения, выходящий за представимые пределы. Но то, что он видит, — не для чтения, а только для одного — свидетельствования».


  • Ольга Португалова Расчеловечивание и вочеловечивание. Лагерный опыт Варлама Шаламова и Виктора Франкла (2013)

  • ХХ век принес с собой в мировую историю такие специфические явления, как массовые репрессии и геноцид. Как следствие, появились и личности – носители этого исторического и психологического опыта, пережившие и засвидетельствовавшие заключение в лагерях. Процесс осмысления лагерного опыта и его отдаленного, опосредованного влияния на массовое сознание не просто не закончен, но (если говорить о России) во многих аспектах только начинается и, вероятно, всегда будет сохранять свою актуальность, будучи напрямую связан с проблемой исторической и социальной памяти, а также в силу своего экзистенциального смысла. Способность человека выжить в нечеловеческих условиях неизбежно ставит вопросы о границах человеческого существования, сохранения и распада личности.


  • Лора Клайн Варлам Шаламов: последний пророк (2013)

  • «Шаламовские поиски смысла в контексте собственной искалеченной жизни и трагедии двадцатого века привели его к полному отрицанию божественного мира и понятия человека, созданного по образу божьему. Но даже описывая одну из самых темных страниц истории человечества, Шаламов не отрицал того, что человек сам отвечает за свое поведение, и никогда не колебался в своем убеждении, что моральный долг человека — жить «по десяти заповедям». Чрезвычайная важность темы нравственного поведения человека нитью проходит через оба его мифа, связывая героя-революционера, который действует в соответствии с нравственными принципами, с поэтом-пророком, который видит, судит и записывает. Последний миф выдвинул на первый план роль нравственного человека после краха религии и цивилизации, и, таким образом, придал особое значение трагической судьбе Шаламова».


  • Михаил Рыклин Лагерь и война. История побежденных от Варлама Шаламова (2013)

  • «История (в этом нельзя не согласиться с Вальтером Беньямином) – это история победителей, по крайней мере это история, написанная от имени победителей. Делом жизни Шаламова было написание истории побежденных. Так радикально историческую оптику ни до, ни после него никто не менял. Не лагеря, как до сих пор считают в России многие, являлись частью сталинского "мобилизационного проекта", целью которого была победа над фашизмом (а великая цель, конечно, оправдывает любые средства), а война "играет роль психологического камуфляжа" по отношению к куда более сущностной лагерной теме или, более широко, к теме "уничтожения человека с помощью государства". В этом пункте писатель был непреклонен».


  • Сергей Соловьёв Последствия Освенцима: свобода как сопротивление. Примо Леви  и Варлам Шаламов о свободе в условиях расчеловечивания (2011)

  • «Варлам Шаламов и Примо Леви в литературе, пожалуй, убедительнее, чем философы франкфуртской школы доказали: классическое либеральное понимание свободы как автономии индивида в XX веке перестало выдерживать какую-либо критику. Опыт Освенцима, Гулага, геноцидов второй половины XX века показал, что в разговоре о добре и зле должны действовать другие категории, должно быть обозначено иное пространство выбора. Свобода возможна в пределе только как сопротивление».


  • Михаил Рыклин «Проклятый орден». Шаламов, Солженицын и блатные (февраль 2007)

  • «Солженицын иногда приписывает лагерю нравственно-очистительную функцию, и это связывает его с традицией русской классики (в его прозе переплелись традиционные темы: тема «маленького человека» и тема очищения через страдание). Шаламов эту возможность отрицал, видя в лагере опыт сугубо негативный, о котором не нужно знать человеку; опыт, одинаково губительный для жертв и для палачей».


  • Россен Джагалов Варлам Шаламов и пути советского экзистенциализма (2007)

  • «Включение Варлама Шаламова в литературно-философскую традицию советского экзистенциализма — дело непростое, но необходимое, как и для понимания его “Колымских рассказов”, так и для самой истории экзистенциализма на советской почве».


  • Альфред Галл Лаконическое выражение лагерного опыта: «Колымские рассказы» Варлама Т. Шаламова и «Иной мир» Густава Херлинга-Грудзиньского в сравнительной перспективе (2007)

  • «И в рассказе Шаламова и в воспоминаниях Херлинга-Грудзиньского можно наблюдать проведенную на основе сжатого, лаконического интертекстуального построения текста полемику с великой традицией русского реализма, в том числе и с великим писателем Достоевским. Полемика проводится с целью создания нового языка и соответственного нового описательного словаря для того, чтобы способствовать расширению знания и сознания о ГУЛаге, а это значит и расширить границы нашего мира, “ибо границы моего языка означают границы моего мира”».


  • Ален Бадью Шаламов и Солженицын (2005)

  • «Где Солженицын видит архивы Дьявола, Шаламов находит — у пределов возможного — жесткое ядро некоей этики. Даже географическая изоляция Колымы (туда приплывают на пароходе, а остальную страну заключенные называют "материком") способствует созданию странного впечатления вывернутой наизнанку утопии. Ведь читатель постепенно забывает, что речь идет о политике, о государстве, о централизованно осуществленных злодеяниях, чтобы замкнуться в некоем завершенном мире, где все различия в сознании и поведении - разветвленные и глубокие — сведены к чему-то основному. Вот точка, где читатель вступает на другой возможный путь восприятия самой политической истины».


  • Валерий Петроченков Шаламов и мировая культура (2002)

  • «Проза Шаламова полифонична. Ее содержательность не замкнута в пределы исторического свидетельства. Это открытый, инвариантный текст, адресованный человечеству. Язык этой прозы — язык мировой культуры, обогащенный ее самобытным русским, шаламовским изводом».


  • Елена Михайлик Кот, бегущий между Солженицыным и Шаламовым (2002)

  • «Там, где Солженицын выстраивает батарею значений, Шаламов демонстрирует, что значения тоже не выживают. Разъедающий опыт Колымы транслируется не в упорядоченную информацию, а в переизбыток неупорядоченной. Шаламов пытается заставить читательский текст — личную культурную память читателя — взаимодействовать не с текстом рассказа, а с текстом лагеря».


  • Елена Волкова Повторы в прозаических текстах В. Шаламова как порождение новых смыслов (2002)

  • «Повторы В. Шаламова — это приведение читательской и исследовательской эстетической позиции или в сторону общего, панорамно единого Текста или в направлении текста неповторимого и законченного. При этом смысловые центры сдвигаются на периферию, а периферия — к ядру текста. Единичный, точечный смысл вырывается в универсум, физическое — в метафизическое».


  • Францишек Апанович Сошествие в ад (Образ Троицы в «Колымских рассказах») (2002)

  • «Легкая примесь иронии, или, более точно — автоиронии, с которой начинается повествование, не снимает совершенно серьезного отношения к теме и способствует, так сказать, обнажению, разложению и, казалось бы, разрушению метафоры (“кровавая жертва приносилась с соблюдением полной стерильности”), которая благодаря этому приобретает еще большую силу воздействия, чему способствует контекст других жертв из жизни заключенных, бросаемых к ногам этого страшного бога, описанных сплошь и рядом в колымской прозе».


  • Валерий Есипов «Развеять этот туман» (Поздняя проза В.Шаламова: мотивации и проблематика) (2002)

  • «есть основания рассматривать позднюю прозу Шаламова по ее ведущим мотивам как предельно искреннюю исповедь перед собой и потомками, и одновременно — как развернутую фронтальную полемику с неприемлемым для писателя комплексом идей и представлений (связанных не только с Солженицыным, но в первую очередь с ним — вождем и эмблемой «духовной оппозиции»); как прямой и ясный ответ на ключевые, «невротические» для либеральной интеллигенции вопросы эпохи, и главный из них — о революции и ее значении в судьбе России».


  • Елена Волкова Трагический парадокс Варлама Шаламова (1998)

  • В исследовании доктора философских наук, профессора Е. В. Волковой (МГУ) впервые рассматривается художественная проза В.Т. Шаламова (1907—1982) как своеобразный эстетический фено­мен, в котором немалую роль играет парадоксальность описываемых им трагических ситуаций, жертвой которых оказался человек в XX веке.


  • Елена Волкова Эстетический феномен Варлама Шаламова (1997)

  • Статья доктора философских наук Елены Васильевны Волковой (МГУ), опубликованная в сборнике материалов IV Международных Шаламовских чтений.


  • Евгений Громов Диалектика цельности (1997)

  • «Я далек от желания упрекать всех авторов, пишу­щих о Шаламове, в такой подмене. Но и "самозабыв­чивости", интерпретационного самоограничения нам порою не хватает. При всей своей рельефно выражен­ной противоречивости, Шаламов удивительно целен в мировосприятии и творчестве. Всегда ли улавливает­ся эта цельность? И не утрачивается ли порою ее живое ощущение в разных подходах к шаламовскому тексту, к личности великого писателя, когда фиксируется вни­мание лишь на одних сторонах его духовного мира и несколько затеняются другие стороны?»


  • Валерий Есипов Он твёрже своего камня (В. Шаламов и А. Камю: опыт параллельного чтения) (1997)

  • «Весьма показательно, что материалом для “Праведных” Камю послужили книги Б. Савинкова (В. Ропшина) — автора, который оказал очень сильное влияние на Шаламова в юности. В “Четвертой Вологде” есть тому прямое подтверждение: Шаламов пишет, что любимыми книгами его тогда были повести Ропшина “Конь бледный” и “То, чего не было”. При этом он подчеркивает, что его влекли не программы эсеров, не психология террора, а “моральный уровень” героев Ропшина, воплощенный в принципе соответствия слова и дела».


  • Францишек Апанович Филиппика против силы (1997)

  • «Мне кажется, что именно взаимоотношения власти, силы и насилия с человеческой личностью являются одним из стержневых вопросов шаламовской прозы, не только “выходящим за пределы зоны”, но касающимся — рискну допустить такое предположение — самих основ человеческой жизни, а может быть и жизни вообще. Настоящий текст представляет собой попытку рассмотрения этих взаимоотношений в изображенном мире “Колымских рассказов”».


  • Елена Волкова Варлам Шаламов: Поединок слова с абсурдом (1997)

  • «Сегодня становится все более очевидным, что Шаламов — это не только и, может быть, не столько историческое свидетельство о преступлениях, которые забывать — преступно. В Шаламов — это стиль, уникальная ритмика прозы, новаторская новелл истинность, всепроникиющая парадоксальность, амбивалентная символика, блестящее владение словом в его смысловом, звуковом облике и даже в начертательной конфигурации, композиционная выверенность в сочетании с вариативностью, тонкая стратегия мастера и спонтанность ловящего “стремительную тень воображенья” поэта.»


  • Елена Михайлик Другой берег (1997)

  • «В тот момент, когда Шаламов поставил себе задачу “запомнить и написать”, он, подобно Пугачеву и его товарищам, повел бой по своим правилам – из “Заключенного” стал “Писателем”. Человек, написавший “Колымские рассказы”, перенес сражение с вне человеческой системой на чуждую лагерю и родную для него самого территорию культуры».


  • Елена Волкова Парадоксы катарсиса Варлама Шаламова (1996)

  • «Трагический парадокс — художественный способ прозрения глубинной сути происходящего с рассказчиком и персонажами в прозе В. Шаламова. В нем же — один из важнейших стимулов к преодолению, освобождению от ужасного и абсурдного, один из источников катарсического просветления в, казалось бы, безысходных обстоятельствах. Гениальная “творческая догадка” автора открывает и путь читателю, по которому он волен идти».


  • Лариса Червякова Экзистенциальная проблематика прозы А. Платонова и В. Шаламова

  • «“Разумного основания у жизни нет — вот что доказывает наше время”, — пишет Шаламов. Отсюда — ощущение абсурдности жизни и отчуждение от неё, что свойственно платоновским и шаламов­ским героям. Вощев томится “последовательной тоской” без истины, чувствуя себя “заочно живущим”, “механически выбывшим человеком», а Прушевский решает по­кончить с собой, осознав что истина недостижима. В эссе об абсурде “Миф о Сизифе” А. Камю определяет отчаяние, ведущее к самоубийству, как «состояние абсурда”, ко­торое коренится в крушении всех надежд и может быть выражено формулой «эта жизнь не стоит труда быть прожитой»


  • Дени Вьенне Мир и жизненные силы искусства: творчество Шаламова, космология Ривза, философия Делёза

  • «Данное исследование основывается на оригинальном пересечении (встрече) трех дисциплин с целью осветить точки соприкосновения между ними: это искусство (параграфы I, II и VI), космология (параграфы II и III) и философия (параграфы IV, V и VI). Искусство представлено писателем и поэтом Варламом Шаламовым, космология — Хьюбертом Ривзом, философия — Жилем Делёзом».


  • Константин Тимашов О выходе нового номера французского научного журнала «Портик», включающего специальный раздел о В.Т. Шаламове с переводом его архивного текста об Осипе Мандельштаме

  • «Таковы грани тех тем, вопросов и проблем, которые поднимаются и осмысляются в новом номере журнала “Портик”, и в контексте которых творческое наследие Варлама Тихоновича Шаламова оказывается востребовано и актуально — и в новых исторических условиях мы не перестаем обращаться к его голосу, личности и мысли».